Страница 66 из 72
— Два торпедных катера слева тридцать градусов, дистанция двадцать кабельтовых… Четыре торпедных катера справа сорок градусов, дистанция семнадцать кабельтовых… Торпедные катера ставят дымовые завесы…
И весь этот дым ползет и ползет на нас. Плывем как в настоящем тумане.
— Торпеда справа сорок, идет на нас, дистанция три кабельтовых!
И эта, и вторая торпеда, выпущенная катерами, которыми командовал мой однокашник Николай Овчинников, прошли под кораблем. Два попадания торпедой в корабль — это смертельный удар.
Пока прорывались через условное минное поле, береговые батареи вели по нас губительный огонь, обозначаемый вспышками прожекторов.
Дымовая завеса, сделав свое дело, растаяла в море, и тут мы увидели такое!.. На нас шли три большие группы самолетов — слева, справа и прямо по курсу.
Такой воздушной силищи мы еще и не видели. И откровенно говоря, даже с восторгом наблюдали эту впечатляющую картину, едва успевая записывать данные о бомбовых ударах, обозначаемых белыми ракетами с летящих самолетов.
Вскоре наш корабль прибыл в назначенную бухту и стал на якорь поближе к береговой черте и рыбному заводу. Тут началось для пас самое главное высадка танкового десанта. Первый танк уже стоит под грузовой стрелой, а остальные опробуют моторы.
Заработала паровая лебедка, и первый танк повис над водой.
— Трави! Трави полегоньку, осторожно, чтобы не утопить…
На воде танк принимали со шлюпки: краснофлотцы поддерживали его, отсоединяли подъемные стропы. Наконец все четыре конца отданы. Танк, прибавив обороты, поплыл к берегу. Зрелище изумительное! Стальной «водяной жучок», басовито урча, бежит по воде, оставляя за кормой приличный бурун.
Постепенно все, кто был связан со спуском танков на воду, освоились, стали работать более уверенно. Каждые тридцать секунд от борта корабля отплывала амфибия. Самое трудное при такой выгрузке отцепить под водой сразу все четыре конца подъемных стропов. Пока это удавалось.
Вот и последняя «амфибия» на воде. Со шлюпки у нее отсоединяют стропы.
— Вира! — весело кричат краснофлотцы.
Еще бы не радоваться: выгрузка успешно заканчивается.
Лебедка заработала, и вдруг танк нырнул в воду. Экипаж стал поспешно выскакивать из него. Проходит еще несколько секунд, и мы видим, как «амфибия», поднятая из воды грузовой стрелой, висит на одном из четырех концов, впопыхах неотданном.
Танкистов из воды подобрала шлюпка, а танк подняли на верхнюю палубу. На корабле тишина… Не знаю, кто вызывал, но к «амфибии» подбежал Углицкий.
— Кто тут механик? Мигом отвинчивай магнето и давай мне!
Завладев магнето корабельные машинисты умчались с ним в машинное отделение. Углицкий наказал механику танка тщательно протереть внутри машины всю электропроводку, особенно контакты, а сам побежал к себе.
Краснофлотцы переодели танкистов в свое флотское сухое рабочее платье, а мокрое отнесли в котельное отделение. Через полчаса оно высохнет, и ребята смогут переодеться в привычное для них обмундирование.
Как все хорошо началось, и на тебе — утопили танк, вывели его из строя, подвели боевых товарищей…
Сижу на тумбе главного компаса, курю трубку за трубкой. А на душе прескверно. До того обидно! На мостик поднялся Баляскин.
— Переживаешь, командир?
— Нет, плясать охота от такой срамоты!
— Не заводись. Конечно, плохо, что искупали танкистов, но я был у машинистов, те обещают через час ввести магнето в строй.
— Утешаешь, комиссар, а я себя ругаю: почему быстротой увлекся? Командир обязан не только видеть, но и предвидеть.
В это время из переговорной трубы машинного отделения послышался свисток.
— Докладывает Углицкий. Беда оказалась меньшей, чем мы предполагали. Через десять минут магнето будет на месте, и мы танк не только ходить, но и летать заставим! Товарищ командир, не кручиньтесь, все сделаем а на берег «амфибию» по воде доставим.
Танк в строй ввели. Сначала он сделал несколько кругов по палубе вокруг средней надстройки. Механик машины показал большой палец. Только после этого танк спустили на воду, и он быстро поплыл к берегу, где его уже поджидали. На душе несколько отлегло.
Только мы собрались пообедать, как прибежал шифровальщик и громогласно объявил:
— Самолет терпит бедствие, нуждается в помощи!
— Вахтенный начальник, строевых и боцмана на бак, в машину передать: идем спасать самолет, держать максимально возможные обороты машины!
Через полчаса видим самолет — морской ближний разведчик (МБР) и маневрирующий около него тральщик. Ба! Да на нем командиром Кринов… Он самоуверен, дерзок, но моряк хороший. В бинокль вижу, что одно крыло у самолета помято: видимо, Кринов лихо подходил к нему и не рассчитал…
Мы подходим осторожно. Бросили концы. На них подтянули самолет к борту. Поврежденным крылом он все больше погружался в воду. Пока тянули самолет к борту, крен достиг пятнадцати градусов. А на центроплане самолета в летном реглане и кожаном шлеме стоял не кто-нибудь, а Сергей Тихонов — тот самый командир эскадрильи, которого мы вместе с его летчиками доставляли в бухту Врангеля!
Сергей совершил вынужденную посадку при ясной погоде и спокойном море: забарахлил мотор. Мы могли лишь грузовой стрелой поднять самолет. Приготовили пеньковые стропы, а как, где их крепить на самолете — никакого представления не имеем. Летчиков подняли на борт. Самолет еще больше накренился — уже градусов на двадцать пять. Строп Коваленко завел. Самый опытный лебедочник Башкирцев чуть не по сантиметру выбирал подъемный конец, закрепленный за пеньковый строп. Опасность поломать самолет была велика, однако все надеялись, что обойдется. Но вдруг послышался страшный треск, и на глазах у всех самолет превратился в груду фанеры. Вот уж стыд так стыд…
Через несколько дней мы с Баляскиным шли на разбор учения, как на публичную казнь: сперва конфуз с танком, потом МБР поломали… Я ждал кары серьезной, вплоть до снятия с должности.
На разборе впервые проведенного в таком крупном масштабе учения, которое явилось итогом и проверкой всей работы по укреплению обороны Приморья, выступили командующий Особой Краснознаменной Дальневосточной армией В. К. Блюхер и командующий Тихоокеанским флотом М. В. Викторов. Михаил Владимирович умел делать разборы, в этом я убедился, когда был у него флаг-секретарем. Викторов подчеркнул, что флот впервые с военного корабля высаживал танковый десант и все было бы хорошо, если бы…
— Михаил Владимирович, — бросил реплику один из присутствующих армейских начальников, — никаких «если бы», а просто хорошо. Корабельные машинисты сумели всего за два часа ввести «амфибию» в строй! Право, бранить их не следует. Ребята у вас на флоте золотые. А попавший в морскую купель танк в части иначе как «Нептуном» и не называют.
Баляскин мне шепчет:
— Видать, пронесло.
Дав хорошую оценку как катерникам, так и авиации, Викторов после некоторой паузы вдруг спросил:
— Андреев, командир «Теодора Нетте», здесь?
— Так точно. — Встал, а в голове мысль: «Ну, сейчас мне крышка».
— Вы устройство МБР знаете, бывали в кабине самолета хоть раз?
— После того как поломал самолет Тихонова, теперь устройство знаю. Раньше на самих самолетах бывать не приходилось.
— Слышите? — обратился Викторов к начальнику штаба флота Солонникову. Бывать не приходилось, устройства самолета не знал… Это наша с вами вина. Если по флотским правилам на шлюпке, отвечает за все старший, то уж на флоте в целом и подавно!
Стою перёд всеми истукан истуканом. Кажется, действительно пронесло. А стыд глаза ест.
— Михаил Владимирович! — слышу голос начальника политуправления флота армейского комиссара 2 ранга Г. С. Окунева, всеми на флоте уважаемого человека. — У них на «Теодоре» общественное конструкторское бюро образовалось по изобретению спасательных средств…
— Что вы можете доложить по этому вопросу, товарищ Андреев?
— На самолетах нет никаких устройств для их буксировки. Те, что имеются, ничего не стоят.