Страница 17 из 102
- Ничего не вижу, - с сожалением объявил он. - Настрой, самочувствие - все это так влияет... бывает, что и несколько дней - ничего, а потом вдруг будто дверь в голове открывается... может, Кера попробует, она чувствительней.
Что-то неуловимое, будто бы тень тени, мелькнуло на лице магистра.
- Зови Керу, - сказал он после долгой паузы. Риссарн ушел и вскоре вернулся с очень юной, но вполне сформировавшейся девушкой. Ее темно-карие, с отливающими голубизной белками глаза смело уставились на гостя. Вальборн, ощутив некоторое неудобство, подумал, что ей не помешало бы немного девичьей робости.
- Кера, - начал Суарен, - Риссарн утверждает, что ты умеешь глядеть в шар.
- Я пробовала, - сверкнула она белыми зубами. - Я просила Риссарна, и он давал мне посмотреть.
- Нашего гостя интересует человек по имени Госсар. Погляди в шар и расскажи про Госсара все, что увидишь.
Глаза девушки забегали по Вальборну, будто бы прощупывая его с головы до ног.
- Чтобы мне было легче, я должна держать его за руку, - кивнула она на Вальборна. - Пусть он вспоминает Госсара, мысленно представляет его внешность.
Суарен согласно кивнул. Кера села у шара, Вальборн встал рядом и протянул ей руку. Он с невольным изумлением глянул на руку Керы, стиснувшую его пальцы, - крепость пожатия показалась ему неожиданной для такой юной, стройной девушки. Кера еще раз скользнула взглядом по Вальборну, затем поднесла вторую руку к шару, как бы закрывая его от солнца, и начала вглядываться в бесконечную, темно-прозрачную глубину. Ее глаза прищурились, затем раскрылись, кровь прилила к лицу; придавая смуглой коже густо-розовый оттенок.
- Вижу, - сказала она. - Он человек властный, В годах, черные с сединой волосы... густые брови, постоянно нахмурены... одет в черное...
Суарен вопросительно взглянул на Вальборна. Тот кивнул. Девушка продолжала:
- ...С ним другой - маленький, старый... противный. Одет в черное с золотом... этот улыбается ему, но внутри - ненавидит.
Вальборн узнал Берсерена. В словах Керы не было ничего нового Берсерена не любил никто.
- Что это?! - В голосе девушки прозвучало удивление. - Он - не маг, но держит при себе магию... особенную какую-то... на груди, белое, с резьбой... Белый диск.
Вальборн вздрогнул. Суарен встал и подошел к столу. Кера, будто очнувшись, оторвалась от шара.
- Ты видела диск? - спросил Суарен. - На Госсаре?
Кера кивнула.
- Что это, магистр? - спросила она. - Это какая-то новая магия?
- Вроде того. Спасибо, Кера, можешь идти. - Девушка медлила, надеясь услышать что-то еще, но все молчали, ожидая ее ухода. Когда она вышла, Суарен взглянул на Вальборна:
- Вы понимаете, что это значит?
- Госсар - предатель. Он служит Каморре.
- Я понял это из вашего рассказа, - подтвердил Суарен. - Это видно и без магии, из его поступков, поэтому я поверил Кере. Она не всегда бывает правдивой.
- Теперь мне все стало ясно, - проговорил Вальборн. - Нужно предупредить дядюшку, иначе городу грозит беда.
- Здесь мы опоздали. - Суарен задумался. - Да и бессмысленно посылать гонца на гибель - Берсерен не поверит нам. Но мы можем послать предупреждение Норрену, хотя вряд ли опередим события.
- Да, - обрадовался Вальборн. - И сообщим ему, что здесь войско в триста человек, чтобы он мог планировать действия. Пишите письмо, я снаряжу гонца.
- Я предпочел бы послать человека, в котором уверен. - Суарен повернулся к молодому человеку, остававшемуся в комнате: - Риссарн!
- Да, учитель.
- Поедешь в Босхан, отыщешь Норрена и передашь ему мое письмо. Иди соберись в дорогу, а затем приходи сюда.
- Но как я поеду, учитель? У меня нет коня.
- Я дам коня, - вмешался в разговор Вальборн. - У меня есть два подходящих.
Когда они вышли, магистр сел писать письмо. Закончив, он запечатал лист перстнем с головой феникса и вышел на алтарную площадь, где Вальборн вручал молодому человеку поводья одного из приведенных Ромбаром коней. Взяв письмо, Риссарн махнул обоим на прощанье и поскакал на юг.
V
Пошла вторая неделя с тех пор, как Шемма поселился у Пантура. Табунщик понемногу привыкал к подземной жизни. В первый же день Пантур сменил прежнюю одежду Шеммы на обычную одежду монтарвов - балахон до коленей, просторные штаны и плетеные сандалии с деревянной подошвой. По ее голубовато-серому свечению Шемма понял, что его здесь держат не за важную персону. Теперь табунщика вполне можно было принять за монтарва, высокого и худого, как Пантур, хотя вблизи становилось заметным различие его белокурой кудрявой головы и серых, пушистых, как одуванчики, голов монтарвов.
Поначалу все они казались Шемме на одно лицо, но вскоре он пригляделся и стал различать мужчин и женщин, стариков и молодых, даже красивых и некрасивых. Общей для местных жителей была спокойная, неторопливая манера держаться и говорить. Дверные занавески не были преградой для звуков, но табунщику ни разу не довелось услышать ни криков, ни шума ссоры, ни громкой речи. Видимо, длительная жизнь в ограниченном пространстве наложила отпечаток на поведение подземных жителей.
Особенно Шемму удивляло необыкновенно точное чувство времени, присущее обитателям подземного города. Когда наступало предзакатное время, называемое здесь утром, весь город поднимался, как по неслышному сигналу, и принимался за ежедневные дела. Другой чертой, не столько удивившей, сколько восхитившей Шемму, было беспримерное трудолюбие монтарвов. Каждый знал и помнил свое дело, и каждый принимался за это дело без понукания, выполняя его так же естественно и неторопливо, как двигался и дышал.
Огромное внимание здесь уделяли поддержанию чистоты в городе. Каждое утро начиналось с протирания как жилых помещений, так и коридоров. В городские туннели выходили группы от каждой общины, чистили их до блеска и ухаживали за светящимися растениями и мхами. Когда Шемма спросил об этом Пантура, тот ответил, что каменная пыль вызывает массовые болезни.
- Пока мы не понимали этого, в Луре постоянно возникали эпидемии грудной гнили, - пояснил он. - Мы усовершенствовали вентиляцию и следим за чистотой, поэтому в настоящее время болезни редки.