Страница 5 из 6
9
Корней Викентич бежал по двору. За ним еле поспевали сёстры. Мы одолели несколько лесенок, от которых за целый день у меня уже ломило ноги, и пришли на площадку, посыпанную толчёным кирпичом. Она была окружена кустами, подстриженными под шары. И на ней стояли белые фигуры трёх мужчин и одной женщины. К одной из фигур и подбежал Корней Викентич и грустно сказал: - Варварство! Мы подошли поближе и увидели прямо на животе Геракла два слова:
Здравствуй, Крым.
- Это сегодня! Он только что был здесь! Смотрите: вот кусочки побелки! сказал Корней Викентич. - Он живёт среди нас, этот варвар! - Корней Викентич, по территории, бывает, и дикие бродят, - сказала сестра-хозяйка, как-то нехорошо посмотрев на меня с мамой. - Я полвека живу и работаю в Крыму, - сдув кусочки побелки с ноги Геракла, сказал профессор. - Видел изуродованные и изрезанные деревья, скамейки, парапеты скалы, камни и стены, видел выжженный лес и замусоренное море, но ни разу в жизни я не видел того, кто режет, портит и жжёт. Буквально ни разу! Он в стороне от глаз людских делает своё чёрное, грязное дело! Но грядёт час! Грядёт! - погрозил кому-то пальцем профессор. В этот момент на тропе номер два показался бегущий трусцой, как пони в зоопарке, папа. Мама, увидев его, засмеялась. Папа застеснялся и сменил бег на шаг. Он подошёл к нам и спросил, что случилось. Корней Викентич сказал: - Произошло преступление. Несколько часов назад. Возможно, преступник и варвар среди отдыхающих. Вот - взгляните! Я сегодня же всем сообщу об этом во время ужина. Папа посмотрел на слова: "Здравствуй, Крым" - и сказал, поиграв желваками: - Попробовал бы этот варвар причинить лёгкие телесные повреждения живому Гераклу!
- Позвольте! Это, по-вашему, лёгкие повреждения? - спросил профессор. Продолжайте, Сероглазов, бег по тропе! - строго велел профессор. - Сейчас не до дискуссий. Позвольте откланяться! - Он поклонился маме и, заложив руки за спину, быстро пошёл к санаторию. Сёстры бросились за ним. Вдруг он обернулся, сказал папе: - Берите пример с Геракла. Носите в душе образ античного человека! - И пошёл дальше. Папа помахал нам рукой. - Слушай, не стыдно? Ведь мы забыли про Кыша, - сказала мама. - Пошли! - Почему забыли? Просто я за него спокоен. Он не лает. Наверно, спит. Сейчас тихий час. И только я это сказал, как Кыш, как назло, залаял. По жалостному лаю я понял, что его кто-то обижает. Мы побежали и увидели картину, которая мне никогда не могла бы даже присниться: Кыш, прижав уши, поджав хвост от страха и сгорбившись, пятился на газоне за оградой от... павлина! А настоящий живой павлин с распущенным хвостом, медленно вышагивая, наступал на Кыша. Я заспешил, когда увидел, что профессор Корней Викентич направился к Кышу, который снова разбудил тишину. - Сейчас же остановите собаку! - попросил Корней Викентич маму. - Павлин в опасности! - Извините, пожалуйста, но здесь на каждом шагу сюрпризы, - виновато сказала мама. - Кыш! Кыш виновато подошёл к маме. В окнах главного корпуса сразу показались весёлые лица отдыхающих. - Поверьте, - сказал Корней Викентич маме, - по свойству характера, я не могу выговаривать женщинам, но то, что сегодня произошло, выходит за рамки нашего разумного режима. Честь имею. - Извините ещё раз, - умоляюще попросила мама. Я потянул её за руку. По дороге домой я внимательно смотрел на деревья и на многих стволах видел и свежие и затянувшиеся, как рубцы, буквы, имена и фамилии. А колонны, и скамейки, и перила белой беседки, из которой мы глядели на море, были исписаны и исцарапаны так, что на них не осталось свободного места. Даже синее небо реактивный самолёт размалевал белыми каракулями. Только море издалека казалось чистым и на скалах Ай-Петри не было видно ни имён, ни фамилий. И я никак не мог взять в толк, зачем люди это делают, зачем где попало оставляют свои имена? Я спросил про всё это у мамы, но она ничего не смогла мне ответить. Вдруг я подумал, что нужно найти тех самых ребят из пионерского патруля и что-нибудь предпринять. А что именно, я сообразить не мог. Просто я почувствовал, что необходимо объявить войну варварам. Потом я спросил у мамы: - Расскажи мне про Геракла. Кто он такой? - Он был самым сильным человеком древнего мира, - сказала мама. - Как сейчас наш Василий Алексеев? - Совершенно верно, - сказала мама.
10
Когда мы пришли на Высокую улицу, Кыш первым делом снова загнал кошку на дерево. Дерево было громадным, и его светло-зелёные ветви в тёмных пятнах извивались над землёй, как огромные удавы. Кошка ходила по ветвям, и над ней, словно опахала, с тихим шелестом покачивались лапчатые листья. Мама извинилась за Кыша перед Анфисой Николаевной. Но та снова как-то странно улыбнулась и сказала, что кошка Волна постоит сама за себя. - По-моему, вы чем-то очень расстроены? Я это чувствую, - спросила мама. - Пустяки. Кто-то залез в огород. Огурцов натаскал. Первых. С пупырышками. Знает, что они сейчас самые вкусные. И мальву помяли. Я срезал сломанную мальву - красивый цветок, который раньше никогда не видел. Он был похож на ручной фонарик с десятком ярко-жёлтых огней, и цветы-огоньки снизу были большими, а наверху, на макушке, маленькими. - Да дело не в огурцах и не в мальве, - сказала Анфиса Николаевна и глубоко вздохнула. - А в чём же тогда? - спросил я, потому что мне стало тревожно: огород обнесён каменной оградой, а кто-то средь бела дня, когда хозяйка в доме, похищает свежие огурцы. - Долго рассказывать. И грустно, - сказала Анфиса Николаевна. Она сорвала несколько огурчиков и позвала нас ужинать. Мама застеснялась и стала отказываться, но Анфиса Николаевна сказала, что мы её гости, а не дикари-квартиранты и что она предлагает нам по очереди готовить обеды, а деньги бросать в какой-то общий котёл. Мама обрадовалась. Обе женщины начали готовить ужин, а у меня ноги подгибались от усталости. Я сел прямо на прохладный пол, прислонился к стене, и мне захотелось написать моему самому лучшему другу Снежке письмо про Крым. Я достал из своего чемоданчика тетрадку в косую линеечку и шариковую ручку с разноцветными стерженьками. Зелёным я решил написать про вечнозелёные кусты, деревья и склоны Ай-Петри. Синим - про синее море, непонятно почему называющееся Чёрным. Жёлтым - про мальву, которую сломал похититель огурцов. Красным - про солнце. А разноцветными словами я решил написать Снежке о павлине с великолепным хвостом. Я писал долго и до ужина и после, но письмо оставалось коротким, хотя было красивым. Тогда я добавил в него рассказ про то, как вытащил зубами занозу из лапы Кыша, и про то, что я видел самого сильного мужчину древнего мира, и что папа оказался жертвой цивилизации, а также попросил Снежку ответить мне, что такое цивилизация. Потом я сообщил, что Корней Викентич похож на Айболита, написал: "До свидания!" - и провалился, заснул и не проснулся, когда мама с Анфисой Николаевной перенесли меня на раскладушку... Ночью вдруг всех нас разбудил грохот, громкое мяуканье, визг и лай. Я вскочил с раскладушки, не сразу сообразив, где я нахожусь. По дому взаправду носился смерч. Мы с мамой начали искать выключатель, чтобы разнять дерущихся животных. - Кыш! Фу! Фу! - кричал я. Тут смерч вылетел в окно. Я понял, что Кыш продолжает ночной бой с кошкой в саду. А в доме стало тихо. И в темноте к нам с мамой стал, хохоча, приближаться кто-то в длинной, до пола, белой одежде. Всё во мне замерло от страха, мама, прижав меня к себе, дрожащим голосом спросила: - Кто здесь? Свет вдруг зажёгся, и мы с облегчением вздохнули, увидев хохочущую Анфису Николаевну в ночной рубашке. - Бога ради простите, - сказала она. - Совсем не думала, что Волна проучит Кыша прямо сегодня. - Она выглянула в окно и позвала: - Волна! Кис-кис!.. Немного погодя на подоконник с улицы, сверкая зелёными горящими глазами, прыгнула Волна, и я понял, что не ей, а Кышу на этот раз пришлось плохо. Волна, урча, кровожадно облизывалась и старалась стряхнуть с когтей клочки Кышевой шерсти. Кыш горько скулил под окном. Я позвал его, он подошёл и встал на задние лапы. Я втащил его в дом и сказал: - Не дразни кошку днём, и она тебя ночью не тронет. Она всё видит в темноте, ты же слепой и глупый. И потрепали тебя справедливо. - Волна тут одну овчарку так испугала, что та за три версты теперь нас обходит. Мама посмеялась с Анфисой Николаевной, потом Волну заперли на терраске, Кыш забился под раскладушку, и мы опять легли спать.