Страница 80 из 96
23. ДВА МЕСЯЦА УЖАСОВ
– Оставь надежду, всяк сюда входящий! – прошептал Честер, когда за ним и Гардом задвинулась двойная, перегораживающая тюремный коридор, стальная решетка.
Для комиссара Гарда она была столь привычна, что он не сразу понял, о чем говорит Честер, а когда понял, удивился: насколько все же литературны представления о жизни истинных интеллигентов!
– Аль Почино, например, глядя на эту решетку, – сказал Гард, – наверняка подумал о ее надежности, как и о надежности засовов и неподкупности охраны; обо всем, от чего сегодня зависит его безопасность и жизнь.
– Ты преувеличиваешь, – не согласился Честер. – Нормальный человек так думать не может, потому что нормальный человек должен всего этого бояться, а не надеяться на решетки…
Более спорить Гард не стал.
Их шаги гулко отдавались в подземных тюремных коридорах. Впереди, со связкой ключей, шел охранник. Затем они миновали турникет.
– Между прочим, если бы мы шли без сопровождающего, – сказал Гард, – повсюду уже выли бы сирены:
– Да? А я не заметил фотоэлемента, – признался Честер.
– Его здесь и нет. В эту часть тюрьмы турникет пропускает беззвучно всего несколько человек, в том числе нашего сопровождающего. А подделать устройство, которое включает и выключает сирену, нельзя, потому что этим устройством является наш проводник.
– Каким образом?
– Этого даже я не знаю.
– Но мы же прошли за ним!
– Потому что с диспетчерского пункта сюда дали команду: пропустить за проводником двоих!
Честер поежился.
– Пришли, – сказал сопровождающий, останавливаясь. – Он здесь.
– Подождите. – Гард остановил его руку с ключами и заглянул в глазок камеры.
Аль Почино не спал, хотя и лежал на спине: его обращенное к Гарду в профиль лицо напоминало горный пейзаж, таким крупным и массивным был нос, такими выпуклыми надбровные дуги; в глубоком провале глазниц, в резких морщинах лба и щек лежали густые тени. Глаза были открыты и неподвижны. Аль Почино можно было дать за шестьдесят, хотя в действительности он был лет на пятнадцать моложе.
Звук отпираемой двери мгновенно поднял его на ноги. Он вскочил, побелел лицом, но, увидев Гарда, успокоился. Комиссар без лишних слов протянул ему пачку сигарет. Аль Почино жадно затянулся дымом. Проводник понимающе вышел из камеры.
– Кто с вами, комиссар? – спросил Аль Почино, глазами указав на Честера.
– Фред Честер, – сказал Гард. – Мой друг. Журналист. Волноваться не надо.
– Или вы их, комиссар, укокаете, или они укокают меня, – хриплым голосом проговорил Аль Почино, горько усмехнувшись. – Между прочим, и вас заодно.
– Не будьте пессимистом, – мягко сказал Гард. – Ну, начнем по порядку?
– Раньше я мог с улыбкой ходить по карнизу сотого этажа, – прохрипел Аль Почино, – сейчас меня пугает шорох мышей. Кстати, здесь они есть.
– Паршиво, – сказал Гард. – Нужно будет травить… Гауснер дал вам какие-нибудь инструкции относительно меня?
– В каком смысле? – не понял Аль Почино.
– Я имею в виду записку, содержащую цифровой код.
– Не беспокойтесь, комиссар, я и без Гауснера расскажу вам все. Вот где они у меня сидят! – Он ткнул кулаком в область живота, где у него была печень.
– Кто «они»?
– Это уж вы сами разбирайтесь. Они мне не представлялись. Откровенно сказать, я никогда не думал, что мне придется плакать комиссару полиции в жилетку и что вообще придется плакать. – Он переменил позу, и кровать затрещала под его большим телом. – Все началось… рассказывать, комиссар?
– Да-да, говорите.
– Все началось, когда я пришил этого Пикколи. Идея была не моя, а чья – знать вам не обязательно, вы уж меня извините, мой шеф ничуть не лучше их…
– Я понял, – сказал Гард, – и не настаиваю. Один попутный вопрос: откуда взялся магнит и, вообще, к чему такая экзотика?
– А это уж вы моего шефа поспрашивайте, с кем он шашни ведет и к чему подбирается… Наша забота маленькая: приказано – сделано.
– Гм… Ну ладно. Интересно только, почему вы так озверели.
– Как озверел?
– Столько ножевых ранений! Хватило бы и одного.
– А-а-а, это! Потому, что Пикколи, тварь поганая, крыса, когда я доставал из его кармана ключи от сейфа, очухался от первого удара и тяпнул меня за палец. Укусил, понимаете? Вот я немного и погорячился – не люблю, понимаете? А то бы он у меня отплыл тихо и нежно. В остальном работа была чистая. Кто бы мне ни придумал эту штуку с магнитом, он – голова! Ушел я тоже незасвеченным.
– Знаю, – сказал Гард. – Еще один вопрос, на который, если хотите, можете не отвечать. Вы пришли в квартиру вместе с Мишелем Пикколи?
– Нет, комиссар. Я ждал его там.
– Что было дальше?
– Все сделал как надо и ушел домой.
– Выпили на дорогу?
– Это рюмочку стерфорда? Вообще-то я на работе не пью. Тут чего-то захотелось… Только пришел домой, только собрался позвать для отдыха свою крошку – звонок в дверь. У меня даже сердце не екнуло – вежливый такой звоночек, деликатный. Отпираю. Стоит на пороге типчик в черных очках и с портфелем. Извините, говорит, мне надо с вами побеседовать, чтобы уберечь вас от беды, – примерно так сказал. Если бы это была полиция, я бы знал, что делать, а тут я малость обалдел. Втащил этого типа за грудки: а ну, выкладывай, кто ты, откуда? Он так обиженно посмотрел на меня, поправил галстучек: гляньте, говорит, на фотографии, пожалуйста, они вам все объяснят. И веером их мне на стол. Мамочки! Я – с магнитом у дверей этой крысы-антиквара! Я – запирающий эту дверь! Я – возле Пикколи! Откуда они только снимали, не пойму, телевиком через окно, что ли? Словом, полная для меня газовка, если снимочки попадут к вам. А он и говорит: мы можем вас погубить, но можем и спасти, если подпишете контракт… Какой, говорю, контракт?! С фирмой, говорит, приключений, пару месяцев у нас поработаете, и учтите, что заколка в моем галстуке транслирует весь наш разговор, так что ведите себя смирно… Знаете, комиссар, я никогда не терялся, а тут… Взмок так, что все тело зачесалось! А он продолжает вежливенько: что, мол, за работа вам предстоит, вам знать не надо. Во-первых, мы хорошо за нее заплатим, во-вторых, так спрячем вас после ее завершения, что не только полиция, Гауснер вас не найдет.