Ради единого слова

У меня вошло в правило заранее составлять список лиц, с которыми намерен разговаривать завтра, с пометкой где и когда. Этот список своевременно передаю руководителям коллективов. Перед каждой встречей стараюсь подготовить план беседы, дабы обеспечить содержательность разговора, сэкономить свое и чужое время. Постоянно слежу за общим ходом сбора материала, то есть стремлюсь видеть не только составные проблемы, но и проблему в целом, для чего периодически "отхожу назад", как делают художники, чтобы оценить исполнение общего замысла: что есть, что упущено, что следует прорисовать четче, что можно сохранить так, от чего следует отказаться.

Здесь возникает один попутный вопрос, имеющий практическое значение: что лучше – перебрать материал или недобрать? По всей вероятности, это дело сугубо личное, поскольку одни любят плавать в море подробностей, не боясь утонуть, а другие из-за неумения плавать предпочитают брод. Но что правильней? А. М. Горький писал в свое время Г. Фишу: "Нужно немножко недосказывать, предоставлять читателю право шевелить мозгом, – так он лучше поймет, большему научится".[33] Исходя из этой мысли, следует ли считать, что недобор материала и обеспечивает недосказанность? Казалось бы, если журналист недобирает, он сам, как вышеупомянутый читатель, получает возможность «шевелить мозгами», лучше понять и большему научиться? Наконец, его опыт, эрудиция и ассоциативность мышления не только компенсируют недособранность материала, но и, казалось бы, оттолкнувшись от нее, получают простор для проявления? Однако, с другой стороны, чтобы недосказывать читателю, надо знать, что ты недосказываешь, следовательно, собирать все-таки больше того, что намерен изложить.

Так что же предпочесть? Думается, в любых случаях не надо насиловать индивидуальность. Форменное несчастье наступает тогда, когда любитель брода оказывается с головой в подробностях, а умеющий плавать вынужден брести в материале по щиколотки. Лично я предпочитаю недобор, поскольку искренне уверен: жизненный опыт и фантазия в какой-то мере компенсируют пробелы. Однако на практике всегда перебираю материал, а потом мучительно и трудно расстаюсь с "излишками".

Вероятно, наш окончательный вывод должен содержать призыв к тому, чтобы мы в случае недобора материала умели компенсировать его своим опытом, знаниями и фантазией, а в случае перебора – сдерживать себя, ограничивать, "наступать на горло собственной песне".

И наконец, последнее. Для обеспечения четкости и ясности в работе нам нужно уметь систематизировать набираемый материал "на ходу". Это, конечно, возможно, когда мы имеем концепцию и точно знаем, чего хотим.

В чем практически выражается систематизация? Я, например, беседуя с героем, пытаюсь сразу же осмыслить отдельные куски разговора. Беседа, как правило, течет свободно, герой не заботится о последовательности (но это и не его забота), он говорит и о прошлом, и о будущем, перескакивает с одного аспекта на другой, вспоминает людей, участвующих в конфликте, разные случаи. Но я, ведя запись в блокноте, стараюсь хотя бы озаглавить составные его рассказа. Примерно по такой схеме: "сторонники героя", "позиция противников", "Развитие конфликта", "герой как личность", "позитивная программа" – короче говоря, по схеме, вытекающей из концепции. Заголовки пишу на маленьких полях, специально оставляемых в блокноте, напротив соответствующей записи беседы. Вечером в гостинице, бросив взгляд на все "позитивные программы" или все "позиции противников", я относительно легко представляю себе состоятельность своей схемы на данный конкретный момент работы, ее сильные и слабые стороны и могу прикинуть, что еще надо дособрать, допроверить и додумать. Наконец, вернувшись в редакцию и приступив к написанию очерка, я решительно облегчаю себе окончательную обработку материала продумыванием логики повествования и всей конструкции очерка.

По черновикам классиков, писал В. Шкловский, видно, что уже в первоначальных набросках они разрабатывают сюжеты.[34] «Первоначальным наброском» для журналиста является, полагаю, кроме концепции еще блокнот с записью бесед, и надо стремиться к тому, чтобы в этих записях уже были заметны наши «сюжеты».

Читатель, вероятно, обратил внимание на то, что я постоянно тяготею к «во-первых», «во-вторых», «в-третьих» и, говоря о мастерстве журналиста, раскладываю его "по полочкам". Увы, это так. Хотя почему, собственно, «увы»? Разумеется, жизнь богаче, сложнее и запутаннее любых наших классификаций, и не мы для нее конструируем «полочки», а она нам командует, сколько их и какие следует создать, для чего и когда. Но и вместе с тем нам нужно, если мы журналисты-профессионалы, готовясь к встрече с действительностью, заранее все продумать и рассчитать, запастись по возможности не только строительным материалом для будущих «полочек», но и целыми готовыми блоками, при этом без всякого стеснения и без боязни быть обвиненными в излишней расчетливости.

ИСКУССТВО БЕСЕДЫ

Принципиальные полжения

Всегда можно встретить журналистов, которые идут к собеседнику главным образом за фактом, цифрой, результатом. Типичная картина – человек с блокнотом, задающий вопросы: "На сколько процентов вы перевыполнили план второго квартала? А третьего? Кто вам оказывал помощь? А кто мешал? Ваши обязательства на будущее?" и т. д. Не уловив духа времени, не оценив современных задач публицистики, не почувствовав качественно новых возможностей своих и читательских, иные журналисты все еще наполняют блокноты цифрами и результатами.

Кто говорит, что это плохо или не нужно? Речь о том, что этого мало и недостаточно. Обилие фактов и цифр в статьях создает лишь видимость публицистичности, но истинная публицистичность заложена, мне кажется, в том, чтобы вести читателя путем наших размышлений по поводу фактов и цифр.

Мы не только летописцы своего времени, не только регистраторы событий. Нам отведена более сложная и почетная роль – помощников партии в деле формирования общественного мнения. Нам дана возможность активно вторгаться в действительность. И коли это так, то задачам, перед нами поставленным, должна соответствовать и методология нашей работы. Встречаясь с собеседником, журналист должен знать, что спросить, потому что собеседнику есть что ответить. Истинный газетчик обязан идти к собеседнику, во-первых, с мыслью, и, во-вторых, за мыслью.

Таково, мне кажется, наше первое принципиальное положение.

Провозгласив его, мы тут же должны признать, что для выполнения задачи на высоком профессиональном уровне, для обеспечения нормального сбора материала нам необходимо четко представлять себе, каким образом, с помощью какой системы вопросов мы надеемся получить в блокнот мысли собеседника следовательно, располагать набором методов, средств и приемов, облегчающих людям возможность думать и говорить. Детальный разбор этих методов и приемов нам еще предстоит, а пока скажу главное: только та, полагаю, беседа плодотворна, которая основана как минимум на интересе к ней собеседника.

И это второе принципиальное положение.

Действительно, если мы, журналисты, можем позволить себе вопрос по обязанности, то ответ получим только при добровольном желании собеседника. А чем, кроме как интересом к беседе, это желание вызывается? Пробудить его наша профессиональная задача. И для того чтобы успешно ее решить, сами журналисты как личности должны быть прежде всего интересны своим собеседникам.

Таково, по-моему, третье принципиальное положение.

Журналисту надо немало знать, во многом разбираться, всегда быть "в курсе", аккумулировать уйму различных сведений, уметь ими пользоваться, обладать подвижным мышлением, сообразительностью – все эти качества, некогда провозглашенные абстрактно, выходят сейчас на вполне осязаемую "прямую".

33

М. Горький. Собр. соч. в 30-ти томах, т. 30. М., 1956, с. 308.

34

См. В. Шкловский. Заметки о прозе русских классиков, с. 8.