У Лукоморья

— «Атолл», «Штиль», — продолжил я, — Хотя нет, это скорее для Хемингуэя.

— А может «Этель»?

— А это уже наверно Мопассан.

— Чуть что сразу Косой, — раздался голос Васи, которого иногда дразнили таким прозвищем.

— Да это не про тебя, это мы кроссворд разгадываем, — ответил ему Зверь, — Так что играй в свой «Джокер», пока твоего козырного туза в утиль не сдали.

У Васи не было козырного туза, но он как всегда начал было шумно протестовать, что все сговорились против него, и он вообще не будет играть, если будут выдавать его карты. Но мой громкий возглас прервал его.

— Точно, «Утиль». Это в его стиле.

— Что-то не помню такого романа, — не унималась Линда.

И тут меня охватил поток вдохновенья, и я начал:

— Да там про одного парня, который устроился на пункт по приему утиля. Сначала он работает помощником у старика Джо — очень колоритной личностью, потом начинает работать один. И люди, люди, люди… Каждый приходит на пункт со своими старыми вещами, и со своими проблемами. Некоторые проносились подобно призрачным мотылькам, другие — надолго проникали в душу, приходили еще, и даже являлись во снах. Старый негр и молодая девчонка, потерявшая в аварии родителей… Да, Линда, ты много потеряла, что не прочитала этот роман.

Линда развесила уши.

— Я обязательно прочитаю, но может ты еще немного порассказываешь. У тебя хорошо получается.

Получалось действительно хорошо, и даже наши игроки слегка поутихли слушая мой бред. Впрочем, большинство из них уже достаточно хорошо знали меня и давно включили автосброс.[35] Но раз меня попросили, то я не мог не продолжить:

— Читая этот роман, так и проникаешься его миром. Можно сказать миром контрастов. Жизнь героев протекает совсем рядом с блистающим миром миллионеров, но практически с ним не соприкасается. И когда герой (черт, не помню как его звали)…

— Джим, — подсказал Олег, хитро улыбнувшись.

— Да, Джим, — продолжил я, — знакомится с будущей героиней, его начинает тяготить нищета, тем более что совсем рядом, на том же пункте иногда заключались странные движения, приносившие хозяину баснословные прибыли.

— Он влез в эти «движения», — продолжил Олег, — но так и не стал там своим.

— Да, в конце концов, его девушку убивают. Сначала он хочет отомстить, но воля его сломлена, и он бежит.

— Да последняя сцена с автобусом хорошо описана, — опять встрял Олег, — Когда он встречает старого знакомого летчика, бывшего в детстве его кумиром, и ставшего теперь простым алкашом…

— Точно, я так растрогался, что потом уснуть не мог, — я явно переигрывал, и казалось, уже все должны были это понять.

Но тут Линда спросила:

— Ты говорил, что у тебя собрание сочинений Хейли. А «Утиль» там есть? Хотелось бы почитать хотя бы в переводе.

Не знаю, кто из нас грохнул раньше — я или Олег, но скоро вся комната покатилась со смеху.

— Ты что еще не поняла, — влезла в разговор Таня, — Эти черти придумали этот роман сейчас. Они вообще любители вешать лапшу. А роман, если что, называется «Отель».

— Я же знал, — вырвалось одновременно, по крайней мере, у троих меня, Зверя и Олега.

— Да ладно, вам самим бы писать, — проговорила Линда, не зная обижаться ей за розыгрыш или нет.

— Так они и пишут, — ответила ей Таня, — Вот только не читает никто.

— Неправда, — запротестовал я. — Это нас просто издавать не хотят. Видимо придется брать псевдоним. Скажем, Артур Хейли.

Задний фон, так сказать, нашего общения задавал поставленный специально для гостьи «Русский Альбом» Б. Г. Олег он вообще помешан на Гребенщекове. Особенно на некоторых его песнях. Когда кассета сделала очередной круг (а альбом этот, если кто не знает, довольно короткий) и «Птичка»[36] повторилась третий раз, Линда спросила:

— Почему все время в лапках топор?

— Это национальная традиция, — начал грузить ее я.

— Вы, русские, такие воинственные?

Это был довольно глупый, но частый вопрос. А ведь действительно, в «Русском альбоме» Б.Г. тема войны ненавязчиво присутствовала в качестве лейтмотива. И, если честно, это соответствовало тому положению, которым все больше и больше дышал весь Астрал. Но я не хотел разводить разговоры об Астрале, в виду непосвященности, как мне тогда казалось, моих земных друзей, и потому я постарался сменить тему, неожиданно вспомнив, что на кухне поспел чай.

Вообще же, разговоры в основном, конечно же, были пустопорожними, и потому не думаю, что существует какая-либо необходимость их листинге. Единственно, что из них можно было извлечь дополнительно, это приглашение Васи и Зверя отпраздновать этот День Победы, который должен был быть послезавтра, походом в горы, которое было с радостью всеми принято.

Между тем Лукоморье не могло обойти День Победы без устройства крупного торжества. И хотя оно по традиции всех лукоморских праздников[37] не могло быть проведено в срок, оно должно было найти место, а точнее время. И, как оказалось совершенно неожиданно, время это было именно следующей ночью. И на этот раз мне не нужно было особого приглашения. Хотя потрудится пришлось мне изрядно. Ведь вдумайтесь. Вне пришлось раньше других сгонять в Лукоморье, сотворить там для Линды Ода, вернуться с ним назад… В общем, я так запарился, что в конце концов оставил Фрею на попечении моей мыслеформы, а сам двинулся разыскивать Гуллвейг, которую давно уже не видел. Кстати это совсем не понравилось Фрее, которой я лукоморский, как мне кажется все больше и больше нравился. В другое время я был бы только рад такому повороту, но пока я решил не осложнять и без того не простой ситуации.

Когда я вошел в кафе, Яна болтала с Иванкой. Хорошо, что они подружились. Иванка всегда меня понимала, и я не помню, чтобы мне было с ней плохо. А я относился к ней как богине. И этим все сказано. Еще с ними был Вольдемар. Мне явно не понравилось, что он положил свою голову на колени Гуллвейг. Он тоже понял, что мне это не понравилось, и быстро испарился в толпе.

— Ты решил вырядиться клоуном, — спросила Иванка, едва меня завидев. Она не любила, когда люди надевали чужие формы и знаки отличия. Особенно, когда это были знаки отличия ее Родины.

— Если бойца народной армии Югославии считать клоуном, то да, подколол ее я.

— Но ведь ты им не был, ты был…

— Штандартенфюрером, — закончил я. — Ты бы хотела видеть меня в эсэсовском мундире?

— Той роже, что у тебя сейчас, он бы не пошел.

— А тебе не нравится моя рожа? — я перешел на «южнорусский»[38] акцент.

— Нет, почему же, очень хорошая рожа, — встряла в разговор Яна.

Иванка и я рассмеялись. Яна была в недоумении.

— Ты знаешь, кто это, — спросила ее Иванка.

— Может быть адмирал Крузенштерн? — не знаю с чего пропародировала она кота Матроскина.[39]

— Нет, это — твой Видар. Только в той инкарнации, когда он был сербским богатырем (богатырем было громко сказано, но я подчеркнуто напряг мышцы), и, кстати, ко мне сватался. Вот только одет как черт знает что.

— Вот как? — Яна действительно была удивлена. — И не вышла за такого милашку?

— Она забыла сказать, что я был старше ее отца, у меня практически отсутствовал левый глаз, да и руки-ноги срослись не совсем правильно…

— В общем, картина жалкая, — подытожила Яна.

— Но он все равно был мне мил, и я обещала подумать до осени.

— А потом?

— Это был 1389 год, — сказал я, но это Яне ничего не говорило.

— 15 июня, на Видодан, была Косова битва, — отрешенным голосом продолжила Иванка. — На ней погибли и Милош, и мой отец, и мои братья. И я не на много их пережила… В общем, не будем о грустном.

35

Для тех, кто не понял — лапши с ушей.

36

37

Видимо берущей начало из самих корней нашего народа.

38

Или, выражаясь по другому, одесский.

39

Пути человеческих ассоциаций неисповедимы вообще. А когда включаешься в разговор неожиданно, их объяснить невозможно вовсе. Так что, я не понял, чего она вдруг вспомнила Крузенштерна. Хотя, с другой стороны, почему бы и нет.