Страница 48 из 124
Послали к крестьянам молодого забойщика Лёшу Заборова. Пришёл Заборов, заговорил о жизни, о том о сём, а кончил рассказом про Первое мая.
Слушают мужики, посматривают на пришельца искоса.
- Нам, товарищи, - объясняет Лёша, - нужно всем вместе. Сила от этого прибавится. Смерть рабочему люду - жить в стороне друг от друга. Задавят в одиночку нас богатеи.
- Так-то оно так, - соглашаются мужики. - Только ты нас не трогай. Люди мы новые. Как бы чего не вышло.
- Уходи, не смущай, - говорит рязанский мужик Кирилл Пустобрюхов.
Ни с чем ушёл Лёша. Плохо кончился этот разговор для Заборова. Кто-то из мужиков донёс о молодом забойщике мастеру, мастер - начальству, начальство - в полицию. Арестовали Заборова. Отправили Лёшу в тюрьму, а жизнь на шахте шла своим чередом.
Трудна жизнь рабочих. Особенно трудно шахтёрам. То в шахте обвал, то увольнения, то понижение ставок. Так и тут, на "Святой Марии". Обрушился угольный пласт. Погибло шесть человек. Среди них и рязанский мужик Кирилл Пустобрюхов.
Вскоре начались увольнения. Сразу трое рязанцев лишились места. Затем - понижение ставок. И снова больше других пострадали рязанские мужики, как в делах шахтёрских менее опытные. Призадумались мужики. Стали они всё чаще прислушиваться к словам бывалых шахтёров. Вспомнили и Лёшу Заборова: "Зазря мы тогда, выходит, по глупости..."
Наступила весна.
В первых числах апреля шахта забастовала. Потребовали шахтёры восстановить прежнюю плату за труд и принять на работу уволенных.
Две недели стояла шахта затихшей. Дружно, все как один, бастовали рабочие. Хозяин не выдержал, сдался.
- Ишь ты, - ухмылялись рязанские мужики. - Вышло. Значит, сила в наших руках.
И снова вспомнили Лёшу Заборова, как он тогда говорил: "Все вместе, все разом. Смерть рабочему люду - жить в стороне друг от друга". Правду, выходит, говорил парень.
Отсидел Лёша срок заключения. Снова вернулся в шахту. Пришёл накануне Первого мая. Рабочие и в этом году устроили митинг. Явился Лёша на митинг - ба! - и рязанские мужики здесь. Стоят, вместе со всеми поют:
Никто не даст нам избавленья,
Ни бог, ни царь и не герой:
Добьёмся мы освобожденья
Своею собственной рукой.
ПУШКА
Утром Первого мая жандармскому полковнику Голове-Качанову вручили письмо. Распечатал - в конверте листовка: "Да здравствует Первое мая! Долой самодержавие!"
Побледнел Голова-Качанов, схватил листок, понёсся в жандармское управление. Собрал подчинённых. Выяснилось: такие же письма получили и ротмистр Галкин, и поручик Кутейкин, и жандармские приставы Тупиков и Носорогов, и другие жандармы. А вскоре к Голове-Качанову в управление начались телефонные звонки от разных именитых граждан: от фабриканта Рублёва, купца Собакина, отставного генерала Атакина и от других. И им, оказывается, пришли такие же письма.
Схватился Голова-Качанов за голову. А тут ещё ко всему жандармский пристав Носорогов возьми и скажи:
- Ваше высокородие, никак, мастеровые бунт задумали?
- По местам! - закричал Голова-Качанов. - Пулемёты на улицу! Пушку!
Бросились жандармы исполнять приказ. Расставили на уличных перекрёстках пулемёты. А около жандармского управления поставили пушку. Носятся по городу полицейские, шпики. Однако в городе спокойно - никаких беспорядков. Только около пушки, что поставлена возле жандармского управления, крутятся мальчишки. Интересно ребятам. Многие пушку впервые видят. Все норовят подойти поближе. Самые смелые даже колёса, ствол трогают.
- Но, но! - покрикивает на ребят солдат.
Отойдут мальчишки, а потом опять за своё.
- Стрельни, - просят солдата.
К середине дня полковник Голова-Качанов успокоился. Повеселел. Но тут вбегает в управление пристав Носорогов и показывает полковнику бумагу.
- Ва-а... ва-а, - заикается, - ва-а-ше высокородие, извольте взглянуть. Только что содрал с пушки.
Глянул полковник - листовка: "Да здравствует Первое мая! Долой самодержавие!"
Опять побелел Голова-Качанов. Опять схватился за голову. А Носорогов снова своё.
- Ваше высокородие, не иначе, как быть восстанию.
И снова забегали по городу жандармы и шпики. Приготовились пулемётчики. А Голова-Качанов приказал из пушки через каждый час стрелять холостым зарядом. Для острастки, чтобы все знали, что власть начеку.
То и дело к полковнику являются жандармские приставы и офицеры, докладывают, везде ли спокойно.
Пришёл пристав Тупиков:
- Ваше высокородие, всё в полном порядке.
- Молодец. Ступай.
Прибыл поручик Кутейкин:
- Ваше высокородие, всё в полном порядке.
- Молодец. Ступай.
Прибыл и Носорогов:
- Ваше высокородие, никаких нарушений не обнаружено. Всё в полном порядке.
- Молодец. Ступай.
Повернулся Носорогов, а сзади у него во всю жандармскую спину листовка: "Да здравствует Первое мая! Долой самодержавие!"
- Идиот! - взревел Голова-Качанов. - Под арест! На гауптвахту!
И снова по городу забегали жандармы и шпики. Снова залегли полицейские за пулемёты. Снова ударила пушка.
А тем временем рабочие собрались в загородной роще и спокойно отпраздновали Первое мая.
ФЕРАЙНИГТ ОЙХ!
В немецкий порт Гамбург прибыл русский пароход "Пётр Великий". Прибыл в день Первого мая. Привезли русские моряки срочные грузы. Пора приступить к работе. А на пристани никого нет. Бастуют немецкие грузчики. Требуют, чтобы владельцы порта на час сократили рабочий день.
Грузы на "Петре Великом" срочные. Отдал тогда капитан приказ приступить к работе самой команде.
Заволновались матросы:
- Как же это, братцы, а?
- Подведём немцев.
Посовещались матросы и отказались выполнить приказ капитана. Прошёл день, второй, третий. Собралось за это время в гамбургском порту до десятка других кораблей: английские, французские, датские. Узнали и на этих кораблях матросы, в чём дело. Решили и они поддержать немцев.
Стоят суда у причалов. Замер гамбургский порт. Лишь вахтенные ходят по палубам.
Прошла неделя. И вот как-то уже в темноте к вахтенному матросу Ивану Гагину подошёл носатый немец и сунул записку.
Немецкий язык Гагин не знал. Крутит бумагу в руках, размышляет, как ему быть. И вахту оставить нельзя, и некого крикнуть - все спят. А бумага, наверное, важная...