Страница 13 из 14
"Несть в градах живущим спасения: уже бо последнее есть время, уже и антихрист царствует в мире, и страшный день судный уже настоит… Во единых токмо пустынях и скитах Бог живет, тамо обратил есть лицо свое, и тамо токмо слушает молящихся Ему, и спасает я".[91] Отсюда «пустыня» и у раскольников и у сектантов приобретает особый романтически-поэтический смысл. "Кто бы мне поставил прекрасную пустыню, — поется в одном духовном стихе. — Кто бы мне построил не на жительном тихом месте, чтобы мне не слышать человеческого голоса, чтобы мне не видеть прелестного сего мира, чтобы мне не видеть суету прелесть света сего, чтобы мне не желать человеческой славы".[92] Но в этом суетном мире, во имя бегства из которого воспевается пустыня, главное отвращение вызывает государство и носители его власти.
Затвори мя, пустыне, В чащи и дебри своя, Яко сира пленника От лукавых разбойников И князя их неприязнена. . . . . . . . . . . . . .
На царские си палаты златы Не хощу взирати; Покоев светлых чертоги, Славы и чести премноги, Бегаю, яко от змия…[93]
И уход из мира понимался некоторыми представителями характеризованных настроений еще более буквально, как смерть, как самоистребление. Самоистребление это практиковалось довольно широко под разными видами и в различных раскольничьих и сектантских толках. Существовали «морильщики», "сожигатели", «гробополагатели» и тд. Страх перед антихристом, нежелание попасться в его руки и невозможность укрыться от него — таковы были главные мотивы самоистребления. Самоистребление было особой религиозной войной, объявленной сему миру главным образом в лице государства и официальной церкви. "Стойте до смерти и не покоряйтесь Никоновым ученикам, возглашали раскольники, — да не антихристу через них поклонитеся. Аще ли не можете мук терпети, то сами себя смерти предавайте, кто как может, убивайтеся и в воду бросайтеся, и ножем заколайтеся, и, паче в харминах собравшеся, сожигайтесь без сомнения: Бог вас благословит".[94]
"Того ради мы дани не даем в нынешние времена, что у вас годы и времена переменены… Аще вы нас погоните, и мы живы вам в руки не дадимся: береста, и смола, и дрова, и солома, и пороху с пуд приготовлено…"[95] "Уход из государства", равносильный уходу от мира, — таково было самобытное слово народных, русских, религиозных движений, оторвавшихся от связи с официальной церковью. Однако как же было с теми, которые не прибегали к этому решительному средству? Была ли у них какая-нибудь положительная политическая программа? Или русское религиозное отрицание государства ничего не создало нового по сравнению с идеей иосифлянской монархии, которой придерживались старообрядцы? При рассмотрении этих вопросов было бы ошибочно исходить из предположения, что отрешенный политический аскетизм был единственным последствием русской народной, «мужицкой» веры. В вере этой были и своеобразные положительные социально-политические интенции, из которых явно намечаются две главные: мистическая и рационалистическая. Первой придерживались так называемые пророчествующие секты (хлысты, скопцы и т. п.), второй — секты, примыкающие к молоканству (молокане, духовные христиане, духоборы).
Пророчествующие секты наши, в особенности скопчество, с политической стороны представляют собою единственный в своем роде пример фантастического смешения ветхозаветного мессианства, некоторых христианских воззрений на Мессию и русского, московского обожания царской власти. В центре скопческой веры стоит идея «Искупителя», "Сына Божия", «Христа», вторично воплотившегося в некоторых исторических лицах, как бы повторивших в себе то, что описывает первое воплощение. Скопцы верят, что их новый искупитель воплотился от императрицы Елизаветы Петровны, которая была второй Богоматерью и родила искупителя не от похоти, но от Святого Духа. Разрешилась она от бремени в Голштинии, царствовала всего два года, а потом возвела на престол свою заместительницу, а сама ушла в Орловскую губернию, где жила под именем Акулины Ивановны. Сын же ее и есть будущий император Петр III, приехавший в Россию из Голштинии, женившийся на Екатерине II, которая, узнав о его скопчестве, возненавидела его и замыслила убить. Однако Петр подкупил одного из часовых, поменялся с ним платьем и скрылся. После бегства своего он, претерпев всякие мучения от "иудеев и фарисеев" то есть от власти гражданской и духовной, сослан был в Иркутск. Он то и принял имя мещанина Селиванова, скопческого Христа и вместе с тем «царя-батюшки», который призван явиться в Москве со всей своей славой из восточной страны вместе с полками своими.
Тогда зазвонят успенские колокола, и воссядет она на всероссийском престоле, а потом в Петербурге откроет всеобщий суд миру. Так произойдет второе пришествие искупителя и страшный суд.[96]
Не без права можно сказать, что, как это ни странно, существо скопческой ереси имеет политический смысл. "В верованиях, мечтах и надеждах скопцов политические интересы берут даже ясно верх над религиозными. Цель их фанатического исступления не в небесах, а на земле: они ждут себе торжества и блаженства не там, в другом, лучшем, духовном мире, но здесь, в этом свете, в этой жизни, даже в этом самом быту, который существует теперь, с переменою его только в пользу их, скопцов… Скопцы не умеют себе представить иначе этого утверждения для них царства небесного на земле, как в воцарении на российском престоле императора Петра III, которого они считают вторым Христом, истинным сыном Божиим, живым доныне".[99] Иными словами, в скопчестве мы имеем некоторое подобие еврейского хилиазма, с его верой в посюстороннее царство Мессии из колена, если не Давидова, то российской императорской.
В царстве этом, по отвержении всех неправедных, соберутся все истинные сыны веры.
Несколько иными политическими путями шло рационалистическое крыло нашего русского сектантства. В нем возобладало также чисто посюстороннее истолкование земного рая, однако этот последний рисовался уже не как вечное царство Искупителя, собравшего вокруг себя всех праведников, но как некоторая безвластная, анархическая община, построенная на полном равенстве имущества и живущая на основе коммунистического порядка. С особенной силой формулированы были эти воззрения в вероучении духоборов, у которых вообще политический вопрос ушел на задний план по сравнению с вопросом социальным.[100] В духоборстве мы имеем, таким образом, утверждение доктрины чисто русского, народного социализма, построенного на религиозной, как думают духоборы, на евангельской основе. Духоборы учат, что мир здешний уже давно раскололся на два стана — на богатых и бедных. Даже "когда шел Иисус Христос в Ерусалим на осле, было два Ерусалима. Богатые встречали — стлали сукно и прочее; а в другом были бедные бросали они под ноги его вербу и пальму". Ученики Христа были простые, бедные люди, рыбаки. Богатые были против Христа, подсылали к нему шпионов и хотели всячески извести. Возненавидели Христа "не простые люди жидовские, но архиереи, книжники и фарисеи, ради зависти его гнали и гонят". Это они, богатые, имеющие на своей совести самый большой грех "идолопоклонство и сребролюбие", из своей корысти, из ненависти, из злобы "гнали и гонят" тех, кто вместе с обездоленными и угнетенными ищет путей к новой жизни, где не будет "ни печали, ни плача, ни воздыхания, а жизнь бесконечная", радостная и совершенная. Все. кто соединяются, чтобы поработить народ, чтобы притеснять его, не будут никогда прощены. "Судьям, властям немилостивым — ады, места глубокие, пропасти-им будет мука вечная, житие вековечное".
91
Ibid. стр. ЗЗ9
92
В. Бонч-Бруевич, Материалы по истории и изучению русского сектантства, вып. 1,1909, стр. 231, "Стиги бегунов".
93
Ibid., стр. 233.
94
Смирнов, I. с., стр. 359.
95
Ibid., Приложение, стр. 81.
96
Надеждин, Исследование о скопческой ереси, переп. у Кельсиева, 1. с, т. III.
97
Ср. Скопческие стихи у Кельсиева, т. III,? 26.
98
Ibid..?27.
99
Мнение Надеждина, I. с., стр. 228.
100
Бонч-Бруевич, L. с., т. II, стр. XXXIV и след.