Страница 4 из 6
Каково же было ее удивление, когда она вдруг увидела Григория Орлова, лежавшего на канапе, и вскрывавшего толстые пакеты. Такие пакеты Дашкова видела в кабинете своего дяди - канцлера и знала, что они поступают из Кабинета его императорского величества. Дашкова спросила Орлова, что он делает.
- Императрица повелела мне открыть их, - ответил Орлов. Дашкова очень удивилась увиденному и выразила сомнение в том, что Орлов, что-нибудь поймет в этих бумагах.
Затем Дашкова побежала дальше, а возвратившись, увидела возле канапе, где лежал Орлов, стол, сервированный на три куверта. Вышедшая к ним Екатерина, пригласила к столу ее и Орлова. Из их поведения во время обеда Дашкова поняла, что императрица и Орлов - любовники. С этого момента стремление первенствовать сделало сотрапезников Екатерины непримиримыми врагами. И победителем в этом противоборстве оказались Орловы.
Ответные маневры Петра III
...Во всем Петербурге нашелся только один человек, который решился уведомить Петра III о совершившемся здесь государственном перевороте. Это был парикмахер императора француз Брессан. Он переодел своего слугу в крестьянский костюм, дал ему записку для Петра III, посадил на мужицкую телегу и велел ехать в Петергоф. Едва посланец переехал мост, как за его спиной встала цепь солдат, которым было велено не выпускать из города ни одного человека. Но было уже поздно - мнимый крестьянин оказался последним, кто проехал по дороге на Петергоф и Ораниенбаум.
...Утром 28 июня Петр III выехал из Ораниенбаума в Петергоф, намереваясь там отпраздновать свои именины, приходящиеся на этот самый день. Была прекрасная погода, и Петр ехал в открытой коляске, радуясь предстоящему празднику.
С ним вместе ехали прусский посланник фон дер Гольц и Елизавета Воронцова, а следом тянулась вереница экипажей с прекраснейшими женщинами и преданнейшими ему придворными и слугами.
А в это время в Петергофе обнаружили исчезновение Екатерины. Часовой, видевший, как две женщины рано утром вышли из парка, ничего другого сказать не мог, и тогда двое слуг пошли в Ораниенбаум, чтобы сообщить императору о случившемся. Как только они вышли на дорогу, навстречу им попался, ехавший верхом Гудович, и слуги обо всем ему рассказали. Гудович помчался обратно, навстречу императору, остановил его карету и рассказал об исчезновении Екатерины.
Петр тут же высадил из экипажей дам, приказал им идти в Ораниенбаум, а сам погнал карету со всей возможной скоростью в Петергоф. Подкатив к павильону, где жила Екатерина, он бросился в ее спальню, открыл шкафы, заглянул под кровать и стал зачем-то тыкать шпагой в панели и потолок.
Через некоторое время прибежала Елизавета Воронцова и с нею вместе дамы, ослушавшиеся его приказа, и побежавшие вслед за ним в Петергоф, а следом появился и посланец Брессана и передал записку, где говорилось о произошедшем в Петербурге государственном перевороте.
Петр послал к Екатерине канцлера Воронцова, надеясь, что тот сумеет убедить ее в безнадежности и преступности затеянного ею предприятия, а сам стал диктовать манифесты и приказы, коими надеялся поправить положение. Он приказал голштинцам выступить с артиллерией навстречу мятежникам, послал в Петербург за своим кавалерийским полком, разослал гусарские пикеты по окрестным дорогам, чтобы задержать и перевести на свою сторону, идущие по этим дорогам войска, и отправил в соседний Кронштадт полковника Неелова, приказав ему направить оттуда в Петергоф три тысячи солдат с боеприпасами и продовольствием на пять дней. Сам же, сняв прусский мундир, надел российскую форму и сменил прусский орден Черного орла на ленту и знаки Андрея Первозванного.
Однако, находившийся рядом с ним Миних убедил Петра III не начинать военных действий, ибо силы неравны и сражение, если только оно начнется, непременно будет им проиграно. Взамен Миних предложил отправиться в Кронштадт, и Петр согласился, тем более, что у него было под рукой много денег, и в случае опасности он мог беспрепятственно уйти из Кронштадта в Германию вместе с Елизаветой Воронцовой и верными друзьями и слугами.
Петр тотчас же велел своему адъютанту Антону де Виейре - сыну того самого Эммануила де Виейры, который прославился интригами и доносами в предыдущие царствования - отправиться вместе с флигель-адьютантом князем Барятинским в Кронштадт и отменить приказ, данный час назад Неелову. Едва де Виейра и Барятинский отошли от причала, как Петру сообщили, что в Петергоф с минуты на минуту войдут верные ему голштинцы. Воспылав новой надеждой, Петр тут же переменил решение и стал осматривать местность, задумав оборонять Ораниенбаум. Но вдруг, около 8 часов вечера к Петру примчался один из его адъютантов и сказал, что к Петергофу подходит армия Екатерины. При этом известии Петр и бывшие при нем придворные бросились к стоявшим наготове яхте и галере, которые тотчас же пошли в близкий, хорошо видный невооруженным глазом, Кронштадт.
На галере и яхте было 32 человека мужчин и 15 женщин. Наиболее значительными из них были: фельмаршал Миних, дядя императора - принц Гольштейн-Бек, Алексей Григорьевич Разумовский, прусский посланник Гольц, Елизавета Воронцова и ее родственницы, а также родственницы дяди императора.
Петр надеялся, что посланные в Кронштадт де Виейра и Барятинский удержат гарнизон и крепость на его стороне. Однако Петр не знал, что за последние несколько часов в Кронштадте произошли решительные перемены.
* * *
Комендант Кронштадта Нуммерс до появления там Неелова не знал о произошедшем в Петербурге, да и сам Неелов тоже ничего не мог объяснить толком, потому что имел обрывочные и противоречивые сведения - даже не сведения хоть немного достойные доверия, а просто слухи, в которые трудно было поверить.
Поэтому Нуммерс, который еще только обдумывал приказ, привезенный Нееловым и еще не распорядился грузиться на суда, даже обрадовался, получив от де Виейры новое предписание, - готовиться к приему императора.
Де Виейра и Барятинский, исполнив данное им поручение, уже собрались было отправляться обратно в Петергоф, как вдруг около 7 часов вечера на пристани высадился прибывший из Петербурга корабельный секретарь Федор Кадников с запечатанным конвертом, о содержимом которого он ничего не знал, а должен был лишь передать конверт коменданту Нуммерсу.