У Лукоморья

Однако как бы то ни было, нам надо было жить и сражаться вместе.

Для честной битвы у нас было слишком мало сил. И потому мы решили изменить правила игры. И первым делом следовало добраться до кощеевой смерти. И главным пострадавшим опять оказался я.

Как вы, должно быть, помните, смерть Кощея размещалась в яйце, яйцо в утке, и так далее. И все это хозяйство размещалось в одном из самых дальних окраин многомерного мира.

Не буду утруждать вас рассказом, как я, Тор и Хеймдалл добирались туда.

Я разрубил цепь, сковывающую ларец, и оттуда выскочил, как вы думаете кто? Действительно заяц. Но это был не просто заяц. Это был всем зайцам заяц. По меньшей мере по части бега.

Тор и Хеймдалл занялись этим зайцем. Я тоже хотел присоединиться к ним, но что-то сковало мои движения. Я почувствовал, как леденящий холод поднимался от земли. Посмотрев вниз, я обмер: Половина моего тела была каменной, и граница, разделяющая живую плоть и холодный камень, быстро поднималась.

Трудно передать весь мой ужас, ибо я знал, что это одно из самых страшных заклятий Древних богов, которое использовали теперь Пожиратели душ. Тот, кто подвергался этому заклятию оставался живым, но подобным камню. И разум его, скованный каменной оболочкой, вынужден находиться в этой темнице до скончания веков, или пока что-то не разрушит камень его тела, что, кстати, было совсем непростой задачей. Тем более затаивший на меня обиду Хеймдалл убедил оставить мое окаменевшее тело в покое.

Но мне повезло. Не могу точно сказать, как[32] закончилось эта большая битва, но свертывающаяся Грань, вынесла ко мне Фенфира — того Белого Воина, который на самом деле был волком-оборотнем. Он разрубил меня своим черным мечом, чем сам того не подозревая спас от самого страшного проклятья.

— Вот, я не совсем понял, — обратился я Коту, — когда мы предпринимали поход за Кощеевой смертью, она почти как в сказке размещалась на кончике иглы, и далее в яйце, утке, зайце, и т. д. Это же не может быть реально? Что-то я засомневался в адекватности воспоминаний.

— Ты прав, Видар, — он довольно редко называл меня настоящим именем, и потому я понял, что то что он говорит представляет собой большую важность. — С одной стороны это невозможно. Но все же это было… Как разрешить эту дилемму? Как ты должен знать, вещь в себе и вещь для нас — суть две совершенно различные вещи. То, что мы ощущаем лишь частично передает реальную информацию о материальном мире и таким образом, чтобы эта информация представлялась в наиболее простой форме. Когда ты проходишь сквозь грань, разделяющую миры, то дейстыующие законы изменяются. Причем ряд из них меняется радикально. Однако человеческий разум не в состоянии бывает отреагировать адекватным образом. Поэтому он создает промежуточный мир, в котором ты продолжаешь оперировать привычными представлении, но несколько искривленными.

— Сюрреалистичными, — подсказал я.

— Вот именно, сюрреалистичными. Ты правильно подобрал слово. Кстати насколько те яйцо, утка и заяц были похожи на настоящих?

— В первом приближении.

— Ну вот. Вижу, ты понял.

Я обратил внимание, что мы с Котом все чаще и чаще стали вести такие беседы. И сам я стал заражаться от него этой философичностью и передавать ее другим. Время действительно меняло нас, и беспробудные пьянки стали уступать место какой-то подготовке. Я тогда еще не осознавал толком, какой и к чему.

Глава 6. День Победы

Еще в первом своем письме я, естественно, приглашал Линду и Йохана посетить наш чудесный город на берегу Каспия.

И вот накануне праздника Великой Победы, я вдруг узнал, что благодаря счастливому стечению обстоятельств, она сможет погостить у нас недельку. К сожалению, Йохан, не смог составить ей в этом компании. Но, по правде говоря, я не очень об этом сожалел.

Встретили ее, как подобает. А, так как, мы живем в России, то подобало, что самолет опаздывал на три часа. И эти три часа я матерился на аэровокзале. Кроме того, так как по закону подлости никого из знакомых с машиной не оказалось, то пришлось пользоваться услугами таксопарка, дерущего с трудящихся три шкуры. Их конечно тоже можно понять. Но нам, стоящим, если можно так выразиться, по другую сторону руля, от этого не легче.

Наконец справочная объявила посадку, и толпа встречающих и таксистов накатилась к единственному входу. Я долго ждал пока, наконец, в толпе прибывших, а если вернее чуть-чуть над ней мелькнуло знакомое лицо. «Интересно, узнает ли она по фотографии меня,» — мелькнуло у меня в голове, но мои чаяния не оправдались. Как каравелла по зеленым волнам, подгоняемая течением других пассажиров, она прошла мимо меня. Я даже повернулся посмотреть, не повернулась ли она, чтоб посмотреть, не повернулся ли я. Извините за плагиат. И она повернулась. И одарила меня своей чудесной улыбкой. Все-таки, несмотря на то, что в посланной ей фотографии, я выглядел значительно лучше, все же лицо было узнаваемым.

— Здравствуй, Линда. Это я, — сказал я, напрочь забыв всю придуманную на сей случай тираду.

Она оказалась значительно выше, чем я ожидал. И даже немного выше меня. А ведь стоило уже привыкнуть, что в теле Видара или Ильи все нормальные люди кажутся маленькими! Кажется, и она была несколько разочарована. Но что поделаешь. Какой есть — такой есть. Вот если откроется Грань… Но если — будет после, а пока следовало жить сегодняшним днем.

Дождавшись багаж, мы сели в первое такси и поехали к нам домой.

Мы, было, попытались разговаривать по-английски, но, увидев реакцию попутчиков, решили, что не стоит.[33] Так, что единственным знаменательным событием за время, пока мы не переступили порог нашего дома, была реакция Линды на наш звонок, который гремел так, что заставлял подпрыгнуть любого, кто пробовал нажать его впервые.

В честь гостьи решили собрать небольшую компанию. Вообще-то сначала мы думали встретить ее в кругу семьи. Но к вечеру, когда гостья призналась, что совсем не устала, сама собой зародилась идея пригласить друзей. Тем более, что друзья эти уже давно собрались в соседней квартире у Орловых.

Помимо уже известных по новому году товарищей Орловых Ашуровых и Васи, на этот раз с ними был еще и Зверь. Зверем его прозвали после того, как назло помешенному на православии брату, он выколол себе на руке 666.[34] Это было четыре года назад, и с тех пор он заметно поумнел, но прозвище осталось.

Нас оказалось восемь человек, что довольно много, и компания разбилась на подгруппы. Аня с Аленкой показывали Линде наши фотографии.

Как обычно четверо расписали «Джокера». Причем как всегда это сделали тихо-тихо, пока я был на кухне. Но впрочем, я не был очень на это в обиде и присоединился к группе коллективного отгадывания кроссвордов — дела с одной стороны нудного, но с другой — дающего возможность блеснуть частицами еще сохранившегося интеллекта.

Хотя скорее здесь требуется далеко не интеллекта, а способности быстро соображать и знание «тонкостей» кроссвордного дела. Поэтому обычно я проигрываю Зверю или Олегу, но, в конце концов, не на деньги же играем. А над некоторыми словами голову приходится ломать так долго, что порой, кажется, что это-то упорство — да в мирное русло…

— Роман Хейли из пяти букв, — прочитал Зверь, — Вторая «т», четвертая «л».

Не скажу, что я большой знаток Хейли, но все же кое-что читать приходилось. И я начал вслух перебирать:

— «Аэропорт», «Окончательный диагноз»…

— «Колеса», «Сильнодействующее лекарство»… — продолжил Олег.

Ничего, мало-мальски подходящего на ум не приходило.

— А романа «Сталь» у него нет, — начал изгаляться Зверь.

— Нет, это не в его стиле, — встряла в разговор Линда.

32

Чем оно закончилось ясно и так: мы проиграли.

33

Тем более, что быть иностранцем давно перестало быть в нашей стране гарантом безопасности. Скорее совсем наоборот.

34

Для тех, кто не знает — число Зверя («Апокалипсис»).