Заговор стервятников

— Представляю себе лица ваших мучителей, — Мура довольно засмеялась. — Версия о шпионской сети строилась на этой Библии и рапорте мичмана Таволжанского.

— Вот именно, — согласился Вирхов. — Мичман с самого начала морочил голову и мне, и Ястребову, считал безухого китайца опасным шпионом. А остался от лукавого мудрствования один пшик. Нас с Софроном Ильичом с поклонами и извинениями сопровождали до дверей.

— Карл Иваныч возмущался, что его от дел отвлекли! И убийство Ерофея, и налет на «Семирамиду», и смерть купца Малютина, и взрыв у бывшей гауптвахты… Все застопорилось, — добавил Бричкин, с удовольствием уплетая холодную ветчину, принесенную заботливой Глашей.

— И падение вазы на голову модного адвоката, и отравление Минхерца, — продолжила Мура.

Вирхов обтер губы салфеткой, отложил ее и встал.

— Вам бы все шутки шутить, Мария Николаевна! А мне пора на Литейный. Дело-то без меня стоит… Жаль, Коровкиным звонить поздно.

— Я очень признательна вам, Карл Иваныч, — покраснела Мура. — Спасибо, что выручили Бричкина. Я очень тревожилась о Софроне Ильиче. Да и наше расследование тоже остановилось…

Вирхов скривился и пожал в знак прощания руку профессору.

— Если вы о Бурбонах, то это не по моей части. У меня другие проблемы: придется завтра облаву организовать. Пора положить конец безобразиям…

— Но облаву можно и отложить, — неуверенно произнесла Мура, отводя глаза от испытующего взора Вирхова. — Могут обнаружиться другие обстоятельства, которые поменяют ваши планы…

— На что вы намекаете? — в голосе Вирхова послышалась тревога. — Вам что-то известно?

— Пока еще нет, — уклонилась Мура, — но завтра станет известно из выпуска «Петербургского листка». Только умоляю вас, примите все меры предосторожности.

ГЛАВА 24

Карл Иванович Вирхов попал на Литейный уже за полночь. Однако его кабинет был заполнен людьми. Павел Миронович Тернов и письмоводитель Поликарп Христофорович принимали кого-то в следственной камере; кого именно, Вирхов сразу не разобрал. Зато тут же отметил, что кандидат восседает за его письменным столом! Ему это не понравилось, но искренняя радость подчиненных смягчила душу, и следователь решил не размениваться на пустяшные выговоры.

— Карл Иваныч, — Тернов выбежал навстречу начальнику и егозил перед глазами Вирхова. — Как я рад, что вы вернулись! Поздравляю! — Пока письмоводитель помогал начальнику разоблачиться, Тернов изливал потоки слов. — Мы уже знаем, что вас отпустили, звонил товарищ прокурора. Но и я не терял даром времени. — Кандидат приосанился. — Я связался с сыскным, потребовал, чтобы всех свободных агентов отправили на поимку преступников: часть — в автомобильную мастерскую, а часть — в Шахматный клуб. Велел им рассредоточиться и занять посты наблюдения. Пока новостей нет, но я уверен, уверен, что кто-нибудь из них да появится!

— Хорошо, — устало похвалил Вирхов, — а что здесь происходит? Почему здесь господин Загнобийло?

Остап Тарасович еще по прибытии следователя вскочил со стула, теперь же он вытянул руки по швам и вращал глазами, не решаясь ответить за Тернова. Вирхов жестом пригласил его присаживаться.

— Господин Загнобийло дал нам новую нить. Он вам сейчас все сам расскажет. А вот ваша кухарка…. — затараторил Тернов.

— В чем дело, Прасковья? — перебил его Вирхов, только теперь опознав в закутанной бабе, сидевшей у стола Поликарпа Христофоровича, свою собственную прислугу, а в мужике рядом с ней знакомого дворника. — Опять забыла открыть печные вьюшки?

— Господь с вами, барин, — Прасковья перекрестилась.

— Господин Вирхов, — подоспел Поликарп Христофорович, — со слов свидетелей мною записаны новые показания, они проливают дополнительный свет на отравление Минхерца.

Расспросив самолично дворника и кухарку, Вирхов выяснил следующее: днем дворник Селифан Клушин поднялся на крышу скидывать снег и обнаружил, у одной из печных труб снег притоптан, а около — крышка от бочки и моток провода с чугунным шаром на конце. Получалось, кто-то орудовал у дымовой трубы, как раз у той, что связана с дымоходами вирховской квартиры, мог и набезобразничать. Впрочем, теперь сама Прасковья во всем сомневалась: в каком положении были вьюшки, когда она уходила вечером и когда она утром вошла в удушливую квартиру, не помнила, двигала ли она их, потеряв голову…

— Тьфу ты, — Вирхова охватило раздражение, — ну и бестолочь. Ничего не понять. А откуда взялась крышка от бочки? Впрочем, все равно. Чтобы с крыши повредить мой дымоход, надо быть сильно грамотным.

Утомившийся Тернов давно перестал молотить языком и восторженно пялился на вернувшегося начальника. Тот отпустил Прасковью и дворника и обернулся к Загнобийло.

— Итак, Остап Тарасыч, докладывай, с чем пришел.

Загнобийло огладил пышные черные усы, концы которых свисали ниже подбородка.

— Вам известно, Карл Иваныч, у меня на участке баловства нет. Народ у меня смышленый, бузить остерегается — научен горьким опытом. Обо всех непорядках мне сообщает. Так вот. Один из моих людей нашел на помойке автомобильный руль. Другой — через несколько дворов — огромные очки в желтой кожаной оправе, автомобильные. А третий углядел в жерле водосточной трубы нечто черненькое и выволок кожаную перчатку.

— Ну и что? — поторопил Загнобийло Вирхов.

— Вычертил я на бумаге траекторию точек, где обнаружены все эти предметы, — Загнобийло снова огладил усы и протянул Вирхову исчерченный лист, — определил направление движения и возможный радиус поисков преступника.

— Похоже, находки связаны с взрывом автомобиля, — Вирхов сосредоточенно изучал самодельную карту.

— Я же говорил вам, Карл Иваныч, — встрял Тернов, — что водитель с рулем вывалился из машины!

Вирхов поморщился, как от зубной боли и изрек:

— Мало ли что кто мне говорит? Вон Кронберг уверял, что Шевальгин глухонемой, а у вас заговорил. Да и Фанфалькина шахматистом аттестовал, а профессор Муромцев утверждал мне противоположное. Продолжайте, Остап Тарасыч.

— Слушаюсь, ваше превосходительство. Попервоначалу я думал, это эсеры балуют, их расплодилось, что крыс. Однако опросил глазастых жильцов и выяснил: кое-кто кое-что видел. И вышел я на известного вам сынка хозяина трактира «Чарочка». Это меня смущает. Сынок-то в связях с эсерами не замечен. Хлопчик правильный, безвредный. В шахматишки играет. С парубками. Собираются в задней комнате трактира.

— А что за дружки? — спросил Вирхов. — Студенты?

— Двое вроде как студенты. А третий рохля, тюха, из рода черепашек, медленный, сонный.

— Так что ж ты хочешь, Остап Тарасыч?

— Тай думку и гадаю, — Загнобийло поскучнел. — То ли идти с обыском? То ли нет? А ну как в лужу сяду? Да и ночь уже, поздно… Хозяин-то «Чарочки», поп-расстрига, гневлив… Так и разбрелись, уж, верно.

— Та-ак… — холодея, протянул Вирхов, — а сынка его не Дмитрием кличут?

Остап Загнобийло помертвел.

Вирхов испытывал хорошо знакомый ему внутренний трепет: он не сомневался, что с помощью ретивого служаки вышел на след банды «Черный сапсан», соединялось все в единую цепь: «Лейнер», «Семирамида», шахматный клуб, автомобильная мастерская, «Чарочка». Посовещавшись с Остапом Загнобийло, решили, что ночью в закрытом и пустом трактире делать нечего, а вот приглядеть за ним стоит, дождаться, когда в «Чарочке» соберутся подозрительные личности, и тогда уж устроить облаву. И привлечь к ней и городовых, и тайных агентов, которых кандидат Тернов отправил мерзнуть по адресам бесполезным.

Отпустив Загнобийло, Вирхов не стал делать никаких внушений своему истерзанному помощнику, а предпочел лечь на черный служебный диван и попытаться, укрывшись шинелью, заснуть.

Горя желанием с утра быть под рукой у начальника, Тернов тихонько выскользнул в смежную комнату, где имелось местечко и для него, и для Поликарпа Христофоровича, чтобы прикорнуть до утра. Засыпая, он предвкушал момент, ради которого пришлось столько вытерпеть, — поимку дерзких бандитов. Он представлял, как с револьвером в руке возникнет на пороге соколиного гнездышка. Последней мыслью его было то, что на несколько дней он станет героем газетных репортажей…