Страница 5 из 15
– Так вы не из психушки?! – наконец воскликнул я. – Слава богу.
И тут же опомнился:
– Вжиться в жизненные роли – идиотская тавтология. Это вы меня, порядочного человека, в качестве Ваньки-дурачка использовали? И менты, значит, и продавщица ваши актеры.
– Мороженщица – моя тетка, в детстве тоже театром увлекалась. Я из Мурманска, у нее пока живу, она и насоветовала в парке попрактиковаться. Дураков там, говорит, одиноких бродит много, сказочное раздолье для начинающих актеров. А мент и казаки, да: Петька, Юрка и Мишка. Ножик-то верните, мы его из реквизиторской позаимствовали.
Я вытащил кривой тесак с такой яростью, что от меня шарахнулись бабка с дедом.
– На те, заберите. Что вам от меня еще надо?
– Обиделись? Но ведь было здорово!
– Чего же хорошего! Хоть бы облагородили действие пьесы. А то явление главной героини из сортира или из аптеки, и монологи о больном животе, бездарность. Стражи порядка, так вообще уроды.
– Но вы же мне поверили!
– Я? ничуть. Ну, хотя, признаться…
– Ага, значит, поверили и ментам поверили, хотя Мишка дурак приклеил усы, как у Пуаро, я же ему говорила, что перебор. Но вы и это проглотили. Не говоря уж о том, что на нем была старая полицейская форма.
Да, это точно, признался я себе, вспомнив его амуницию. А ведь эти незакомплексованные ребята далеко пойдут.
– Что ж, удачной актерской карьеры, – горько произнес я. – Вы даже не поняли, что оскорбили и унизили человека. А ведь это так просто растоптать душу на асфальте, а потом пройтись по ней коваными сапогами как по грязной луже. Молодцы! Лучше бы вы были из сумасшедшего дома.
– Подождите.
– Пошла вон, дура! – вложил я всю свою природную желчь и обиду в эти три слова, бросил на асфальт нож, резко развернулся на каблуках и скрылся в вестибюле метро.
На глаза набежали слезы. Напьюсь, решил я твердо.
Не успел налить себе полный стакан водки, в дверь позвонили.
На пороге стояла она, подмигнула:
– Привет, Мастер. Я вернулась. Взгляни какие у твой Маргариты прекрасные ведьмины глаза, где ты еще найдешь такие?
– Как ты меня нашла?
– Плевое дело. В сумке для ноутбука была твоя визитка с номером телефона. Ребята пробили адрес по контрафактной базе данных. А рассказ твой полная дрянь, сожги его в камине.
– Тогда проходи.
Я не стал спрашивать, какие напитки она предпочитает в это время суток, просто разлил свою водку по двум стаканам. Выпили и молча смотрели в окно на взошедшую Луну, от которой к звездам уходила подвижная от жары золотая дорожка.
Старуха
Тысячу раз был прав Раскольников – все беды земные от старушек, от этих подлых, искушающих существ, не имеющих ни принципов, ни совести! Только они, старухи, толкают порядочного человека на преступление, не оставляя ему выбора между добром и злом, между совестью и животными инстинктами, потому как сами живут только последними, а светлых качеств иметь в себе и не желают. О, Достоевский с его слезой ребенка, с его формулой – не убий, мучился бы его несчастный студент муками совести, коль встретил бы на своем пути старуху ещё более мерзкую, более подлую и во всех отношениях отвратительную, нежели процентщица Алёна Ивановна, такую которую встретил я и коей был низвергнут в духовную бездну?! Пропал и сгорел, словно свечка в собственных глазах, и нет мне падшему никакого оправдания, а потому и прощения ни ныне, ни присно, ни во веки веков. А ведь могла эта подлая старушонка пройти мимо, но нет именно ко мне и подошла, именно меня и погубила. И ведь подкралась так тихо, сзади, когда не ожидал её коварного появления. Выросла, будто гриб после тропического ливня и тихонько так за мизинчик сзади ухватила. Ухватила и держит. Обернулся я и обомлел. Хотя нет, сначала не обомлел, а лишь удивился. Вполне себе приличная бабуля: маленькая, чистенькая, с благородными морщинками на смуглом, ровном личике, подвязанном ситцевым платочком, в глазах осмысленность, не свойственная большинству старух и даже некая ирония. Да. А ведь ирония во взгляде, господа, есть признак неспящего, вполне себе живого разума. Итак удивился я, а так как рядом находились церква и строительный магазин, говорю:
«Очень приятно ваше благожелательное отношение, расположение ко мне, так сказать, но помочь, к сожалению материально не могу, потому что сам, позвольте сообщить, нахожусь в довольно затруднительном финансовом состоянии».
Может, сказал и короче, но смысл тот же и стиль общения, извольте заметить, был именно такой, благородный. А она все держит мой пальчик, не отпускает и заглядывает мне прямо в душу своими синими, почти не выцветшими пуговками. Заглядывает и скребет там внутри что-то, а что не пойму, то ли душу, то ли селезенку. И вдруг открывает свои ведьмины уста: «А пойдем, говорит, голубчик прямо сейчас со мной, хочу, говорит, узреть прямо сейчас на что ты способен, а коли способен на что я рассчитываю, отблагодарить тебя материально от всей своей щедрой и уставшей обходиться без мужчины души».
Возможно, сказала короче, разве все в точности упомнишь после полученного шока, да только смысл подлый и искушающий был тот же. О, думаю, какая ты штучка! Вот это намеки! Хотя какие намеки, когда все открытым текстом. Так и обомлел я как стоял – да что же это делается, граждане, думаю, мир совсем с ума сошел, когда старухи на улице подходят не стесняясь к порядочным мужчинам и предлагают самое что ни на есть непристойное. Тут и после недельного запою не осмелишься предложить ничего похожего прямо на улице, а тут на тебе, кушайте и извольте быть довольны неприличными предложениями. Гляжу ей в глаза, а там ни шевеления, ни смущения, видно, бабка привычная требовать посреди дороги подобные услуги. Нет, думаю, карга ты старая, твое время ушло еще до смутных времен, на кой ты мне такая красивая сдалась! Да и как я смогу с тобой быть? При одной мысли в дрожь бросает.
И тут – о, прав был тысячу раз Федор Михайлович, о подлая человеческая натура, ко всему-то привыкающая и на все-то из-за подлости своей готовая, о, низменные и слабые внутренние створы, выпускающие из клетки дьявола, твоего второго и главного я! А что, думаю, если плюнуть на свои устои. Временно, потихонечку, так, чуть-чуть. Бабка-то деньгу предлагает, подумаешь – пять минут отвращения и новый телевизор, к примеру, для дачи, на меньшее и не соглашусь. Как?! – вскричал я внутренне, ты уже согласился? И тут же себя успокоил – конечно, нет, это так гипотетически, умозрительно, шальная фантазия. Смешно ведь – я и бабка. Хотя, что тут смешного, денег нет уже какой месяц и не предвидится, сижу на шее у жены как последний выжига, как хомяк на колхозном поле и жру на халяву. Стыдно и ужасно обидно, что порядочному человеку в нынешнее время приходится как ни кому сложно.
Э-э, думаю, куда загнул, где себе оправдание отыскал. Нет бы шёл, коли ни на что теперь более не пригоден, вагоны разгружать или горшки из больницы выносить, ан нет, не охота, охота из себя благородного изображать и на старух ругаться, когда те заработок предлагают. И что в самом деле? Зажмуриться как следует и доставить человеку удовольствие. В конце концов для того и живем-с, чтобы друг друга радовать, а не только жилы рвать. Вот встретился незнакомый человек, а ты ему приятное. Тьфу! Но если бы не бабка, а помоложе кто-нибудь, продавщица, к примеру, толстая каких я на дух не переношу, было бы ясно от чего страдать, от жира и пота, но можно было бы и что приятное, наверное, найти, а тут извольте получить – старуха и попробуй откопать в ней что-то привлекательное. Не откопаешь никакими лопатами и даже бульдозером. Нет, ну а ты-то каков, уже что почти и согласился! Нет и еще раз нет!
А бабка все смотрит и за пальчик все держит и уже подергивает его, мол, пойдем касатик, чего ломаешься. А я не ломаюсь, я принципиально против противоестественных контактов. И никто никогда меня, порядочного человека, не переубедит.
Сколько же, однако, она готова билетиков, как говорили герои Достоевского выдать? А? Даже интересно, очень интересно, нет просто любопытно и ничего более. Надо же, я и бабка, наедине и в полном, так сказать, прелюбодеянии. А ведь церква рядом и не боится. Вот бы кто меня сейчас из бывших сослуживцев увидал, вот бы посмеялся. Да и сам я готов смеяться, отчего же не рассмеяться, дико до слез, а может и крови на глазах. Когда такая история диковинная выходит, только и остается что смеяться и больше ничего. Над собой, ага, посмейся. Все люди как люди, деньги зарабатывают, а ты все мечтаешь, планы дикие, романтические строишь. И что от них толку, много ли нафантазировал? В кармане билетиков-то, как говорят герои Достоевского, раз два и обчелся и те женой, можно сказать, единоутробной выданы. А коли бы не супруга стал бы полным прощелыгой и окончательным пустым элементом. Так что ты еще должен старухе спасибо сказать, и обливаясь слезми, руки ей морщинистые целовать. Так-то. Так много ли платит? Говорит, от всей щедрой души, да сию формулу у старух не разгадаешь – или слезки муравьиные или даже подумать страшно. Можно ведь и постоянные услуги оказывать, на регулярной, так сказать, основе. Пальчик уже даже как-то по-особенному сжимает, прямо тут завелась, оторва, даром что при последнем царе крестилась.