Письма

Милая Екатерина Максимовна... Я вижу, что Вы хмуритесь, что Вы огорчены, разочарованы, раздосадованы, почти обижены...

Вечер... Тишина... Одиннадцать часов... А я-то столько хотел Вам сказать... Мысли бегут, как разорванные тучи... Чу... где-то сдвинулись пустые дрожки... Если у Вас есть под руками цветок, не держите его, бросьте его скорее... Он Вам солжет... Он никогда не жил и не пил солнечных лучей. Дайте мне Вашу руку. Простимся.

Ваш И. Анненский.

А. В. БОРОДИНОЙ

25. VI 1906

Ц С

Любите ли Вы стальной колорит, но не холодный, сухой, заветренно-пыльный, - а стальной - только по совпаденью - влажный, почти парный, когда зелень темней от сочности, когда солнце еще не вышло, но уже тучи не могут, не смеют плакать, а дымятся, бегут, становятся тонкими, просветленными, почти нежными? Сейчас я из сада. Как хороши эти большие гофрированные листья среди бритой лужайки, и еще эти пятна вдали, то оранжевые, то ярко-красные, то белые... Я шел по песку, песок хрустел, я шел и думал... Зачем не дано мне дара доказать другим и себе, до какой степени слита моя душа с тем, что не она, но что вечно творится и ею, как одним из атомов мирового духа, непрестанно создающего очаровательно-пестрый сон бытия? Слово?.. Нет, слова мало для этого... Слово слишком грубый символ... слово опошлили, затрепали, слово на виду, на отчете... На слово налипли шлаки национальности, инстинктов, - слово, к тому же, и лжет, п ч лжет только слово. Поэзия, да: но она выше слова. И как это ни странно, но, может быть, до сих пор слово - как евангельская Марфа {1} - менее всего могло служить целям именно поэзии. Мне кажется, что настоящая поэзия не в словах - слова разве дополняют, объясняют ее: они, как горный гид, ничего не прибавляют к красоте заката или глетчера, но без них вы не можете любоваться ни тем, ни другим. По-моему, поэзия эта - только непередаваемый золотой сон нашей души, которая вошла в сочетание с красотой в природе - считая природой равно: и запах , и игру лучей в дождевой пыли, и мраморный обломок на белом фоне версальских песков, и лихорадочный блеск голубых глаз, и все, что не я...

Объективируя сказанное, я нахожу, что в музыке, скульптуре и мимике поэзия, как золотой сон, высказывается гораздо скромнее, но часто интимнее и глубже, чем в словах. В "поэзии" слов слишком много литературы. Если бы Вы знали, как иногда мне тяжел этот наплыв мыслей, настроений, желаний - эти минуты полного отождествления души с внешним миром, - минуты, которым нет выхода и которые безрадостно падают в небытие, как сегодня утром упали на черную клумбу побледневшие лепестки еще вчера алой, еще вчера надменной розы. И странно, что они упали не от холодных стальных прутьев, которыми небо бичевало их на заре - от этих ударов они только поседели... Я видел днем розу, уже полную тяжелых слез, но еще махровую и обещающую... Но едва я коснулся до ее ветки, как вместе со слезами посыпались и лепестки... Так и с моей невысказанной поэзией, с моими все еще золотыми снами - Альма Тадема {2} не соберет их росистых лепестков на мраморе своего полотна - их завтра выметет эбермановский дворник... {3}

Я наговорил все это ... Зачем? Здесь, кажется, есть, немножко, но позы... Есть, есть, что же делать?.. Оставим меня... Здравствуйте, дорогая Анна Владимировна... Я не успел поздороваться с Вами и сразу стал читать Вам свой дневник. Недавно вспоминал Вас особенно ярко: играли в Павловске "Charfreitage Zauber" {Чудо Страстной пятницы (нем.).} из "Парсифаля"... {4} Вот это музыка... И разве поэзия слов достигнет когда-нибудь этого покаянного экстаза со своими прилагательными в сравнительной степени и оковами силлогизмов - в утешение!

Напишите мне что-нибудь. Ваш И. Анненский

А. В. БОРОДИНОЙ

Ц С

Исполняю Ваше поручение, дорогая Анна Владимировна, по всем трем пунктам.

1. Дифирамб - одно из прозвищей Вакха-Диониса - было какое-то не восстановленное более слово, прошедшее далекий путь с востока и осмысленное греками, которые сделали из него нечто вроде "дважды вошедший дверьми" "дважды рожденный".

Слово _дифирамб_ {1} очень рано стало обозначать _торжественную_ и восторженную песнь в честь Диониса. Хотя предание выводит и трагедию из дифирамба, но очень рано, уже в VI в., эти понятия - _дифирамб_ и _трагедия_ - дифференцировались; первый стал _музыкальным_, второй - _поэтическим созданием_, где музыка подчинилась мифу, слову. Дифирамб получил блестящее развитие в конце V в., а уже в IV в. он опошлился, сошел на степень _оперы_ и была даже поговорка: пошло, как дифирамб.

Выражение dithyrambischer Dramatiker создано искусственно, но, по-видимому, оно обозначает _участника_ (в широком смысле слова, включая и автора в число участников) _музыкальной драмы_: т. е. того, кто ее сочинял, играет, поет и танцует. У греков эти понятия разграничивались и актеры назывались "художниками (точнее - техниками) Диониса или при Дионисе".

2. Et comme l'avertissement melancoulique des gondoliers de Venise s'accorde au clapotis des noirs petits canaux, les deux, trois cris de l'agoyate (погонщик) poussant sa bete, s'associent etroitement avec Ie soleil, Ie cailloutis (звук от движения по камешкам) et les yeux brules de Pelopo

3. Лучшие работы по искусству эпохи Возрождения принадлежат _Вышеславцеву_ {2} ("Джиотто и Джиоттисты", "Рафаэль"); есть также русский перевод "Истории живописи" Мутера (перев Бальмонта){3}.

Ваш преданный И. Анненский.

А. В. БОРОДИНОЙ

2. VIII 1906

Ц С

Дорогая Анна Владимировна,

посылая Вам письмо с ответами, я имел в виду назавтра же написать другое. Но вышло иначе - у меня накопилось столько дела, что пришлось отложить беседу с друзьями до более приятных дней. Вот, наконец, я сбыл и главную тяготу по Учен Ком, а также бесконечное число накопившихся докладов в Округе, да, кстати уж, и еще одно - дело не дело которое мучило меня уже давно. Лет шесть тому назад я задумал трагедию {1}. Не помню, говорил ли я Вам ее заглавие. Мысль забывалась мною, затиралась другими планами, поэмами, статьями, событиями, потом опять вспыхивала. В марте я бесповоротно решил, или написать своего "Фамиру" к августу, или уже отказаться навсегда от этой задачи, которая казалась мне то непосильной, то просто нестоющей. Вот послушайте миф, в древности мало распространенный и, кажется, никого не пленивший в новые века.