Страница 9 из 40
Княжеская дочь Люльпу, узнал юзбаши Серкач, и невольно залюбовался стремительным полетом прекрасной наездницы. Почти рядом с ней мчался коренастый юноша на вороном жеребце. И сосед Келей здесь, подумал юзбаши Серкач. Селение Келея находилось чуть выше Булгакара, за поворотом Серебряной реки. Уктын говорил, что Келей влюблен в Люльпу. Неглупый мальчик, подумал юзбаши Серкач, продолжая любоваться княжеской дочерью, которая почти поравнялась с ним. Он отступил с дороги к обрыву речного берега, и лавина всадников с топотом, визгом, свистом и криками промчалась мимо. Юзбаши Серкач невольно улыбнулся и двинулся следом.
А факелы уже рассыпались по берегу Малого оврага, свист и крики усилились, послышались сухие удары по стенам и крышам строений Куалын-горы. Убирайся, грязный Кыж! Выметайся, хворый Мыж! Уходи, злой Кыль! Пропади, моровой Чер! Гори заживо, Дай с коробом чирьев и грыжи!
Когда юзбаши Серкач подходил к дому Уктына, снова, в этот раз навстречу, промчалась грохочущая лавина, снова сверкнул искрами монет берестяной венец, снова просияли в ночи глаза Люльпу.
Верховный жрец стоял на крыльце своего дома и, улыбаясь, провожал взглядом конную ватагу. Узнав позднего гостя, он проворно сбежал по ступенькам и низко поклонился.
- Верховный жрец Уктын приветствует наместника великого хана!
- Весело тут у вас, - вместо приветствия сказал юзбаши Серкач.
- Завтра праздник. Молодые, как всегда, начинают первыми. Проходи в дом, дорогим гостем будешь.
Вскоре сели за стол, выпили вина из ржаной муки.
- Хороша дочь у князя, - неожиданно даже для себя сказал юзбаши и откусил вареного мяса. Уктын внимательно посмотрел на жующего булгарина и задумался. Он привык в любых словах, даже всуе сказанных, отыскивать глубинный смысл и тут же прикидывать, на пользу ему слова эти или во вред.
- Сосед мой, Келей, - снова заговорил юзбаши Серкач, парень не промах, коли на такую девушку засматривается.
Пустая болтовня, подумал Уктын.
- Я бы сам не прочь с ней ночь провести, - хохотнул гость. - Да что ночку? Можно бы и жениться.
Уктын налил булгарину вина, подвинул блюдо с мясом и снова задумался. Он знал, что Люльпу не любит Келея и никогда не станет его женой. Он знал, что сердце девушки свободно, и ни один из живущих вотов не волнует это сердце. Он попытался представить юзбаши Серкача мужем Люльпу.
После смерти Выра булгарин становится князем северных вотов. Совсем не разбираясь в жизни племен, он будет вынужден обращаться за советами к верховному жрецу. А это значит, что истинная и полная власть перейдет к нему, Уктыну. Булгарин глуп, но за его спиной могучее царство, которое всегда может послать войско в распоряжение своего наместника. А войско это сила, способная добыть новые земли, новые богатства, новых подданных, новую, еще большую власть, которая дороже земель и богатств.
Что для этого нужно?
Самое трудное, чтобы юзбаши Серкач навсегда остался наместником Булгарии в вотских землях. Это надо хорошо обдумать.
Второе - чтобы Люльпу стала его женой. Есть заговоры, приворотные зелья, есть тонкая хитрость и грубая сила.
Третье - смерть Выра. Все в воле великих богов, а он, Уктын, их служитель на земле:
И самое легкое - распалить этого губошлепа.
Вслух сказал:
- Да, с такой женой не стыдно показаться и при дворе великого хана.
Любой мужчина рядом с ней будет выглядеть героем.
- Ты так думаешь? - спросил юзбаши и замер. Счастливая картина вдруг возникла в душе его. Вместе с красавицей-женой он навсегда покидает постылый край и, осыпанный милостями хана, поселяется в Булгар-кала.
Сказочное видение осветило сумеречный мир, раздвинуло заскорузлые пределы бессмысленной жизни, наполнило надеждой отчаявшееся сердце.
- А что тут думать? - уверенно сказал Уктын. - Не хочу обижать булгарских женщин, да я и не видел их никогда, но думаю, что Люльпу не отстанет от них ни умом, ни красотой. И на навозной куче растут прекрасные цветы. И ты мог бы стать счастливейшим из смертных, если бы тебе удалось поместить наш благоуханный италмас в роскошную булгарскую вазу.
Про себя подумал: главное - остаться в стороне в случае неудачи.
Пригрести угли в костре жизни поближе к себе и при этом не обжечься вот главное достоинство умного человека. Обжигаться и сгорать в разворошенном пекле - удел глупцов.
- А если неразумному цветку дороже навозная куча? - нерешительно спросил юзбаши.
- Я хорошо знаю всех вотов, ближних и дальних, и считаю, что среди них нет ни одного, достойного Люльпу. Я довольно хорошо знаю тебя, благородный бий. Ты красивый, умный, храбрый, богатый. Только такому человеку мудрый хан мог доверить судьбу страны северных вотов.
Надеюсь, ты не сомневаешься в мудрости великого хана? Поверь, не каждому это по плечу. И только твоя безграничная скромность заставляет тебя сомневаться в том, что Люльпу будет рада стать твоей женой. Не сразу, может быть: Но даже если ты женишься на ней без ее согласия, она очень скоро оценит твои достоинства. Впрочем, я ни на чем не настаиваю. Ты хозяин этой страны, ты хозяин своей судьбы.
Твое дело - решать, мое дело- выполнять твои решенья.
Сокровища чудского храма
Расстрига торопливо допил чашу. - Благодарствую, боярин, - сказал он повеселевшим голосом и низко поклонился.
- Да ты садись, человече, - пригласил Дмитр Мирошкинич. - Садись да хвастай, а я слушать стану.
- Благодарствую, боярин, - отозвался расстрига, осторожно присел на край широкой скамьи и вопросительно глянул на Петрилу.
- Расскажи боярину о биармской татьбе, о разграблении Йомалского истукана.
Расстрига задумался, собираясь с мыслями.
- Ну? - нетерпеливо потребовал Дмитр.
- Давно это было, - начал расстрига свой рассказ, - еще во времена великого киевского князя Ярослава, прозванного в народе Мудрым. Ты, конечно, знаешь, боярин, что в те времена в далеких полночных землях, по берегам Двины расположенных, лежала страна чудских народов, рекомая Старой Биармией. Был в той стране торговый город, куда съезжались летом купцы варяжские да нурманские, которые меняли свои товары на драгоценные меха, биармскими жителями добываемые.
Стоял в том городе храм великого чудского бога Йомалы. Построенный весьма искусно из самого лучшего дерева, он был украшен золотом и каменьями драгоценными. На голове Йомалы блистала золотая корона с двенадцатью редкими камнями. Ожерелье его ценилось так же, как стоят сто пятьдесят фунтов золота. На коленях сего идола стояла золотая чаша, наполненная золотыми монетами, и такой величины, что четыре человека могли напиться из нее досыта. Его одежда ценою своею превосходила груз самых богатейших кораблей.
Однажды появились в том городе нурманские купцы. Главные из них были Торер и Карл, отправленные для торговли в Биармию самим королем Олафом. Приплыв туда и накупив мехов, они вздумали ограбить храм Йомалы. Нурманы зашли туда в глубокую ночь и похитили все, что могли. Желая еще снять ожерелье с идола, крепко привязанное, отсекли ему голову. Вдруг раздался ужасный стук и треск. Стражи храма пробудились и начали трубить в роги. Жители с криком и воплем гнались за нурманами и со всех сторон окружили их. Но будучи неискусны в деле воинском, не могли ничего сделать отважным грабителям, которые благополучно дошли до кораблей своих и скрылись:
Расстрига, умолкнув, скосил глаза на корчагу с медом.
-- Это все? - спросил Дмитр и недоуменно посмотрел на бывшего попа.
Тот молчал, все так же поглядывая на вожделенную посудину. Боярин, усмехнувшись, плеснул хмельной влаги и подвинул чашу жаждущему.
Расстрига быстро вылил мед в мохнатую дыру распахнувшегося рта и облегченно вздохнул.
- Чтобы избегнуть новых нападений, - благодушно продолжил он, - жрецы ограбленного храма решили перебраться на новое место, укромное и как можно более удаленное от беспокойных нурманских соседей. Долго двигались они навстречу Солнцу и, наконец, на берегу реки, которую булгары называют Чулман-су, заложили жрецы новый храм Йомалы. Узнав об этом, начали стекаться со всех сторон чудские люди, строились, обживались, и поднялась в тех краях новая страна - Великая Биармия.