Страница 29 из 38
Она опустила голову... немножко знаю.
Поэтому пока ничем не могу объяснить, почему так совпадают гороскопы мой и вот этого, совершенно случайно, конечно же, записавшегося ко мне на приём Олега Ярославовича. Совпадают так, что в груди... ох. Словно ребёнок маму зовёт, жалобно, беззащитно... наплачусь я с ним, и ещё не раз улыбнусь.
*
Улыбайся, светись сквозь дождевые облака, лей на землю царевнины слёзки. Каждая оживёт цветком или деревцем, из каждой вырастет земляника твоя любимая или ароматная россыпь лисичек, обещаю. Плачь - и улыбайся. И слушай дальше.
Детство у тебя будет сказочное. Единственная, ненаглядная девочка, в прекрасной семье. О, предков я собирал долго - для себя, для тебя... для многих ещё.
Полно игр, кукол, замечательных книг с замечательными картинками... ты полюбишь сначала рассматривать эти картинки, а потом читать. Полюбишь, потому что читать будешь лучшее из лучшего. Специально для нас, детей этой страны, заботливо найденное или созданное.
Ещё бы! В стране, где и нам, и многим другим предрешил я родиться и расти, на детей не скупятся. Пусть просты еда и одежда, строг и лаконичен быт - но даётся главное, что нужно в жизни. Главное, слышишь? Слышишь... знаешь.
Знаю и я. Знаю столько, что холодок восторженного ужаса порой... Я словно весенний лес, только проснулся для жизни - но корни мои давно пьют воду глубоких нездешних рек.
И потому непросто сейчас этому семнадцатилетнему пареньку - он-то готов немедленно сорваться туда, где тихо растёшь ты. Полон идей - искрошить, взломать, разбить... а я держу его. О, держу... Каждому - по делам его, но - в своё время.
Ждать умею... пусть и чертовски трудно оно, когда ты неистовый вьюнош со взором горящим. Что свобода - осознанная необходимость, пока ещё только слова.
И сама в те же годы испытаешь, каково - быть старше своих лет, знать и мочь намного больше, чем позволяет обстановка, жить в её удавке, учась потихоньку прогибать реальность под себя. Но именно потихоньку... в магии самое главное - не перечить природе вещей.
Скоро Олег научится чувствовать её, воспринимать, взаимодействовать... ещё один карат радости на левую чашу весов его души, ещё одна капля боли - на правую.
Студент! Настроение пречудесное - сумел! Доказал всем! Себе!
Со своими отличными русским и английским, с отменной техникой рисунка и танца, он - студент МЭИ.
Энергетик!
Звучит?
Распрощавшись - "до картошки!" - с будущими однокурсниками у главного здания, привычно позволил ногам вести, куда глаза глядят. Студгородок МЭИ огромный, в районе Москвы почти не изведанном. Тут тебе и таинственное Лефортово, и тенистые набережные Яузы, и Владимирский тракт, и Бауманки владения, и Андроников монастырь...
Шёл, представляя себя живущим тут. Или тут. Может, в этом дворе... то ли в том? Песочница под грибком, бельё рядом сушится, из затянутой марлей форточки первого этажа - позывные радиостанции. В конце двора - забор, доска выбита, тропочка в дырку народная... и запахи самые что ни на есть бражные.
И тишина, нехорошая.
Вход в вино-водочный магазин, к которому по тропочке той попал, был закрыт уже. Однако планировка зданий знакома... и ведомый сам не зная чем, Олег двинулся в подворотню. Увидел дверь в подсобку... замка нет.
Войдя, поморщился - кисло-сладкий дух "трёх топоров" почти тут же разжижил чутьё, благодушно предлагая послать всё на...
Шорох не дал! Олег скользнул по звуку, ткнулся в обитую жестяным листом дверь подсобки... стоя на цыпочках на столе, женщина привязывала кусок верёвки к изгибу трубы под потолком.
Поношенное сатиновое платье натянулось на спине, высоко обнажив ноги... обратная сторона коленей всегда такая беззащитная, - подумалось мимолётно. Глаз художника запомнил всё - и змейки раннего варикоза, и мешковатые бёдра, и белёсую жёсткую кожу на пятках, и сбитые каблуки...
И в обернувшемся к нему лице красоты не было. Жирно облепившие голову крашеные пряди, вспухшие веки, стёкшей туши синяки, нос покрасневшей картошечкой, рта не разглядеть...
И прежде чем Олег бросился к ней, сдёрнул дурищу со стола и крепко прижал к белой рубашке замызганное лицо, одна человеческая душа обняла другую, прильнула, втекла, разбежалась по иному естеству животворным золотым огнём, и радуя, и баюкая, и вытягивая из той застарелую безнадёгу...
А потом они сидели на ящиках, под тусклой лампочкой, он держал в своих руках её, по-крестьянски широкие, красные, с облупившимся на ногтях лаком, и читал, до рассвета читал стихи... Брюсов, Ахматова, Блок, Маяковский, Пастернак, Симонов, Рождественский, Киплинг, Бернс...
Только стихи... хоть и чуял: готова. И пусть себе что-то там просило тело, но сам из благодарности - не хотел, да и права такого не давал себе.
"Кто я?", - сколько раз спрашивал и впредь, спросил и тем утром, покидая подсобку и ощущая вослед молитву ли, мольбу... Что-то сжёг он в женщине насовсем, но что зажёг?
После весь первый курс старался обходить тот квартал стороной - однако встречалась иногда, смотрела всё так же. А потом не виделись больше, но он знал - жива, вышла замуж, родила, и ещё...
"Кто - я?"
- Жутко правильный ты человек, Олег, - говорила ему журналистка центральной молодёжной газеты. Делала репортаж о лучших студентах столицы, так и познакомились. Жила она одна, снимала комнатку в коммуналке в центре. - Ты - идейный. И откуда только взялся такой?