Кровные узы

Внутри было лишь два стула, стоявших слишком близко друг к другу, на взгляд Сивени. Сев на тот, что получше, она подождала, пока Молин нальет ей. Массивный и величественный, жрец сел на другой стул и долго смотрел на Сивени перед тем, как протянул руку к графину и двум чашам, стоявшим на столике между стульями. "Тревога!" - пропел Сивени мозг Молина. Любопытство нарастало. Мысли вились друг вокруг друга и душили, словно плющ, растущий на голых камнях...

- Почему вы живете в этой крохотной дыре в Лабиринте? - спросил Молин, наполнив чашу и передав ее Сивени. - Думаю, вы могли бы позволить себе нечто получше на те деньги, которые я плачу вам.

Сивени приняла у жреца чашу и серьезно посмотрела на него, жалея, что у нее нет копья, извергающего молнии, тогда Молин не посмел бы задавать такие вопросы.

- Слишком хлопотно заниматься переездом в самый разгар работы, ответила она.

- Ах, да. Позвольте еще один вопрос, по поводу вашего несомненного опыта. Какие работы вам уже приходилось вести?

Получше, чем то, чем ты занимаешься сейчас, подумала Сивени, поднимая чашу и принюхиваясь. В самой глубине букета она уловила запах знакомой травы. Это она открыла ее и такого ее применения не одобряла.

- Стипия, - сказала Сивени, одновременно и отвечая на вопрос жреца, и называя дурман. - Стыдитесь, Факельщик. Приготовления надо начинать за несколько недель, если вы собираетесь напоить кого-то, чтобы выпытать у него самые сокровенные тайны. Хотя, возможно, вы думали лишь о том, чтобы я не страдала от следующего превращения. Трогательная мысль. Но я справлюсь с этим сама. Мне больно, что вы мне не доверяете.

- Вы живете вместе с простым цирюльником и женщиной, бывшей когда-то безумной, - сказал Молин. - Теперь она нормальна Как это произошло?

- Хорошее общество? - усмехнулась Сивени. О, где мои молнии, о, хотя бы один приличный раскат грома среди ясного неба, чтобы повергнуть ниц это наглое создание! - Я не колдунья, если вы подумали об этом А если бы и была, какой от этого прок в настоящее время? Большинство волшебников сейчас рады тому, что могут превращать молоко в сыр. А все ваши беды оттого, добавила она, - что я пришла ниоткуда и у вас нет надо мной власти... и в то же время никакого выбора, кроме как довериться мне, ибо я уже четырежды спасла вашу стену от зыбкой почвы, на которой ее пытались построить, и буду продолжать делать это до завершения строительства.

Молин постарался как можно спокойнее посмотреть на нее и нарочито беззаботно отпил из своей чаши.

- Подозреваю, что вы приняли артикум, - сказала Сивени. - Проследите за тем, чтобы в ближайшие день-два не есть ничего, приготовленного из овечьего молока последствия будут печальными. По крайней мере, весьма неудобными для человека, которому приходится долгие часы проводить без возможности отойти облегчиться.

- Кто вы? - совершенно безучастно проговорил он.

- Я - зодчий, - сказала Сивени, - и дочь зодчего. Если мне доставляет радость творить шедевры, живя в грязи, то это мое дело. Если вам угодно, считайте, что я делаю это для того, чтобы моя семья в будущем жила в безопасности. У вас есть какие-либо жалобы по поводу моей работы?

- Никаких, - сказал Молин Это прозвучало так, словно жрец предпочел бы иметь жалобы.

- Разве вы каждый день и ночь не проверяете соответствие проводимых работ чертежам? И разве ваши соглядатаи обнаружили хоть один камень, уложенный не на место, или вообще хоть что-нибудь не так, как должно быть?

Молин Факельщик молча глядел на нее.

- Тогда позвольте мне заняться своим делом и оставьте мое жалованье в покое, - она весело посмотрела на него. - Нам нужно проследить за закладкой новой части стены, - добавила она

Осушив чашу, Сивени с оценивающим видом поставила ее.

- Это действительно добавляет кое-что к букету, - сказала она, поднимаясь. - Идемте.

И она вышла в жаркий солнечный день, Молин последовал за ней. Тревога по-прежнему пела у него в голове; теперь и у нее тоже.

Он что-то подозревает... хотя подозревать-то нечего. Если потребуется, жрец причинит зло Харрану и Мриге, чтобы узнать правду. Жалкий смертный! Почему он не может не вмешиваться?

Я должна что-нибудь придумать.

У меня никогда не было таких проблем, пока я была одна!

- Эй, Сероглазая, ты готова?

- Иду, Киван, - откликнулась Сивени, направляясь вдоль каменной стены под взглядом Факельщика, похожим на копье, только без молний.

- Извините, что я не могу усыпить вас на время операции, - сказал Харран мужчине, которого оперировал. - Рана на руке очень глубокая, я могу задеть нерв и не узнать об этом, если вы будете спать, и тогда после того как зелье выветрится, от руки не станет никакого проку.

Плотник - Харран забыл его имя, как всегда забывал имена своих пациентов, - застонал и уселся на стул с помощью своей жены. Харран отвернулся, занявшись мытьем инструментов и не замечая окружающей обстановки. Он был жрецом, привыкшим к чистым просторным храмам, свежему воздуху, надраенным столам, свету. Оперировать кого-то на столе, на котором за пять минут до этого лежал куриный помет, не было делом необычным перестало быть таким, - но нравиться оно ему никогда не будет.

В этой убогой лачуге по полу разгуливали куры, почесываясь, весело кудахча и не обращая внимания на кровь и боль в последние полчаса. Плотник во время работы вогнал себе в кисть гвоздь, выдернул его и, выбросив, продолжил заниматься своим делом. Потом рана загноилась, появились первые признаки тризма челюсти, и лишь тогда он обратился к Харрану. Тому пришлось очертя голову нестись к пойме реки за растениями, необходимыми для приготовления снадобья для лечения. К счастью, даже сейчас мелкая магия, похоже, работала. Затем, когда снадобье было уже внутри плотника и беднягу от его действия бросило в жар, Харран приступил к операции. Харран никогда не испытывал особой любви к операциям такого рода, но загноившуюся рану надо было вскрыть. Он ее и вскрыл, но при этом его едва не вывернуло наизнанку.

Теперь рука была перевязана чистой тряпкой, а инструмент Харрана вымыт и сложен в мешочек. Голова плотника норовила упасть набок - последствия снадобья против тризма челюсти. Тимидли, его жена, подойдя к Харрану, предложила ему горсть медяков. Она пыталась вести себя непринужденно, но по ее глазам он хорошо понял: это все, что у них имелось. Харран для порядка взял одну монету, затем изобразил большой интерес к цыпленку, весьма тощему рыжему созданию, годному разве что на суп, да и то с натяжкой.