Страница 33 из 155
Соколов уехал из Молдовы ни с чем. Но Запад продолжал активно давить на Москву и требовать от нее быстрее вывести свои войска, а не прибегать к различного рода ухищрениям. Особенно преуспевали в этом румыны и американцы.
В декабре 1995 в арбатских кабинетах часто можно было слышать разговоры, что ни МИД, ни руководство Минобороны РФ уже не знали, как подступиться к этой проблеме, если на ее решение бросали второразрядного генерала. Поскольку Кишинев упорно продолжал гнуть свое, в начале января 1996 года делегация МО и ГШ отправилась в Кишинев и Тирасполь, чтобы в очередной раз попытаться хоть как-то сбить остроту проблемы пребывания наших войск в ПМР.
Но что могли сделать эти люди (несколько генералов и полковников), наделенных мизерными правами и смутными полномочиями? Трудно ожидать успехов там, где завалы проблем нагромождают политики, а разгребают их военные. Такой подход в России стал почти системой. Он и приводит к тому, что впереди дипломатов начинают идти танки...
Весьма похоже, что при вялости и неопределенности российской внешней политики (в том числе и военной) мы вскоре будем вынуждены покидать выгоднейший плацдарм в Приднестровье. Вывод наших войск оттуда в Вашингтоне все чаще связывают с требованием соблюдать договоренности в рамках партнерства с НАТО и положениями Основоплагающего акта, который был подписан Ельциным в мае 1997 года в Париже.
Все более крепнущая дружба Молдовы с Североатлантическим блоком и перспективы полномасштабного принятия Румынии в НАТО не сулят нам ничего хорошего.
Есть и еще один важный аспект: поддержка России Западом все жестче увязывается с требованиями к Кремлю дать "определенные обещания" выполнить те или иные условия в сфере внутренней и внешней политики. И нельзя исключать, что требование раз и навсегда решить приднестровскую проблему, убрав оттуда все российские части, может быть одним из них.
Российским историкам еще предстоит написать много сенсационных статей и книг о том периоде, когда в годы правления Ельцина Россия нередко шла на военно-политические уступки Западу только потому, что от размеров его финансовой помощи зависела устойчивость режима.
За многие годы службы на Арбате у меня сложилось убеждение, что после выдворения Лебедя из Тирасполя наша военная политика в ближнем зарубежье нигде не проводилась с такой беззубостью, непоследовательностью и преступной авантюрностью, как в Приднестровье. Некоторые наши политики, наведывавшиеся в регион, словно соперничали меж собой в принятии решений, которые не укрепляли, а ослабляли там позиции России.
Например, еще в 1994 году Россия подписала с Молдовой договор о синхронизации политического урегулирования в регионе с выводом наших войск и вывозом техники и боеприпасов. Но этот ключевой принцип самой же Москвой был откровенно проигнорирован. О каком политическом урегулировании можно было говорить, если уже шел 99-й год, а диалог между Кишиневом и Тирасполем по-прежнему был похож на общение слепого с глухим.
Президент Молдовы Петр Лучинский:
- Приднестровье должно рассматривать себя частью Республики Молдова.
Президент Приднестровья Игорь Смирнов:
- Мы за общее государство на равных правах, за конфедерацию.
Оценивая такие позиции, российские газеты писали: "Помочь договориться Лучинскому и Смирнову может разве что чудо".
И, несмотря на это, Москва с неуклюжестью медведя взялась по-своему решать деликатную и взрывоопасную проблему. Вице-премьер правительства РФ Вадим Густов, посетивший Молдову весной 1999 года, договорился о вывозе из Приднестровья 13 эшелонов российского вооружения и военно-технического имущества без участия официальных представителей Тирасполя, что являлось грубейшим нарушением Меморандума от 8 мая 1997 года. Молдавские власти и пресса с восторгом оценили эти действия Густова как "прорыв".
Вскоре в одном из аналитических документов российского военного ведомства появился такой вывод: "Опасно оставлять незамеченным подобный "прорыв", поскольку это прежде всего прорыв в системе безопасности самой России".
Командующий Оперативной группой российских войск в Приднестровье генерал Валерий Евневич на все вопросы корреспондентов о вывозе оружия отвечал одинаково: мол, я человек военный и действую по приказам.
Летом 1999 года во время встречи с Лебедем я спросил у Александра Ивановича, что он думает о позиции Евневича.
- Он добросовестно довершает развал моей бывшей армии, - сухо ответил генерал.
Вскоре на эту же тему я говорил со знакомыми генштабистами. Мне хотелось понять смысл политических и военных решений, на основе которых мы шаг за шагом сдавали свои позиции в регионе. Внятных ответов на свои вопросы я не получил. И не потому, что офицеры были со мной неискренни, - они и сами не могли понять, что в действительности происходит. Их возмущало появление какого-то "полуподпольного" графика поэтапного вывода наших войск из Приднестровья, утилизации и реализации вооружений, военной техники и боеприпасов.
График этот не вписывался ни в один из ранее утвержденных российско-молдавских официальных договорных документов и не был утвержден ни президентом, ни правительством, ни парламентом РФ, но уже выполнялся. Создавалось впечатление, что этим процессом управляют привидения или какая-нибудь московская мафия, состоящая из правительственных чиновников и генералов, наподобие той, которая тайно перекачивала наше оружие в Армению в 1994-1996 годах (а количество "товаров", которые в соответствии с неким графиком подлежали вывозу с наших приднестровских баз и арсеналов, было более чем впечатляющим: только боевой техники почти 1100 единиц).
А тем временем наша разведка в регионе передала в Генштаб еще одну неприятную весть: молдаване и американцы разворачивали у берегов Днестра совместные учения, в эпицентре которых находился аэродром Маркулешты. На него готовился высадиться батальон американских десантников - штатовцы уже давно и основательно "пристрелялись" к этой молдавской военно-воздушной базе.