Страница 109 из 110
- Нет, тут какой-то другой отсчет времени.
- Вместе в портал пойдем? - Юл посмотрел на Романа с надеждой.
- Попробуем, - согласился Роман, - но не сейчас. Ты дяди Гришин номер телефона знаешь? - Юл кивнул. - Назови.
Телефон долгохонько трезвонил, прежде чем главный хулиган снял трубку.
- Ну, кто хулиганит?
- Дядя Гриша, скоро у тебя буду. Сазонов не появлялся?
- Я ведь с тобой разговариваю, чего беспокоишься?
- Если появится, учти, ему нужно срезанное ожерелье и чтобы ты его в кольцо закатал. Да, кстати, ты видел, как Надя срезала ожерелье?
- Видел, конечно.
- Нож был с водным лезвием?
- Что?
- Прозрачный нож?
- А, да. Точно, ледяной.
- Я скоро, - пообещал Роман и швырнул трубку. Вернулся в свою спальню. Совершенно бесшумно.
Надя спала. Он поискал ее сумочку. Нашел. Унес в кабинет. Здесь высыпал содержимое. Нож нашелся. Ледяной клинок в серебряных ножнах. А ведь ножу-то больше трех дней. Значит, этот водный нож куда прочнее того, что умела создавать Марья Севастьяновна да и сам Роман. Гамаюново творение. Сазонов с водной стихией связан плохо. Роман произнес заклинание и приложил зеленый камень кольца к лезвию. На столе образовалась лужица воды. Да еще осталась деревянная рукоятка.
Роман бросил Надину сумочку прямо в кабинете. На место возвращать не стал. Взял обруч и вышел. Надо было спешить.
Глава 18
ЕЩЕ ОДНО ХУЛИГАНСТВО
- Появлялся Сазонов? - спросил Роман, заходя на кухню дяди Гришиного дома.
Григорий Иванович сидел за столом. Литровая бутылка, наполненная кристальной жидкостью, - перед ним. Стаканы граненые, огурчики, грибочки, капуста кислая - все как положено. Один стакан пустой.
- Появлялся, - утвердил Роман Вернон, не дождавшись ответа.
- Появлялся, - кивнул дядя Гриша. - Мы даже с ним выпили за возвращение из дальнего пути.
- И где он теперь?
- В погребе у меня лежит. Тепленький. Хулиганить не будет. Ты ему фингал под глаз поставид?
- Алексея работа. А разве на жениха самогон твой действует?
- Мой самогон - и не проймет? - искренне удивился дядя Гриша. - Да мой кого хочешь уложит.
Роман выскочил из дома, побежал к знакомому погребу. Не соврал дядя Гриша. Вадим Федорович как раз тут и лежал, на полке возле банок, где прежде Надя покоилась, а затем Баз пребывал в беспамятстве, завернутый в одеяло и брезент. Только Сазонов ни во что завернут не был. Смокинг на нем, рубашка белая - прямо с Синклита сюда и пожаловал. И теперь дрыхнет, физиономия красная, как семафор, губы пузырятся, один глаз заплыл. Ожерелье на шее тоже красным светится. Ну и силен у дяди Гриши самогон. Заговоренный - не иначе. Роман на всякий случай ледяные наручники с сильнейшим заклинанием Сазонову на запястья приладил. Да еще пару охранных заклинаний наложил, хотя понимал, что мера лишняя, - от хулиганского этого похмелья господин Сазонов не проснется, пока ему сам главный хулиган не позволит.
Роман вернулся в дом.
- Выпьешь? - спросил дядя Гриша, набульки-вая из бутыли в стакан.
- Чтоб там, рядом с женишком, лечь?
- Ну, зачем так? Я тебе обычного налью.
- Не надо. - Роман глотнул из своей фляги для безопасности. Закусил огурчиком. Тот хрустнул, брызнул кислым соком. Хорош.
- Сильно берет, да... - кивнул дядя Гриша. - Уж коли этой моей самогоновки кто глотнет, ни за что не вырвется.
- Перстень Юла ты сделал?
- Знаешь, так чего спрашиваешь? - Дядя Гриша опрокинул стакан.
- А этот? - Роман повернул сжатую в кулак руку так, что зеленый камень оборотился в сторону дядя Гриши. - Этот тоже твой?
Дядя Гриша долго молчал, глядя на перстень. Вздохнул тяжело и кивнул.
- Чье ожерелье внутри?
- Машенькино. Доченьки моей покойной.
- Значит, Марья Гавриловна Гамаюнова - супруга твоя?
Дядя Гриша фыркнул:
- Тогда она не Гамаюновой звалась - Терентьевой. Мою фамилию носила. Она ведь хулиганка была - поискать. О мировых всяких безумствах задумывалась. А вот деточку нашу не уберегла. Машенька ведь не от болезни умерла какой - не от грудной жабы, как нам в музее этом сказали. Вышло так, что ожерелье ее душить стало. Водой обливали, в речке купали - не помогло. А Марьи Гавриловны, как назло, рядом не было. Звал я ее - не пришла. Не успела. Я тогда ножик ледяной взял, ожерелье срезал и в перстень закатал да поздно. Все равно не помогло, все равно вижу - дитятко мое умирает. Я ее на руки. А она вздохнула и не выдохнула. Глазки приоткрыты, на мир смотрят, не видят. А сама - не дышит. Я - в комнату ту, обитую пурпурным штофом, где пейзажи по стенам висели. Шагнул - и как в пропасть. Выскочил в Петербурге. Аж в тысяча девятьсот шестидесятом году, как потом выяснилось. Прямо в больнице.
- В портал нельзя без ожерелья входить.
Дядя Гриша запнулся, как будто и сам понял, что ляпнул что-то не то.
- Разве?
- Это точно.
- Так я ведь хулиган. А у Машеньки было ожерелье... Ах, нет, не было. Так она мертвая уже была! - нашелся наконец дядя Гриша. - Но и здесь не воскресили. И я назад возвращаться не стал. Зачем? Тут остался. Если будущее видел, прошлое мгновенно теряет смысл.
- В музее сказали, что ты в реке утонул.
- Смех, да... Нашли кого-нибудь по комплекции подходящего и мной объявили. Надо ж было как-то бумагу о смерти супруга получить, чтобы снова замуж Марье Гавриловне выйти. Она еще при мне на этого красавчика Гамаюнова заглядывалась. Ну а я здесь прижился. Машенька родилась. Моя. Но другая. У нас с Танюшей деток долго не было, я Ваську вроде как за сына считал. Потом думали усыновить кого. Ну, а после радость случилась. Машенька наша.
Роман чувствовал: недоговаривает что-то старый хулиган про свои дела личные, самое важное утаивает. Но сейчас темногорского колдуна интересовал прежде всего Вадим Федорович и все, с ним связанное.
- Дядя Гриша, а ведь ты нарочно тогда к особняку Сазонова свернул. Не было никакого колдовства. Ты туда нас с Базом сам привез.
Григорий Иванович отпираться не стал.
- Я ведь там, в притоне, всех гадов запомнил. Прежде чем их водой смыло. А как раз накануне твоего прошлого возвращения, когда ты Ваза в погребе нашел, примчалося от Сазонова человек с посылкой: деньги передал и подарочек для Машеньки. Так я посланца признал - охранника этого я там, в притоне, видел. Только думал - он сам, гаденыш, с дружками девочку мою украл. А вышло - хозяин приказал. Ну, а дальше ясно. Посчитались мы с ними со всеми. Там, в особняке.