Страница 8 из 57
Поскольку на самом деле никакого совета от меня не требовалось, сидя напротив соседки и слушая эмоциональную речь, я тихонько прислонилась к стене и попыталась дремать с открытыми глазами. Такая бесчувственность в слушателе Ленке не понравилась, и она быстро меня покинула.
Я снова забралась в кровать и провалилась в сон. Второй раз меня разбудили крики за стеной. И пока я спросонья соображала, что происходит, в дверь снова позвонили. Теперь Ленка уже не выглядела довольной — лицо красное, волосы растрёпанны. А от меня ей нужен был адрес адвоката по бракоразводным делам. Вручив соседке телефонный справочник, я со злостью захлопнула дверь и снова отправилась в кровать. Посмотрела на часы — уже половина десятого, я раздумывала, стоит ли попробовать заснуть?
В результате проворочавшись в кровати ещё полчаса, поняла, что придётся вставать. И тут раздался очередной звонок. Я вскочила, трясущимися от ярости руками набросила халат и двинулась в коридор, по дороге вспоминая все известные мне ругательства. Набрав в грудь воздуха, широко распахнула дверь и замерла. На пороге стоял Колесников с картонной коробкой в руках.
Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга. И только когда его удивленный взгляд вдруг стал меняться, до меня наконец дошло, что он видит перед собой. Я быстро запахнула халат, стянув его рукой у самого горла и хрипло пробормотала:
— Что вам нужно?
— Я… надеялся, ты уже встала. Решил показать, каким другом могу быть. Вот, принёс тебе кое-что, можно войти?
Я уже собиралась сообщить всё, что об этом думаю, но неожиданно заметила, как соседская дверь слегка приоткрылась. Пришлось посторониться, чтобы пропустить шефа внутрь.
— Проходите на кухню, я пока переоденусь.
Показав Колесникову направление, я захватила вещи и закрылась в ванной. Быстро привела себя в порядок и присоединилась к незваному гостю.
Артём Владимирович сидел на маленьком диванчике у стены и встретил меня широкой улыбкой.
— Я здесь немного осмотрелся, не возражаешь? Очень любопытно, как живут мои сотрудники.
Глядя на его довольное лицо, я лихорадочно соображала, не валяются ли где-нибудь в доме предметы, не предназначенные для его глаз. Ничего такого не вспомнила и немного успокоилась. А шеф кивнул в сторону коридора и выдал:
— Не знал, что тебе нравится Шварценеггер.
Пару секунд я решала, может соврать, что этот несчастный плакат остался от предыдущих жильцов? А потом устало покачала головой и опустилась на стул. Ладно, дружба, так дружба. А друзей принимают такими, какие есть, к чему стараться приукрашивать себя?
Колесников убрал с лица улыбку и потянулся к коробке, которую водрузил на стол. В ней оказалась дюжина пирожных.
— Кажется, это твои любимые.
Рассмотрев подарок, я с удивлением обнаружила, что он не ошибся. Похоже, Артём Владимирович действительно очень наблюдательный, раз от него не ускользнули такие мелочи. Интересно, что ещё он успел вот так между делом обо мне выяснить?
— Вообще-то я не завтракаю пирожными.
— А что ты любишь на завтрак?
Я усмехнулась — прекрасный вопрос для друга!
— Артём Владимирович, может прекратим эту комедию? Вы не заигрались?
Он выставил ладонь вперёд и покачал головой:
— Сегодня выходной, забыла? Никаких отчеств!
— Не помню, чтобы я согласилась на вашу просьбу.
— Довольно странно друзьям называть друг друга так официально.
— Хватит! — я встала. — Не собираюсь я с вами дружить, ну что за глупости!
Колесников тоже поднялся, шагнул ко мне и осторожно взял за плечи. А потом вдруг притянул к себе, наклонился и прикоснулся губами к моим губам. Я была так ошеломлена, что даже не сопротивлялась. Он сам меня отпустил.
— Ты права, дружба меня вряд ли устроит, — развернулся и ушёл. Я стояла и молча смотрела ему вслед. Это утро вымотало меня так, что не осталось сил пойти и закрыть за ним дверь.
***
Из больницы меня отпустили в тот же день. По странной прихоти судьбы родители погибли мгновенно, а на мне не было даже ушибов — только пара мелких царапин. Я вернулась домой, к бабушке и Алке. Теперь нас осталось трое, и я почему-то ощущала себя самой старшей.
Бабушка целыми днями сидела в кресле, сгорбившись и беспомощно повторяя:
— Деточки мои, как же так?
Когда я останавливалась рядом, она поднимала голову и снова спрашивала:
— Машенька, как же это? За что?
В квартире постоянно толклись соседки, кто-то из них приносил еду, мыл посуду и беседовал с органами опеки. Слоняясь из комнаты в комнату, я слышала, как женщины тихо обсуждают между собой новости:
— Конечно, этот Колесников сам был за рулём! А шофёр просто взял вину на себя. Небось заплатили огромные деньги, вот и согласился.
— Совсем совести нет у людей: объявили погибших виноватыми! И никто разбираться не станет. Где Колесников, а где мы — обычные люди!
— Да кто он такой-то? Вроде не депутат, а бизнесмен. А в телевизоре часто мелькает вместе с разными шишками!
— Да кто ж его знает? Одно понятно — денег куры не клюют, и с властью дружит. Его, поди, и допрашивать не будут.
— А я в газете читала, что Колесникова в той машине не было. Вроде, его в это время в другом месте видели.
— Вот сволочь! Алиби себе уже состряпал.
— И ведь ни копейки помощи не предложил! Господи, как они теперь жить-то будут: стар да млад? На что?
Пока соседки судачили, а бабушка плакала, мы с сестрой были предоставлены сами себе. Алка умудрилась простудиться и сильно кашляла. Когда представители органов опеки в очередной раз заглянули к нам домой, у сестры уже была высокая температура. Вызванная немедленно скорая забрала её в больницу с подозрением на воспаление лёгких.