Колония

Все глаза обратились к Освободителю.

— Я говорю «нет», — его спокойные серые глаза обвели взглядом всех сидящих за столом и остановились на Бовето. — Мы явились сюда достичь взаимопонимания, а не спорить, сколько ангелов может плясать на острие иглы.

— Согласен, — широко усмехнулся Бовето, показывая все свои зубы и слегка хлопая ладонями по столу.

— Но, сэр, — вмешался сидящий рядом с ним помощник, — эти дела слишком важны, чтобы подходить к ним наудачу.

— Тогда давайте утвердим повестку дня, — предложил с другой стороны Освободитель, — сейчас, быстро, без всяких этих экивоков и мелочного педантизма.

— Что вы предлагаете? — спросил Бовето. Его помощники выглядели шокированными и пораженными ужасом из-за того, что их шеф заговорил напрямик с Другой Стороной.

— Аппарат принятия решений Всемирного Правительства в Мессине слишком часто игнорирует потребности, чаяния… душу, за неимением лучшего слова, отдельных стран, затрагиваемых этим решениям, — сказал Освободитель. — Отдельные страны должны получить более сильный голос в процессе принятия решений.

Бовето нагнулся вперед.

— Перестройка Всемирного Законодательного собрания — занесите это в повестку дня.

Сидевший за плечом Бовето секретарь застучал по лежавшей у него на колене клавиатуре компьютера. Помощники по бокам Бовето сидели в каменном молчании.

— Налоги важны, — сказал Бовето. На лицо его вернулась усмешка. — Фактически, налоги — это главное занятие правительства.

— Согласен, — кивнул Освободитель.

— А как насчет ПРОН? — спросила одна женщина из окружения Освободителя, высокая, надменного вида аристократка с точеными лицами испанской знати. Ее царственная осанка выглядела дико неуместно при носимой ей мешковатой форме цвета хаки. — Да, — поддержал Освободитель. — Насилию надо положить конец. Больше не должно быть никаких убийств. Это следует сделать самым первым пунктом в нашей повестке дня.

— Отлично, — согласился Бовето.

— И торговые отношения, — робко предложил один помощник Бовето, — особенно между…

— Не сейчас, — отрезал Бовето. — Но нам следует обсудить возвращение во Всемирное Правительство Аргентины, Чили и Южной Африки.

Освободитель кивнул.

— Я, конечно, не уполномочен говорить от имени правительств этих независимых стран, но мы можем выработать условия, на которых они обдумают воссоединение.

Открылась главная дверь в конференц-зал. Сидящий ближе всех к двери аль-Хашими сердито повернулся в кресле.

— Мы же приказали не беспокоить…

Пепельнолицый охранник из службы безопасности «Острова номер 1» просто стоял там, в дверях, разинув рот, с открытой и пустой кобурой на боку.

Из-за его спины вышел Хамуд с тяжелым автоматическим пистолетом охранника в руке. А за Хамудом шло еще двое неважно одетых партизан, почти беззаботно держащих у бедра сверкающие новые автоматы.

— Хамуд! — ахнул аль-Хашими. — Как ты…

— Господа! И дамы! — объявил с улыбкой — надменным знаком наглости — Хамуд. — Вы пленники Подпольной Революционной Организации Народа. Нет… не двигайтесь! Оставайтесь на местах. Не заставляйте моих людей стрелять. Мы захватили всю космическую колонию. Вы будете оставаться в этом помещении, пока вам не прикажут перейти в другое. Выполняйте все приказы сразу же. Если вы откажитесь выполнить любой, пусть даже самый незначительный приказ, вас расстреляют.

Лео тяжело сел на маленький вращающийся пластиковый стул инженера. Спинка его выгнулась, а широко расставленные ножки затрещали под его весом.

Захват электростанции прошел легко. Там не стояло никакой охраны; никто даже не держал оружия. Его дюжина бойцов ПРОН просто вошла, и все инженеры и техники застыли на местах.

— Просто расслабьтесь и продолжайте работать, — велел им Лео. — Мы не собираемся никого трогать, пока вы делаете, что вам говорят.

Он ожидал увидеть в здании электростанции массивные грохающие механизмы и мигающие повсюду огоньки компьютеров. Компьютерные пульты там были, спору нет: ряды за рядами их тихо перемигивались между собой. Но в данном, ярко освещенном помещении с высоким потолком царила тишина и прохлада. Никаких сотрясающих воздух огромных турбин, никакого шипящего пара или путаницы труб, пропускающих странные охладители и жидкости. Просто рациональное, чистое помещение с незатененными световыми панелями по потолку. И никакого шума, кроме тихого гудения компьютера и шлепанья шагов мужчин и женщин в удобных тапочках и безупречно белых халатах.

«Тогда почему же я в поту?» — спросил себя Лео.

Ноги его болели, а желудок сплетался в тугие узлы. «Нервы, — сказал он себе. — Всего лишь нервы».

Во время акции он держался отлично. Ни единого приступа малодушия, хотя он думал, что ему, возможно, придется нажать на курок выданного ему автомата. Он держал оружие легко, в одной массивной ручище, обращаясь с ним, словно с удлиненным пистолетом.

«Ладно, тебе не пришлось ни в кого стрелять. Все прошло гладко, как титька девственницы. Тогда почему же эта дрожь?»

Он знал. Ему не хотелось в это верить, но он знал. Это было начало. Сердце дико стучало у него в груди. «Если я не получу вскорости мое снадобье, все мое тело развалится».

Уильям Пальмквист бросился к видеофону и бухнул по кнопке «ВКЛ», прежде чем закончился первый гудок. Обычно веселое круглое лицо Рут выглядело обеспокоенным.

— С тобой все в порядке? — спросили они одновременно.

Обыкновенно, они бы рассмеялись, но теперь он лишь кивнул, когда она сказала:

— Нас отозвали из лабораторного модуля. Мы думали, что произошла солнечная вспышка или что-то в этом роде.

— Хуже, — сказал он. — Колонию захватили террористы.

— Знаю. — Рут оглянулась через плечо. — Здесь на причалах вооруженные охранники ПРОН.

— Ты в норме? Они тебя не беспокоили?

— Нет. Они сказали, что отпустят нас всех по домам, и нам надо будет остаться в своих квартирах до дальнейших приказов.

Он быстро закивал.

— Именно так они нам и сказали, когда заставили нас отключить все оборудование и вернуться с фермы.

— Я буду дома, как только смогу сесть в поезд. Здесь большая толпа народу. Всех работающих в модулях отозвали одновременно.

— Меня одно радует — что вас не заставили остаться там. Я с ума сходил от беспокойства.

— У меня все прекрасно, Билл, — улыбнулась она ему. — Ничего с нами не стрясется, вот увидишь.

— Разумеется, — солгал он, зная, что она тоже скрывает свои страхи.

— Вы должны попробовать договориться с ними!

Сезар Вилланова мрачно улыбнулся.

— Сомневаюсь, что они будут общаться со мной иначе, чем с остальными. В конце концов, я ведь никогда не принадлежал к их числу.

Бовето поднялся с кресла и принялся расхаживать вдоль длинного стола. Другие, сидевшие за столом, перешептывались, собравшись в маленькие испуганные кучки, или тупо глядели в ничто, как аль-Хашими.

Достигнув конца стола, Бовето повернулся и сказал:

— Вам следует по крайней мере попробовать поговорить с ними. Они смотрят на вас с почтением. Освободитель был героем для них — по всему свету.

— Пока не согласился на переговоры с вами, — уточнил Вилланова.

— Вы думаете, они повернули против вас? — нахмурился Бовето.

— Конечно.

— Чепуха! Они никогда не…

Дверь распахнулась, и все разговоры смолкли. Один из вооруженных партизан, долговязый, бледнокожий подросток, державший автомат так, словно родился с ним в руках, вызвал:

— Шейх Джамиль аль-Хашими!

Паренек грубо сделал шейху знак автоматом, веля следовать за собой.

Бросив на остальных взгляд, выражавший «Кто знает?», аль-Хашими вышел следом за парнем. Сразу за дверью конференц-зала стояло двое охранников ПРОН, один из них — девушка. Оба с автоматическими винтовками. Они закрыли дверь, когда парнишка, не оглядываясь, зашагал по коридору. Аль-Хашими последовал за ним.

Они вышли из здания, прошли через старательно ухоженную лужайку, направляясь к другому маленькому, невысокому зданию из выбеленного цемента. Деревянные проулки и улицы пустовали; обычное предвечернее движение пешеходов исчезло.