Допущение

Колесо закрутилось, но пока медленно, туго. Учитывая предыдущие заслуги, к Ивану прислушались, хотя и с некоторым недоверием. После крайне лестного отзыва директора Чешуйчикова Ивана и его сотрудников неожиданно начали таскать по разным серьезным кабинетам, где им пришлось исписать кучу бумаги, а сами расчеты были отправлены в Москву хорошему знакомому Чешуйчикова академику С., занимающемуся вопросами обороны. Иванов стал знаменитостью Околорыбинска.

Учитывая, что Иван Иванович основные свои идеи вынашивает в домашней обстановке, а на работе лишь коллективно их шлифует, с подачи и при мощнейшей поддержке Чешуйчикова, администрация и завком с немалым скрипом выбили одинокому Иванову пустующий коттедж в итээровском поселке. Собственно, никаких нарушений закона здесь не было: домик-то кооперативный, покупай, если есть деньги, и живи. Кроме того, кандидату технических наук Иванову полагалась дополнительная жилплощадь. Деньги, кровные, честно заработанные, у Иване были, правда, пришлось подзанять… но надо учесть, что он был на крючке у правдострадальцев, и те поднялись на дыбы, мешая честной купле-продаже. Заправлял правдострадальцами опальный Полумякин — личность в деле правдоискания опытная и энергичная, далеко не последняя. Однако и на этот раз ничего у него не получилось. Пришлось опустить очередной факт в копилку.

Поселок располагался в черте города и являлся частью Околорыбинска. Коттедж — одноэтажный кирпичный дом — был теплый, уютный, с участком, засаженным фруктовыми деревьями и плодовым кустарником. То есть именно то, что нужно яйцеголовому "генератору идей", нуждающемуся в тишине и покое…

На Кольце работали серьезные дяди и работали довольно аккуратно, но следы все же оставляли. То кто-то бумаги поворошит в домашней переписке Ивана, то глаз появится над расчетами или чертежами — без тела, без головы, один любопытный глаз, а то пристроится за сотрудником тип неопределенной наружности и не отстает, и все время ощущается, что он за спиной, да и мысли начинают путаться. Но если подглядывающие, подслушивающие призраки ВК, не умеющие проникать сквозь экраны или взламывать металлические сейфы, не представляют серьезной угрозы, то околачивающийся в городе контрагент был по-настоящему опасен. Этот, при наличии соответствующих указаний, способен был сделать многое, вплоть до физической расправы. Очевидно, указаний сверху пока не имелось.

Иван проинструктировал своих сотрудников, как себя вести на производстве и в быту; где можно — были установлены экраны. И все же обезопасили они себя и свою работу только на первый случай. Это тяготило…

Пол-окна занимала багровая лента заката, на которую сверху давили тяжелые свинцовые облака. Все в гостиной приобрело красноватый оттенок, но было еще достаточно светло, и Иван не включал электричества. Расхаживая по пушистому ковру, он говорил:

— Скучища здесь, Ната. Телек посмотришь, книжку почитаешь, в шахматишки с Эдиком сбацаешь — а больше делать нечего. Ладно — зелень скоро попрет, хучь в огороде поковыряюсь.

Думал же он совсем о другом.

— Чудной ты, Ванька, — мягко сказала Наташа. — Кандидат, а излагаешь, как пьяный сапожник.

— Пьяный сапожник — это тавтология, — изрек Иван, думая о своем.

"Положеньице — хуже некуда… Ходишь под дубиной, и ничего нельзя сделать. Ничего! Какое же я имею право заставлять ее надеяться? Собственник. Частник. Куркуль! Мое — значит, мое… Как же, все деликатно отмалчиваются… Бенц молодец, гусарская кость: "Ну что ты ее мучаешь?" Это, наверное, за всех. Правильно, Мишка, брякнул! Прямо по темечку. Молодец, Мишка. Да, мучаю. Да, да и да. Потому что не могу без нее… Что делать-то, ребятишки?"

— Иван, я тебя не узнаю, — сказала Наташа. — Посмотри на себя. Осунулся, как бродяга. Срочно бери отпуск! Нельзя же, в конце концов, совсем без отпуска.

— Угу.

"Давай думать по порядку. В чем слабость контрагента? В конструкции? Нет. В защите? Тем более. Питание. Питание автономное. Может, здесь? Нет, чушь, неуязвим. Сработано на совесть… Так, так — сработано. А что? Мы-то чем хуже? Главное — материальная база, а соорудить собственного противоконтрагента дело времени. Та-ак".

— Кофе не изволите? — угодливо спросил Иван.

— Будьте так любезны, — сказала Наташа.

В японской стенке, той еще, со старой квартиры, неожиданно обнаружилась нераспечатанная коробка "Птичьего молока".

"Вот осел, ей-богу. Забыть о конфетах! Эгоцентрист занюханный, аномалия ходячая… Стоп, вот он — выход! Эта ходячая магнитная аномалия, контрагент этот, он же сам себя обнаружит, поскольку всегда таскает с собой гравиблок. Вот так, дядя. Мы для тебя состряпаем такую установочку, что пальчики оближешь".

— Ты-то оближешь, а я?

Иван поймал себя на том, что уже вскрыл коробку и несет ко рту конфету.

— Не быть тебе разведчиком — во сне проболтаешься, — сказала Наташа. — А ну, гони конфеты, сквалыга.

— Знаешь что, Натка? Знаешь что?.. Выходи за меня замуж, — сияя, как надраенный самовар, сказал Иван.

— За такого мрачного типа — замуж? Шутить изволите…

В это время солнце село, стало темно, и из середины комнаты, где любил проецироваться Эрэф, послышалось деликатное старческое покашливание. Они мигом очутились по разным углам японского дивана…

В ближайшие дни Иван экранировал жилые помещения коттеджа низкоуглеродистой сеткой, после чего Эрэф перестал появляться у него дома. Контакт с Кольцом до поры до времени оборвался.

Филиал ВНИИ «Точприбор» был солидной организацией с хорошей научной и материальной базой. Чешуйчиков, когда переговаривал с Ивановым, преувеличивал не намного. Возможностей здесь было значительно больше, чем на родном серийном предприятии, да и время, видно, настало перебираться в науку. Серия, честно говоря, жала, как жмет тесный башмак. Это, конечно, не означало, что Иван полностью рвет с прошлым. Наоборот, контакт НИИ с заводом становится прочнее: как ни крути, а станочный парк у серийщиков был помощнее.

Иван возглавил сектор интеллектроники, куда перетащил Бенца, Тутузова, Лунина, Рабинштейна, Татаринова, Королева. Последнего он строго-настрого предупредил, что если Прынц, Вовка то есть, вздумает отлынивать, он из него подливку сделает. Луковую.

Закончив необходимые расчеты, они набросали электронную схему передвижной малогабаритной установки (ПМУ). С конструкцией пришлось-таки повозиться… Готовые чертежи были переданы Панацееву, четко организовавшему изготовление ПМУ в экспериментальном цехе. Здесь отличился Булкин — спец по железкам и электронике. Все-таки, старые связи кое-что значили.

Установка вышла изящная. Особое восхищение вызвал индикатор повышенной гравитации, который торчал на макушке ПМУ и беспрерывно пошевеливался, вынюхивая контрагента. С индикатором были спарены лазерная пушка и одна из телекамер.

Полигонные испытания показали, что ПКУ (совместно решили: ПКУ противоконтрагентная установка — звучит благороднее, чем ПМУ) обладает блестящими ходовыми качествами и способна поражать цель на расстоянии до двадцати километров без промаха. Этого было вполне достаточно, хотя по расчету лазерный луч не должен был рассеиваться, то есть терять энергию, на куда более значительном расстоянии. Защитное силовое поле позволяло отклонять атакующий луч, а если мощность атакующего лазера была избыточна, выделяющаяся от контакта луча с полем энергия аккумулировалась в резервных конденсаторах.

Управлять установкой можно было как дистанционно, так и голосом, произнося кодированные команды. ПКУ охотно откликалась на кличку «Жучка».

Совсем скоро «Жучке» пришлось встретиться с контрагентом.

Экран окружила плотная толпа. Сидели только двое — Иван, который подавал команды, и оператор, молодой рыжий парнюга с огромными ушами. В коллективе его почему-то звали Сергей, а также Пьер Безухов или попросту Пьер. Своими лапищами Пьер, на удивление, ловко крутил верньеры, держа в фокусе невзрачного мужичка (Иван узнал его) в мятом пиджаке и еще более мятых брюках, за которым следовала «Жучка». Мужичок оглянулся, при этом голова его противоестественно повернулась на 180 градусов, и полегоньку затрусил в подворотню.