Автомобиль Иоанна Крестителя

Вирхов вскочил и забегал по кабинету. Вспомнился ему не к месту и ночной звонок господина Короленко, разыскивающего какого-то никому не известного писателя Каретина. Возможно, Короленко что-то знал и желал направить следствие в нужном направлении? Он, прогрессивный защитник бедных и сирых, и снискал себе славу, ввязываясь в самые скандальные судебные процессы. Но Сайкина сирым не назовешь. Вирхову хватило десяти минут, чтобы, созвонившись с редакцией «Русского богатства», выяснить, что с Короленко переговорить нет возможности, а писателя Каретина там не знают.

У Вирхова мелькнула любопытная идея. Он кликнул письмоводителя, велел ему сесть на место и записывать.

– Так, пиши, Поликарп Христофорович. В столбик. Каретин, Коротин, Корытин, Курятин. Записал? На всякий случай еще. Пиши. Калитин, Калинин, Колонии, Колунин. Довольно. Теперь иди.

– Куда? – не понял оторопевший письмоводитель.

– В картотеку, – решительно ответил Вир-хов. – Проверь, не проходили ли по нашим делам люди с такими фамилиями. Если есть, выпиши всех. Может быть, ниточка здесь кроется?

Тяжело вздохнув, письмоводитель с листком в руке отправился выполнять задание.

Вирхов вернулся за свой стол вовремя, раздался телефонный зуммер.

– Вирхов слушает. А, это вы? Добрый день. Все ли благополучно? Как здоровье Полины Тихоновны?

Доктор Коровкин – а звонил именно он, – сообщил старому доброму знакомому, что тетушка жива и здорова, хотя сегодня ночью немало переволновалась из-за длительного отсутствия любимого племянника. Передает привет Карлу Ивановичу. Сегодня за завтраком обсуждали ход следствия по делу Сайкина, и он, Клим Кириллович рассказал о фотографии, которую видел у Суржикова. И тетушка Полина настояла, чтобы он, Клим Кириллович, позвонил следователю и немедленно задал важный вопрос.

– И какой же? – Вирхов насторожился.

А кто делал тот фотографический снимок, на котором изображены сайкинские авторы и Варвара? Выяснил ли Карл Иванович обладателя фотоаппарата? Ведь он мог быть тоже автором издательства – а значит, и убийцей?

Карл Иванович сдержанно поблагодарил доктора Коровкина, передал привет уважаемой Полине Тихоновне и в изнеможении опустился в свое кресло. В принципе, поинтересоваться личностью фотографа не мешает – еще одна персона, побывавшая в приемной накануне смерти книгоиздателя. Не этот ли человек является убийцей? И зачем он явился с фотоаппаратом в редакцию? Не для того ли, чтобы оказаться вблизи письменного стола, в ящике которого лежали запасные ключи?

Вирхов отер пот со лба, встал и подошел к зеркалу, висящему на стене. Из потусторонней глубины глянуло на него несколько обрюзгшее лицо, воспаленные глаза, лоб, перерезанный двумя поперечными морщинами, жидкие тусклые волосы, сквозь которые просвечивала розоватая кожа.

«Ну и видок, – сказал он сам себе. – Ехать или не ехать к синьорине Чимбалиони? Или стоит лучше заняться разработкой новых версий?»

Он двинулся к вешалке и уже взялся было за шинель, как дверь отворилась и в кабинете вновь возник несносный кандидат Тернов.

– Стойте, Карл Иваныч! Стойте! – завопил он с порога. – Открытие необыкновенной важности!

– Что вы так блажите? – Вирхов неприязненно отпрянул. – Зачем такая спешка? Что горит?

– Все псу под хвост! Все версии! Весь блеск интеллекта!

– Выражайтесь яснее, мне некогда. – Вирхов все еще не отпускал рукав шинели.

– Да выслушайте же меня! – продолжал, захлебываясь, Тернов. – Выслушайте! И лучше сядьте, а то на ногах не устоите!

Вирхов обреченно прошествовал к столу и сел, сцепив на столе пальцы обеих рук. Тернов расположился напротив, заложив ногу на ногу, он выказывал нешуточное беспокойство.

– Ну, выкладывайте, – потребовал Вирхов.

– Суходела я в издательстве не застал. А Варвара плачет, госпожа Сайкина еще не приехала, градоначальник из-за наводнения все похороны запретил, когда откроют кладбища неизвестно. Но я все-таки попросил ее пару слов черкнуть – сразу ясно, это не она писала записку.

– И это вас так взволновало? – с сарказмом спросил Вирхов, давно понявший, что Варвара к убийству отношения не имела.

– Нет, но, – торжествующе продолжил Тернов, – как вы и учили, Карл Иваныч, проявил я инициативу.

– На почте были? – догадался следователь.

– Был-был, да только никаких переводов в Лондон никто не отправлял. Вышел я из здания почтамта, глянул вокруг – в такую хорошую погоду опять тащиться на Литейный, чтобы получать от вас тычки и зуботычины? Ну, уж нет! И направился я… Угадайте, куда?

– От гаданий увольте и не тяните кота за хвост. – Вирхов пытался скрыть раздражение.

– В типографию! В ту самую, где печатал Сайкин свои дешевые книжонки!

– И зачем?

– Вы сами, Карл Иваныч, навели меня на эту мысль! Ну, своей версией, что господин. Конан Дойлприезжал в Петербург. Дважды.

– Как это дважды? – вскинулся пораженный вольными фантазиями помощника Вирхов.

– Один раз, чтобы вручить господину Сайкину свою рукопись. А другой, чтобы поквитаться с ним за присвоение гонорара.

– Чушь, милостивый государь, – фыркнул старый следователь, – истинная чушь. Вдумайтесь сами. Если б такое светило пожаловало сюда – вся столица бы гремела банкетами в честь британского гения!

– Да я знаю, что это чушь! – воодушевившись, Тернов вскочил и уперся обеими руками в стол вирховского стола. – Но с какой-то рукописи должен же был наборщик набирать книгу? Так? Так. И проник я в типографию, нашел рабочих, а уж с ними разговаривать я умею.

– Не понял, – прервал его Вирхов, в сознании которого мелькнул зловещий образ полковника Охранного отделения. – В антиправительственные кружки хаживали?

– Вот за это прогрессивная передовая молодежь и не любит нас, служителей закона, – обиделся Тернов, – за стремление всячески унизить личность, надругаться над всем святым.

– Вы эти разговорчики мне бросьте, – побагровел Вирхов, – с огнем играете. И так уж охранка сюда наведывалась.

– Что? – весь вид Тернова являл полнейшую растерянность и беспомощность.

– То, – отрезал Вирхов. – Быстро выкладывайте, что вы там накопали в вашей типографии?

Тернов обмяк и, кажется, готов был заплакать. Губы его задрожали.

– Так старался, из кожи лез, – говорил он, вынимая из кармана сюртука сложенный лист бумаги. – Подобно крысе какой-то вгрызался в Монблан бумажного хлама. И вот благодарность. Извольте, Карл Иваныч. Получите. Первый лист рукописи вашего «Автомобиля».

Вирхов встал и, приняв бумагу, погрузился в ее изучение. Прошла тягостная минута.

– Та-а-к, – протянул Вирхов, исподлобья взглянув на Тернова. – А другие листы, другие там имеются?

– Имеются, да выкапывать трудно, типография-то в подвале. Из-за наводнения там такой кавардак, – вздохнул Тернов. – Не было времени, мчался к вам.

– Вы хоть понимаете, открытие какой важности вы сделали? – угрожающе потряс бумагой Вирхов.

– Я с этого и начал, Карл Иваныч! Прикажите арестовать негодяя! Теперь все ясно! Как он ни скрывался, он изобличен! И мотив у него есть! Вы же читали эту книжонку! Там все изложено, как на духу! Вся история преступления, падение, шантаж, убийство, возмездие. Это точно он!

– Да, почерк похож на тот, который имеется в записке, обнаруженной под каменным котелком. Где она, кстати? Быстро несите!

Павел Миронович бросился в смежную комнатку и принес вещественное доказательство.

Вирхов взял записку и начал сличать буквы в обоих текстах. Затем медленно и тщательно обнюхал записку.

– Узнаю запах. Это он. Действительно, он всегда вызывал у меня подозрения.

– А самое главное – и фамилия говорящая! Теперь этот негодяй от нас не уйдет!