Страница 37 из 51
– Я не помню из лекций господина Гревса, были ли среди рыцарей Иерусалима женщины и вручали ли им крест в петлицу, – ворчливо возразила Мура.
– О! – доктор Коровкин схватился за голову. – Да какое вам до всего этого дело? Отдайте записку – и перестаньте мучить нас всех.
– Я бы отдала, – тяжело вздохнула Мура, – но она сама сказала, что ее в коляске кто-то ждет… А если адресат именно он? И вся сцена ревности искусно разыгранная комедия?
– Это Сигизмунд Суходел всего-навсего, – простонал доктор, – компаньон покойного Сайкина. Он ни при чем!
– А я в этом не уверена, – упорствовала Мура.
– Ты права, Машенька, – поддержала младшую дочь изнуренная всем произошедшим мать. – Крест в петлицу больше к лицу мужчине.
– Если эта негодяйка разыграла комедию, а вовсе не ревнует, я ее убью сама, – с трудом скрывая ярость, процедила сквозь зубы Брунгильда. – Да кончится ли когда-нибудь весь этот кошмар?
Ответом ей стал электрический звонок из прихожей.
– Может быть, это Николай Николаевич? Или хотя бы его ассистент Прынцаев? – с робкой надеждой спросил доктор, глянув на Муру.
Она приложила палец к губам.
После недолгого ожидания белая створка двери отворилась, и в проеме возникла Глафира, с визитной карточкой на подносике.
– Господин Коровкин, – сказала она растерянно, – вас спрашивает господин Астраханкин. Прикажете принять?
Клим Кириллович вопросительно уставился на Елизавету Викентьевну, та автоматически поправила прическу.
– Обязательно, – зашипела Мура, сделав, умоляющие глаза.
Елизавета Викентьевна, не дождавшись реакции доктора, согласно кивнула. Глаша вышла, и вскоре на пороге возник элегантный высокий господин средних лет, довольно плотный, в темно-синей тройке и белоснежной рубашке, высокий ворот которой подпирал строгий галстук с коралловой булавкой. Черная с проседью шевелюра и такая же, стриженная полукругом бородка обрамляли благообразное румяное лицо.
– Прошу прощения, если нарушил ваш покой, – сказал он, сияя располагающей улыбкой. – Позвольте?
Он представился, неспешно подошел к хозяйке и поцеловал протянутую ему руку. Затем с исключительной аккуратностью приложился пушистыми усами к ручкам барышень. И только после этого пожал руку доктору.
– Телефонировал вам домой, уважаемый Клим Кириллович, – объявил он, усаживаясь на предложенный стул, – да разведал, что вы сюда отправились. Не утерпел. Захотелось поблагодарить вас за то, что ночью спасли мое сокровище.
– Я как раз собирался к вам, но обстоятельства задержали, – смущенно пробормотал доктор.
– Анечка прекрасно себя чувствует, немножко бледненькая, но уже готова резвиться. Страшно представить, что моя дочь едва не погибла. И я отсутствовал. Дела, знаете ли, для них и стихия не заказ, пришлось ехать к графу д'Ассейну. И ведь полон дом прислуги, мать грамотная женщина. А за ребенком уследить не могут.
Господин Астраханкин остановил внимательный взор на бледной Брунгильде.
– Я лишь выполнял свой профессиональный долг, – заметил доктор.
– Вот и я, господин Коровкин, – продолжил Астраханкин, внимательно разглядывая старшую профессорскую дочь, – поспешил вас лично отблагодарить. Гонорар гонораром, но примите от меня маленький презент. С радостью бы выхлопотал бы для вас крест в петлицу, по собственному опыту знаю, как радуют такие знаки отличия, но надеюсь, мой дар вам тоже понравится.
Он снял с пальца перстень и протянул его доктору Коровкину.
– Я не могу принять такой дорогой подарок, – возразил Клим Кириллович.
– Вы обидите господина Астраханкина, – с внезапной горячностью вступила Мура, – берите и благодарите. Действительно, жизнь ребенка дороже золота.
Доктор смущенно принял перстень. Мура, не скрывая любопытства, нагнулась, чтобы лучше его рассмотреть. Это был перстень с печаткой. На его поверхности вырисовывался четырехлистник с бугорком в перекрестье. Но надписей никаких.
– А нет ли в этом перстне тайника? – спросила она господина Астраханкина, передвинувшегося к стулу, на спинке которого висел черный плащ.
– Тайник есть, – ответил Астраханкин. – Нажмите на кнопочку. Внутри на крышке найдете мою фамилию.
– Вы шутите, – Мура отпрянула, – в тайниках хранятся яды.
– Вы слишком романтичны! – улыбнулся Астраханкин. – «Волшебный дар Изоры»! Глупостям учат вас в гимназиях. Клянусь своей дочерью, яда там нет.
– Машенька у нас большая шутница и выдумщица, – пояснила Елизавета Викентьевна и растроганно добавила: – Я понимаю ваше состояние. Это ужасно, лишиться ребенка. Слава Богу, все обошлось. Да и Клим Кириллович мог пострадать. Он прекрасный доктор, обидно было бы из-за досадной ошибки потерять репутацию, когда уже пора думать о собственной клинике…
Астраханкин в задумчивости посмотрел на смущенного доктора.
– Клим Кириллович, если наши интересы совпадут, то не исключено, что среди моих благотворительных заведений появится и клиника. Думаю, и граф д'Ассейн, известный благотворитель, с удовольствием присоединится ко мне, он и к наукам неравнодушен.
– Приятно, когда состоятельные люди тратят свои капиталы на благотворительные дела, а не на пустые развлечения, – с воодушевлением заметила Елизавета Викентьевна и не удержалась, выговорила наболевшее: – Что может быть нелепее маскарадов во время наводнения?
– Не каждый маскарад нелеп, – мягко возразил Астраханкин, – иногда и за пустыми развлечениями скрываются самые благородные цели. – Он взял наконец в руки черный плащ со спинки стула. – Наряд знакомый… Вчера у графа… Вы там были? Мне кажется ваше лицо знакомым. – Он с восхищением смотрел на точеный профиль золотоволосой красавицы. – Эти противные капюшоны… Значит, мы еще с вами встретимся. – Он скомкал плащ и бросил его на прежнее место. – Позвольте? – Он склонил крупную черноволосую голову и со значением поцеловал руку Брунгильде. – Позвольте откланяться.
Лицо гостя приобрело каменное выражение, глаза потухли, он повернулся и оставил гостиную.
В повисшей тишине Муромцевы и доктор напряженно ждали, когда за посетителем захлопнется дверь и раздастся отдаленный звук железного засова.
– Фу. – Мура в изнеможении откинулась на спинку дивана. – Вы заметили? Он пришел сюда, чтобы осмотреть этот плащ. Он его незаметно ощупал! Я видела!
– Причину своего визита он объяснил внятно и убедительно, – охладил ее пыл доктор. – Не приписывайте господину Астраханкину своих фантазий.
– Но он подарил вам этот проклятый перстень! – вскричала Мура. – А там яд! Я уверена! Едва вы откроете крышку и вдохнете кристаллики, вы умрете!
– Зачем ему надо убивать спасителя его дочери? – вытаращился на Муру доктор.
– Как вы не понимаете? – воздела она руки к потолку. – Потому что он увидел здесь этот проклятый плащ! Потому что он думает, что вы завладели письмом мсье Бертло! А вы уверены, что он не знает о вашей дружбе со следователем Вирховым? И потом! Потом! Вы ведь можете уличить его в убийстве!
– Об убийствах слышать не хочу, – всхлипнула Брунгильда.
В голосе Муры доктор расслышал что-то, что вернуло его к мысли о необходимости скрывать ото всех важную информацию… Ведь она расследует дело… Или уже не расследует?
– Мура, ты думаешь, что мсье Бертло писал письмо именно господину Астраханкину? – спросила Елизавета Викентьевна.
– Вполне возможно, – внезапно пыл Муры остыл. – Если только его не подослал истинный адресат.
– Но ведь какой-то крест в петлице у господина Астраханкина есть, – заметила профессорская супруга, – он сам признался.
– А если такой знак в Петербурге имеют и другие рыцари? – задумчиво ответила Мура. – Все-таки не хочется подозревать такого достойного человека. Надо все хорошенько обдумать.
– Надо показать господину Астраханкину письмо мсье Бертло! – заявил доктор.
– Клим Кириллович, не сердитесь, – попросила Мура. – Хотя синьорина Чимбалиони….
– Ты думаешь, она искала у нас господина Астраханкина? – встрепенулась хозяйка. – Это он ухаживал за нашей Брунечкой и вызвал такую вспышку ревности у циркачки? Странно, такой благовоспитанный господин, и так любит свою дочь.