Страница 45 из 124
- Кто был на сходке? - не отстаёт надзиратель.
Старается батюшка вспомнить. Не может.
- Разные, - говорит, - были. Человек сорок. И высокого роста и низкого. И молодые и старые. Аллилуйя ещё кто-то здорово пел.
- "Аллилуйя"! - передразнил надзиратель. - Ну, а кто нанимал? Кто деньги платил?
- Плечистый такой, - оживился батюшка. - С усами. Руки ещё в мозолях.
Стали искать. Да мало ли среди рабочих широкоплечих да с усами. А руки в мозолях у каждого. Так и не нашли.
Обругал ещё раз надзиратель Тятькина и батюшку. На этом дело и кончилось.
Рабочие были довольны. Шутка ли сказать - и Первое мая отметили, и самому царю устроили отпевание.
АРАКЕЛ
Небывалой силой славился тифлисский* кузнец Аракел.
_______________
* Т и ф л и с - старое название города Тбилиси.
- Дядя Аракел, согни-ка подкову, - просят ребята.
Положит кузнец подкову на огромную, словно сковорода, ладонь, сожмёт - согнулась подкова.
- Гирю, гирю подбрось, - не отстают ребята.
Возьмёт Аракел пятипудовую гирю, начинает играть, словно мячиком.
...Вместе с русскими рабочими Первое мая стали отмечать и рабочие других национальностей: украинцы, латыши, белорусы, армяне, татары.
В 1901 году отпраздновать Первое мая решили и рабочие города Тифлиса.
Первомайская демонстрация в Тифлисе получилась большая, многолюдная две тысячи человек вышли на улицы.
Вместе со всеми вышел и Аракел. Шёл впереди, нёс красное знамя.
На одной из улиц рабочим преградили дорогу конные полицейские и казаки.
- Разойдись! - приказал казачий офицер. Он взмахнул плетёной нагайкой.
Демонстранты остановились.
- Разойдись!
Никто не шевельнулся.
Подал тогда офицер команду. Выхватили полицейские и казаки шашки, бросились на демонстрантов.
Смешались ряды рабочих, потеряли равнение. Окружили полицейские Аракела, оттеснили его от товарищей.
Подскакал офицер и схватился за красное знамя.
Не выпускает Аракел знамени, ещё крепче прижал к груди.
- Отпусти! - закричал офицер и полоснул по лицу знаменосца нагайкой.
Пересек красный рубец лицо Аракела, кровью наполнился левый глаз.
Держится Аракел за знамя.
- Отпусти! - хрипит офицер; выхватил он шашку, взмахнул - вот-вот рубанёт Аракела.
Но перехватил кузнец офицерскую шашку. Вырвал, подбросил и, как хворостинку, переломил её на две половины.
Опешили офицер и полицейские. Сидят на лошадях, разинули рты.
А Аракел презрительно швырнул на землю обломки шашки, сжал крепче в руках знамя и не торопясь направился к демонстрантам.
Опомнились полицейские.
- Стой! - закричал офицер. - Стой! Держи его!
Бросились догонять Аракела, да поздно. Смешался он с толпой. Не видать Аракела. Не найти. Лишь по-прежнему развевается над демонстрантами красное знамя.
- Да здравствует Первое мая! Да здравствует свобода! - несётся по улице.
ПАССАЖИРЫ
Дело было в Могилёве. Извозчик-старик Качкин подкарауливал возле вокзала пассажиров. День был весёлый, майский.
Сидел старик на козлах пролётки, от яркого солнца щурился. Смотрит идут два парня. В руках у одного корзина. Сверху платком накрыта. Из-под платка торчит гусиная голова. Крутит гусак головой, с любопытством на всех поглядывает.
Поравнялись парни со стариком:
- Свободен?
- Милости просим.
- Нам бы на главную улицу.
- Тридцать копеек.
Парни спорить не стали. Один из них сел на пассажирское сиденье, поставил рядом с собой корзину. Второй попросил:
- Разреши-ка, папаша, лошадкой поправить.
- Садись, - согласился старик. - Но за это ещё пятак.
- Ладно, будет тебе пятак.
Качкин подвинулся.
Взобрался парень на козлы. Взял вожжи и кнут. Гикнул.
Тронулись.
- Из деревни, никак? - поинтересовался старик. - Гостинчик, видать?
- Подарочки, - ответил загадочно парень.
Выехали на главную улицу.
- Держись, папаша! - крикнул парень Качкину и посильнее ударил коня.
Запрыгала пролётка по булыжной мостовой, засвистел в ушах ветер.
- Э! - заворчал старик. - Так не договаривались. За это ещё десять копеек.
- Ладно, - согласился парень.
Видит Качкин - уступчив пассажир.
- Нет, - говорит, - двадцать.
Пока они договаривались, второй парень, тот, что сидел на пассажирском сиденье, снял с корзины платок, приподнял гуся, а под гусем листовки! Взмахнул парень рукой - взвились, закружились, полетели листовки в разные стороны.
Оглянулся Качкин, понял - недоброе...
- Стой! Стой! - закричал с испугу.
- Тише, тише, папаша, за это ещё целковый.
Только Качкину теперь не до денег.
- Караул! - завопил. - Разбойники!
Летит пролётка по главной улице. А сзади несутся городовые, слышится свист, хлопают выстрелы. Подбирают прохожие листовки, суют поспешно за пазуху. Свернула пролётка в один переулок, в другой, в третий.
Осадили парни разгорячённого коня, сунули старику горсть медяков, оставили корзину и гуся, бросились во двор, перемахнули через забор только их Качкин и видел.
Подбегают запыхавшиеся городовые. Окружили пролётку, стянули Качкина с козел.
- Кого вёз? Где пассажиры?
Хотел Качкин показать, куда побежали парни, да не успел.
Подошёл к нему офицер.
- Сволочь! - закричал он и съездил старику по уху. - Душу пущу по ветру! Где негодяи?!
Насупился Качкин, глянул из-под навислых бровей на офицера, помедлил.
- Вон туды утекли, - показал он на противоположный конец переулка.
Отпустили жандармы старика, помчались в указанном направлении.
Возвращался Качкин домой, щупал медяки в кармане, посматривал на гуся, вспоминал неожиданных пассажиров. "Парни, видать, рискованные, рассуждал старик. - Ишь напридумали! По самой по главной улице..."
ГРИША ЛОЗНЯК
Гриша Лозняк отбывал заключение в одиночной камере. Худ. Ростом мал. В плечах узок. Глянешь - ничего в нём особенного. Да и нраву Гриша был скромного. Ссор с надсмотрщиками не заводил. Тюремных правил не нарушал. Во время прогулок не разговаривал. Смотрели на него надзиратели и думали: "По глупости небось угодил парень, по недоразумению".
Раз в неделю приходила сестра, приносила передачу - всегда одно и то же: буханку хлеба, бутылку молока и четверть фунта дешёвых конфет, но непременно в бумажках.