Страница 6 из 21
Алеша резко повернулся, зашагал прочь, но сбоку опять выскочила угловатая тень и нервически запрыгала по кустам.
— Вот опять в пузырь полез! — заискивающе бормотал незнакомец, семеня позади босыми ногами. — Сам и виноват. Его всерьез спрашивают, он же про какую-то Жар-птицу… Звать-то как тебя?
Алеша промолчал.
— Ну и дуйся! Очень нужно… А я еще думал его с собой за волчатами взять.
Парнишка забежал вперед, чтобы посмотреть, какое действие произвело его великодушное обещание.
— Волчицу я выследил в Елисейском овраге. Логово у нее там. Иду вот к леснику сейчас. Он мне дядей приходится, Степан Назарыч-то. С ним вместе и сходили бы завтра.
— Степан Назарыч в город уехал на целую неделю! — хмуро сообщил Алеша.
— А ты откуда знаешь?
— Знаю. Мы дачу у них снимаем.
— Вон оно что! Это ты и есть Алеша из города?
Алеша кивнул.
— А меня Мишкой зовут. Из Кувшинки я… Да ты погоди! Куда спешишь? Обдумать надо, как теперь быть. Разве будет волчица ждать целую неделю? Перетащит выводок в другое место, ищи тогда!
Они остановились возле тесно сгрудившейся семейки молодых сосенок. Мишка обломил несколько ростков с бледно-зелеными шерстинками еще не отделившейся хвои, начал в раздумье жевать их. Перехватив удивленный взгляд Алеши, предложил:
— Попробуй! Кисленькие. Не бойся — они полезные. От цинги этим лечатся.
Алеша с опаской пожевал. Новый знакомый начинал чем-то нравиться ему! Застенчивый и неловкий с людьми, Алеша особенно ценил в других находчивость и смелость. А Мишка, видно, из храброго десятка, если один волчицу выследил.
— Ну вот что! — Белесые, выгоревшие Мишкины брови сошлись у переносья. — Назарыча ждать не будем и вообще в компанию никого больше не возьмем. Одни управимся. — На Алешино плечо обрушилась крепкая Мишкина рука. — Логово разыщем, волчат в мешок, и айда!
— А… если волчица? — поежился Алеша.
Смешно выпятив нижнюю губу, Мишка сплюнул зеленой кашицей.
— Что волчица? Думаешь — бросится? Не-е! Сдрейфит. Это уж проверено. Следом, верно, увяжется, а чтобы броситься — слабо! Потом я ведь штырь железный прихвачу. Так по башке тяпну! Только не подойдет она, нет.
Мишка щелчком сбил комара с руки, сказал твердо, как отрубил:
— Завтра утречком сюда придешь. К этим вот сосенкам. Я с мешком ждать буду здесь. Без обмана только, слышишь?
…Елисейский овраг оказался за тридевять земель. Спотыкаясь от усталости, Алеша продирался следом за неутомимым Мишкой сквозь чащу, по крутому глинистому склону сползал в сырой овраг, плутал в нагроможденьях бурелома.
О, хитрая волчица умела замаскировать свое логово!
Отчаявшись разыскать выводок, Мишка решил выследить волчицу, когда та будет возвращаться с охоты к детенышам. И вот мальчики сидят, скорчившись в душной парной глуши, где терпко и горько пахнет разомлевшей от зноя листвой и тонко звенят над ухом назойливые комары. Волчицы нет как нет. Мишка нервничает. Запустил сучком в соседний куст, откуда цвиркнула неведомая пичужка, сбил кулаком жука, с натужным жужжаньем кружившего над поникшими листьями папоротника. Наконец, остервенело пришлепнув на щеке кровопийцу-комара, не выдержал:
— Житья не дают, стервецы! Разве с ними выследишь зверя? — Мишка обиженно вытянул губы, отер рукавом лоб. — Пойдем скупнемся, что ль, Алешк! Озерцо я тут знаю неподалеку.
Шли без тропы.
Жаркое полуденное солнце сквозило в вершинах берез. Проголодавшийся Мишка на ходу срывал какие-то стебли, с аппетитом жевал их.
— Попробуй! — предлагал он Алеше. — Это же скирда, на редиску чуточку похожа. А это вот — купырь. Тоже вкусно.
Алеша покорно жевал, хотя его слегка поташнивало от обилия зеленой пищи, рассеянно поглядывал навepx сквозь запотевшие очки.
— Шагай живей! — поторапливал Мишка. — Ну чего ты в небо уставился? Жар-птицу, что ли, свою высматриваешь?
Алеша отвернулся, обиженный.
— Опять серчает! — искренне огорчился Мишка. — Расскажи-ка, правда, что за птицу искал ты вчера.
— Ты же снова будешь смеяться.
— Не буду, слово даю, — пообещал Мишка. — Рассказывай, какая она из себя.
Алеша пригнул голову к петлице, куда еще утром вставил букетик ландышей: завядшие цветы и сейчас струили тонкий аромат.
— Какая, спрашиваешь… Красивая. Очень красивая! На осколок радуги похожа. И синим, и зеленым сверкнула. И даже, знаешь… светится.
— Вот уж чтобы светилась, это ты, брат, заливаешь. Птица — не светлячок. — Мишка сорвал мимоходом мясистый, с рассеченными листьями стебель борщевика и принялся ловко отслаивать кожурку нечистым когтем. — А нарядных птиц, как ты рассказываешь, мало ли? И на сизоворонку подумать можно, да и на сойку похоже. Вот бы послушать, как поет, тогда точно сказать можно.
Алеша хотел было изобразить музыкальный посвист Жар-птицы, но Мишка сделал вдруг страшные глаза и приложил палец к губам. Алеша замер на месте.
Гибким скользящим движеньем Мишка извлек из кармана штанов рогатку, зажал меж стиснутыми губами крючок из толстой проволоки, привычно расправил резинку. Алеша с затаенным дыханьем следил за этими приготовлениями. От одной мысли, что Мишка приметил в кустах волчицу, обмякли и сами собой подогнулись колени. Но, зацепив крючком резинку, Мишка стал прицеливаться не в кусты, а вверх — в сплетенье сосновых ветвей.
Щелкнула резинка, свистнув, хлестнул по веткам нехитрый снаряд. Серая, величиною с голубя птица всполошенно забила крыльями. Огибая стволы, стремительно понеслась в чащу. На землю посыпались зеленые ежики сбитых хвоинок.
— Промазал, гадство! — с досадой крякнул Мишка. — Против солнца целиться пришлось.
— Кто это был? — все еще вздрагивая от волнения, спросил Алеша.
— Горлинка.
— А зачем убивать ее?..
Мишка удивился:
— Чудила! Она, знаешь, какая вкусная!
— У вас, наверно, есть нечего? — наивно округлил глаза Алеша. Ему вдруг пришла в голову мысль, что и траву Мишка поедает от голода.
— Неужто ради еды только охотятся? — Мишка с раздражением запихнул рогатку в карман. — Как тебе это втолковать? Интересно это, понимаешь? А потом и мясо тоже… Даровое притом.
Алеша хотел возразить, что это жестоко, мерзко, но только рукою махнул. Разве такому докажешь? Обзовет еще дохлой интеллигенцией, очкариком. Да и горлинка-то улетела, на счастье.
Молча тронулись дальше. Огорченный неудачей Мишка тяжело сопел, отирал рукавом лоб и злобно отмахивался от привязчивой мухи. Оживился он только при виде озерца, которое сверкнуло меж стволов неожиданно, будто свалившийся на землю клок чистого неба.
— Ну и жарынь! — захрипел Мишка, на ходу сдирая потную, прилипшую к плечам рубашку. — Раздевайся живо, Алешк. Смотри вот!..
Фонтан слепящего жидкого солнца взлетел над озером, когда Мишка взрезал своим телом нетронутую гладь. Испуганно дрогнули и закачались опрокинувшиеся в воду сосны.
— Ох, и мирово же! — ревел Мишка, подскакивая. — Прыгай, Алешк! Да очки-то сними! Потопишь, чудила!
От холодной воды перехватило дыхание, будто ледяными обручами сковало грудь. Но кому же хочется прослыть трусом и неженкой? Алеша стойко вынес испытание до конца.
На песчаный откос он выбрался следом за Мишкой мертвенно-синим, с обвившейся вкруг ноги колючей травой. У него шумело в ушах, кружилась голова и все неудержимо прыгало перед глазами. Квадратное лицо Мишки с дрожащими фиолетовыми губами и сияньем вокруг мокрых встопорщенных волос вдруг расплывалось, и на Алешу опрокидывалось бездонное небо. Голубая стрекозка повисала в синем океане, ослепительно сверкая трепещущими крылышками. Потом вдруг иззубренные пики сосен вонзались в небо, и на их пестро-зеленом фоне корчился размытый силуэт Мишки с головой, застрявшей в рубашке, и нелепо болтающимися рукавами.
Внезапно все померкло, и сквозь шум в ушах Алеша расслышал обеспокоенный Мишкин голос:
— Ты чего, Алешк? Слышь! Чего с тобой?
Затем предметы снова обрели привычные краски, хотя шум в ушах не утихал и не унималась несносная дрожь.