Смерть Билла Штоффа

- Мы так ужрались, - радостно всхрапнул Дамкин.

- Во-вторых, - продолжал Сократов, - ни с того, ни с сего все вдруг сорвались и поехали на юг, в Гурзуф. Позвольте! А как же работа? По-вашему, человек как захочет, так и едет на юг! Ведь ни отпуск, ни отгулы они не брали! Это просто возмутительно! Взяли и поехали!

- А что? - не согласился Стрекозов. - Тебя чего-то смущает? Мы вот сейчас возьмем и поедем в Гурзуф. Кто нас остановит?

- Крутая мысль! - воскликнул Дамкин. - Будем идти ночью по горной дороге и петь песни! Шлезинский, поехали с нами в Гурзуф?

- В натуре, - без раздумий согласился Шлезинский. - Только мы с "Левым рейсом" сейчас альбом пишем. И денег у меня нет.

- Деньги есть у нас, - сказал Дамкин. - Мы недавно с Арнольдом сто пятьдесят экземпляров "Билла Штоффа" продали. Денег, правда, не сильно много... Но это фигня! Можно поехать хоть сегодня!

- Ну? - спросил Стрекозов у Сократова.

- Как я и говорил, никакого абстрактного мышления, - отозвался тот, прикуривая сигарету. - Я же не имел в вижу, что именно вы поедете в Гурзуф. Вы - бездельники. У вас работы нет, вполне естественно, вы можете поехать. А вот возьмем, к примеру, меня или программиста Карамелькина... Кто нас отпустит с работы?

- Ну, насчет Карамелькина ты брось! - сказал Дамкин. - Без него на его работе обойдутся запросто. Даже никто не заметит, что Карамелькин отсутствовал недели три.

- Рассказывайте! - усмехнулся Сократов.

- Спорим? - вскочил азартный Дамкин. - На пузырь коньяка!

- Не буду я спорить, - сказал Сократов. - Вот послушайте лучше еще один анекдотец. Встречаются два еврея. Один говорит: "Мне кажется, что среди коммунистов - одни евреи". Другой задумчиво поковырял в носу и говорит: "Ты что, Абрам, икры обожрался? По твоему получается, что мы сами себе платим партийные взносы?"

- Господи! - вскричал Шлезинский, словно ужаленный в интимное место. Как же меня достали эти евреи!

- А еще есть жидо-масонский заговор! - шепотом произнес Стрекозов.

Глава из романа

Шлезинский в Израиле

- Значит, еврейский вопрос тебя не волнует?

- Ясный пень! Меня и женщины уже не волнуют!

П.Асс, Н.Бегемотов "Корейский вопрос"

Музыкант Шлезинский проснулся с чувством глубокого похмелья. Вчера он с друзьями обсуждал поездку на юг, и чтобы голова работала получше, постоянно прикладывался к бутылке русской водки, а после этого к армянскому коньяку.

Лето обещало быть удачным.

Шлезинский зевнул и выполз из-под одеяла. Он обнаружил себя в неизвестном месте. Обычно Шлезинский спал на надувном матрасе, укрываясь спальным мешком, а тут - кровать, чистое накрахмаленное белье, одеяло!

- Где это я? - подумал Шлезинский. Было похоже, что в гостиничном номере.

- Что я здесь делаю? - снова спросил себя музыкант. Видимо, именно здесь он провел эту ночь.

Шлезинский встал, нашел свою одежду и быстро облачился, после чего прошел в ванную и умылся. В ванной на полочке стояли разные тюбики и баночки с надписями на неизвестном языке. Шлезинский нашел одеколон и, пользуясь моментом, щедро побрызгал им на себя.

- Как же я сюда попал? - Шлезинский почесал нос. - Похоже, я снял какую-то женщину, и она сюда меня привела. Но где она?

Неожиданно раздался стук в дверь.

- Входите! - предложил Шлезинский.

В комнату вошли двое со всеми национальными признаками еврейской национальности. Дружелюбно улыбаясь, они приблизились к Шлезинскому и что-то жарко заговорили на неизвестном языке.

Шлезинский сначала кивал головой, но потом решил признаться, что не понимает ни слова.

- Я не понимаю! - развел он руками.

Двое в удивлении переглянулись.

- Ну что же вы, господин Шлезинский! - перешел на русский язык один из гостей. - Эмигрировали в нашу страну и не выучили наш язык? Разве ваша мама не обучила вас ивриту? Или как?

У Шлезинского отвисла челюсть.

- Может быть вы и в синагогу не ходили? - язвительно спросил второй гость. - Может вы и обрезание не делали?

Шлезинский остервенело замотал головой.

- Не обучила! Не ходил! Не делал! - признался музыкант. - Где я нахожусь?

- Как где? Он еще спрашивает! - воскликнул первый. - В Иерусалиме, естественно!

- Быть того не может! Какого хрена я тут делаю?

- Вы стали гражданином Израиля.

Шлезинский в изнеможении повалился на кровать, по его лицу ручьями тек пот. Музыкант вытерся рукавом.

- Я - поляк! - заорал он. - Я - антисемит! Я вас, жидов, терпеть не могу!

- Ничего страшного, - кивнул израильтянин. - Я - тоже в душе антисемит. Ну и что?

- Нас ждет внизу машина, - сообщил его приятель. - Вы, наверно, помните, господин Шлезинский, что вам надо получить паспорт?

- Какой на фиг паспорт! - чуть не плакал музыкант. - Не хочу я быть евреем!

- Я тоже не хочу, - флегматично молвил еврей. - Но вы сами попросили политического убежища, в СССР вам теперь обратной дороги нет.

- Как я здесь вообще оказался?

- Вы приехали с друзьями в туристическую поездку по приглашению господина Сократовича, - доброжелательно ответили ему.

- Какого Сократовича? Не знаю никакого Сократовича!

- Это двоюродный дядя вашего друга Сократова.

- Вы меня разыгрываете! - понял Шлезинский и, вскочив с кровати, бросился к окну. За окном в мареве летней жары перед его изумленным взором расстилался Иерусалим.

- Это не розыгрыш, - еврей похлопал Шлезинского по плечу. - Я, действительно, гражданин Израиля, зовут меня Исхак Рабинович, а это - Абрам Кацман. Мы - сотрудники Отдела Эмиграции из Советского Союза.

- Если я приехал сюда с друзьями, то где мои друзья? - хитро прищурившись, спросил Шлезинский.

- Их виза кончилась, - заявил Рабинович. - Они вернулись в СССР.

- А я?

- А вы остались. Шлезинский, перестаньте валять дурака! Неужели вы ничего не помните?

- Нет!

- У вас оказались еврейская бабушка и к тому же еврейский дедушка.

- Не может быть! Я - поляк!

- Вы - польский еврей, ваши предки эмигрировали из Польши в Россию. Приехав в Израиль, вы ощутили свои еврейские корни и здраво решили остаться на исторической родине. С чем вас и поздравляем-с!

Шлезинский застонал.

- Но я не хочу оставаться! Это я, наверно, спьяну! У меня провалы памяти!