Страница 15 из 21
— Только чур без эмоций, — строго предупредил Шуркин отец. — Мужчину слезы не красят. Сейчас умоюсь, обсудим положение.
Много ль нужно, чтобы воскресить мальчишеские надежды? Я стиснул Валетку за шею и зашептал ему в ухо:
— Чтобы больше не хамить, слышишь! Сейчас этот чародей даст нам волшебных порошков, и ты будешь глотать их с хлебом три раза в день. А жить тебе придется пока в сарайчике. Потерпишь недельку, ничего. Зато здоровый опять будешь, никто тебя не застрелит, глупыш мой косматый!
Тут на крыльце появился Шурка Лесков и, щуря заспанные удивленные глаза, направился ко мне. Отец остановил его суровым окриком:
— К собаке не подходить!
Шурка прирос к месту, а я похолодел от дурного предчувствия.
Несколько минут спустя Дмитрий Иванович (так звали Шуркиного отца) пригласил меня в комнату и предложил повторить рассказ. Привязанный у крыльца Валетка тревожно метался, пытаясь заглянуть в окно. Ветеринара в первую очередь интересовали приметы погибшей собаки, их мне пришлось описывать особенно подробно. Узнав все, что ему было нужно, врач задумался, угрюмо сдвинув брови, а я с затаенным дыханием ждал его приговора. То, что я услышал, было ужасней всех моих предположений.
— Плохо дело, мальчик, — вздохнул Дмитрий Иванович. — По всем приметам собака действительно была бешеная…
— Ну и что же! — воскликнул я. — Будем лечить Валетку.
— Это не так просто, как тебе кажется. Мне очень не хотелось бы огорчать тебя, но иного выхода я не вижу: собаку твою придется… того. Он пощелкал пальцами, как бы нащупывая щадящее, менее жесткое слово. Придется ликвидировать. А тебе необходимо принимать уколы. Причем немедля, с сегодняшнего дня.
— Никогда! — отчеканил я с непреклонной решимостью. — Если убьете Валетку, стреляйте и меня. Потому что ни одного укола тогда сделать мне не удастся. Ни одного! Я скорее… Тогда увидите, что я с собой сделаю.
Теперь, когда решение принято, я испытывал странную пустоту в голове и во всем теле, будто оборвались почти все нити, связывавшие меня с жизнью. Молчавший до этой поры Шурка побледнел и ухватил отца за рукав:
— Папа! Ну, неужели совсем ничего нельзя? Помнишь, овчарке ты уколы делал? Выздоровела же!
— То овчарка… И потом, что это за манера у тебя вмешиваться, где тебя не спрашивают?
Дмитрий Иванович порывисто зашагал по комнате.
— Ну, вот что… — раздраженно заговорил он, не глядя в мою сторону. У нас на пастеровской станции имеется, кажется, одна свободная изоляционная камера. Поместим пока в нее твою собаку. Один укол я ей сделаю. Но сегодня же, крайний срок — завтра утром, твой отец или брат старший или еще кто там есть у вас пусть принесет мне голову той собаки, которую загрыз Валетка. Понятно?
(Шурка ободряюще подмигнул мне.)
— Имеется, немного, правда, заболеваний у собак, симптомы которых сходны с бешенством, — продолжал Дмитрий Иванович, уже повязывая галстук возле зеркала. — Некоторые отравления, например… Так вот, если анализ покажет, что собака поражена иной болезнью, получишь Валетку обратно. А сейчас отправишься со мной в ветлечебницу и примешь первую прививку. И без всяких там фокусов!
Что я смог возразить? Через час Валетка тоскливо ныл, запертый в тесной пропахшей карболкой конуре, а я, ощупывая жгучую ранку на животе, в самом скверном настроении выходил из ворот лечебницы. Надо было во что бы то ни стало разыскать ту злосчастную собаку, разыскать самому. Не мог же я посвятить домашних в свои утренние похождения! Вчера мое доверие чуть не погубило Валетку.
И вот я снова на месте происшествия. В траве, у придорожной канавы, я с содроганием увидел запекшуюся кровь. Собаки же на месте не оказалось. Кто-то утащил ее. Но куда?..
Вероятно, было в моем поведении что-то подозрительное, когда я поплелся по дворам, заглядывая в каждый угол, потому что незнакомый парнишка в широченных, свисавших ниже живота трусиках спросил заносчиво:
— Ты чего здесь шаришь? Украсть чего-нибудь собираешься, да?
Мне самому трудно было узнать свой измученный, виновато дрожавший голос, когда я пояснял пареньку цель своих поисков.
— А я зна-а-аю! — торжествующе протянул незнакомец. — Знаю, где эта собака. Ее дядя Миша на задах закопал и не велел ребятам подходить. А вчера заявился какой-то дяденька с мешком, они ее опять зачем-то откапывали.
— Покажи мне это место! — взмолился я. — Покажи, пожалуйста!
— А чего дашь? — бесцеремонно справился паренек.
Я торопливо обшарил карманы.
— Вот! Ножик. Почти новый…
В низине, возле подернутого зеленой тиной болотца, мы вдвоем без труда расшвыряли палками бугорок сырой земли. Каково же было наше удивление, когда мы увидели собаку… без головы! Паренек смущенно сунул мне в карман ножик и исчез.
Домой я вернулся совсем больным. Хотя до вечера было еще далеко, мама силой уложила меня в постель. Есть я, разумеется, не мог, но неожиданно скоро забылся в беспокойном горячечном сне. Перед глазами в жаркой пыли кружились сцепившиеся собаки. Их заслонила вдруг голенастая фигура в белоснежной сорочке, и я вновь услышал сухой командирский наказ:
«Пусть отец твой или старший брат сегодня же принесет мне ту голову!»
На другой день мне стало полегче, но за мной был установлен строгий надзор, и незаметно ускользнуть из дома удалось только под вечер. Нечего и говорить, что прежде всего я побежал в ветеринарную лечебницу.
— Странно, очень странно, — промычал Дмитрий Иванович, выслушав мое сообщение. — Кто-то, значит, позаботился раньше тебя… Ну что ж, в награду за упорство твое сделаем Валетке весь цикл прививок. И тебе, разумеется, тоже.
С того дня началась нелегкая, полная таинственности и тревог жизнь. Утром, прихватив гостинцев для Валета, я тайком убегал в лечебницу. Четвероногий друг мой по неизвестным признакам узнавал меня еще издали и начинал неистово метаться в своей темнице. Уколы ему делали при мне. Подчиняясь маленькому хозяину, бедный пес сам ложился под иглу, только щурился и напрягался весь в ожидании неприятностей. Насколько болезненна эта процедура, я мог судить по собственному опыту: ведь мне тоже делали прививки.
И все же настроение у меня было все время приподнятое. Однажды, взглянув на мою веселую физиономию, мама заметила с укоризной:
— А я почему-то думала — у тебя более привязчивое сердце. Как мог ты так скоро успокоиться после гибели Валетки?
Чуть было не рассказал я ей тогда все без утайки. Но все-таки сдержался. Сдержался ради того счастливого дня, когда смогу наконец без всяких опасений привести Валетку домой.
День этот наступил не скоро. Стоически перенесшего все мучения Валетку до истечения испытательного срока продолжали держать в изоляции. Но закончился и этот томительный срок. И вот мы очертя голову мчимся с освобожденным Валетом через больничный двор. У ворот пришлось остановиться, потому что Дмитрий Иванович бежит вдогонку, размахивая в воздухе бумажкой.
— Справку-то возьми! — кричит он на бегу. — Не то вас обоих из дома погонят.
Я выхватываю у него из рук бумажку, но читать не могу: от возбуждения буквы прыгают у меня перед глазами. Так, непрочитанную, я сую справку в карман, и мы с Валетом выскакиваем на улицу.
Что было дома после того, как Валет в один миг успел «перецеловать» всех от маленькой сестренки до высокорослого отца, описывать я просто не берусь. У всей семьи этот день прошел как большой радостный праздник.
После обеда, поглаживая Валетку, отец сказал со снисходительной усмешкой:
— А уколы вы, между прочим, зря принимали. Собака-то не бешеная была. Это я точно выяснил… Так-то, друзья!..