Страница 87 из 122
В эту минуту на пороге салона показался генерал-адъютант Риль. Обер-церемониймейстер подошел к нему спросить о причине его прихода.
В салоне стояла тяжелая тишина; никто не решался говорить; все чувствовали, что известие еще не полно.
Граф Таше де ла Пажери обратился к императрице и, казалось, был в сильном смущении.
– Мексиканская императрица уже находится в Париже, – сказал он.
– Императрица Шарлотта здесь…
В соседнем зале послышался шепот; обер-церемониймейстерина, княгиня Эслинген, подошла к открытой портьере и, побледнев, отступила.
– Это она, – прошептали дамы.
Евгения пошла навстречу императрице Шарлотте, показавшейся в дверях; она хотела с участием пожать ее руку. Граф Таше де ла Пажери отошел в сторону.
Евгения внезапно остановилась.
Лицо Шарлотты выражало ужас; глаза ее были широко раскрыты, щеки и губы совершенно бледны, она боязливо заглянула в соседний зал; безумие, ужаснейшее безумие исказило ее черты.
Императрица Шарлотта прежде была красивой, кроткой и привлекательной принцессой; теперь ее внешность стала отталкивающей, кротость и миловидность исчезли и заменились тем мрачным, угрюмым видом, который приводит в содрогание всякого, кто внезапно увидит перед собой умалишенного.
Ее черное бархатное платье было измято и запылено; кружевные рукава обвисли. Ей казалось, что ее преследуют убийцы ее мужа; Шарлотта была помешана; участь ее была гораздо ужаснее участи ее мужа, которого она так невыразимо любила.
Но кто был виновен в этом несчастье?
Шарлотта судорожно протянула руки, как будто желая защититься от преследователей. Глаза ее блуждали, губы шептали какие-то непонятные слова.
Евгения оцепенела. Перед ней, в цветочном зале Тюильри, стояла императрица, спасающаяся бегством сумасшедшая императрица…
Зрелище это было так ужасно, что Евгения вскрикнула, а придворные дамы закрыли лица руками.
– Идут… неужели вы не видите эти гнусные образы! На них короткие штаны, изорванные рубашки, красные шапки, в руках сверкают кинжалы… Это они, убийцы… спасите меня, они меня преследуют! – вскричала Шарлотта, глядя в соседний зал, где находились адъютанты и камергеры. – Я погибла… это шайка Эскобедо… неужели вы не видите человека с черной бородой и сверкающими глазами – с лицом палача, это Лопес, тише… тише… он не должен знать, что я его узнала!.. Макс… мой милый Макс… о, горе… ты не слышишь меня… ты далеко от меня…
Безумная зарыдала и на минуту закрыла лицо руками, потом внезапно оживилась, стала оглядываться и только тогда заметила императрицу Евгению.
В ней как бы воскресло воспоминание, она как будто на минуту пришла в себя, сложила с мольбой руки и приблизилась к императрице.
Обер-церемониймейстер хотел встать между ними и воспрепятствовать несчастной Шарлотте приблизиться к Евгении.
– Ваше величество сильно устали с дороги, – сказал он, стараясь придать своему голосу возможную кротость, чтобы успокоить помешанную.
Шарлотта не слышала и не видела графа; она с мольбой смотрела на Евгению; ей пришло в голову, что она приехала просить помощи у Наполеона и его супруги.
– Помогите!..
Но существовали ли для нее спасение, надежда?
Нет.
Горячо любимый император Максимилиан, из-за которого она, против своей воли и предчувствуя беду, отправилась в далекие страны, никогда больше не обнимет ее, он убит, брошен в яму близ Керетаро, вдали от своей родины; сама Шарлотта лишилась рассудка.
А Наполеон и Евгения, когда-то обнимавшие ее, перед ее отъездом в столь пагубную для нее страну? А папа так торжественно их благословлявший и короновавший?
Пий IV с состраданием пожал плечами и приказал служить обедни о выздоровлении Шарлотты.
Наполеон не хотел и говорить о несчастной; Базен посоветовал ему выбросить из своей памяти всякое воспоминание о Мексике.
Евгения, к которой явилась Шарлотта, боялась сумасшедшей. Не раскаяние, не сострадание, не христианская любовь, о которой она сама когда-то упоминала, наполняли ее душу, а единственное желание освободиться как можно скорее от тягостного присутствия Шарлотты.
Обстоятельства изменились! Любовь и дружба забыты. Когда-то произнесенные слова потеряли теперь значение.
Чувствовала ли несчастная Шарлотта свою беспомощность? Видела ли она, как отвернулась от нее Евгения в страхе и ужасе?
Вероятно, это было так, потому что императрица, лишенная престола и короны, лишенная любимого супруга, вдруг выпрямилась с резким хохотом, который раздался так звонко и отвратительно в самых отдаленных покоях, что ни одна из придворных дам, никто из камергеров не осмелился пошевельнуться; всеми овладел страх.
– Будьте прокляты! – вскричала сумасшедшая. – Проклятие всему, что для вас мило и дорого! Проклятие всему окружающему вас!
Никто не смел приблизиться к несчастной, – даже сама Евгения не могла приказать, чтобы силой удалили сумасшедшую.
– Слышите! Уже приближается музыка возвращающихся войск, уже звучат трубы, слышатся равномерные шаги полков! «Кровь, кровь» слышится всюду. Там, посмотрите, там поднимаются облака дыма, земля дрожит, глаз всюду видит убийство, кровь течет рекой, неприятельские колонны отступают; но это не войско Наполеона! Чужеземные победители вступают в страну, обращая все в бегство перед собой; жены плачут и ломают себе руки, дети обнимают молящихся родителей, зарево горящих деревень зловеще освещает ночную темноту; небо почернело от дыма, а смерть косит, косит днем и ночью; этот ужасающий скелет скалит зубы от восторга, такой обильной жатвы он давно не имел, для него настал истинный праздник! А вороны каркают, коршуны кричат, мертвецы вылезают из-под снега, из-под высоких, пустынных курганов. Будьте прокляты, трижды прокляты!
Шарлотта, задыхаясь, живыми красками воспроизвела эту ужасную картину будущего перед Евгенией и ее придворными, принявшими ее описания за результат лихорадочного воображения умалишенной.
Обер-церемониймейстерина приблизилась к Шарлотте.
– Ваше величество, будьте так добры, последуйте за мной, – сказала княгиня дрожащим голосом.
– Прочь, изменники, явные изменники! Нет ни одной души, которой можно было бы довериться.
Шарлотта залилась громким хохотом, взглянув на Евгению.
– Я вижу, как вы ночью зовете своих дам, как просите помощи, но никого нет! А на улице возрастает неистовство, революция! Выходы заняты; все ближе раздаются крики людей, обратившихся в фурий; проклятия доходят до вашей постели, из которой вы выскочили! Проклятие, трижды проклятие! Вы ищете преданную вам душу, а кругом находится масса, желающая умертвить вас, жаждущая вашей крови! Вы задыхаетесь, вы ищете выхода; на улицах свирепствует смерть, но за вас никто более не сражается. Вы хотите бежать, а выходы все заняты, и вам нет никакого спасения. Вы, императрица, и около вас нет ни одной преданной вам души! Но вот наконец вы находите дверь, через которую прежде ходила прислуга; императрица благодарит Всевышнего за подобный выход! Одетая в лохмотья, чтобы не быть узнанной, проклинаемая, подобно Канету в Карманьоле, вы ищете спасения на улицах, покрытых мертвецами. На телеге покидаете вы свою столицу, ища убежища, между тем как гибнет народ, на который обрушилась вся беда и все проклятия.
Было ли это картиной виденного ей самой или пророчеством одной императрицы другой?
Евгения шепнула приказание графу Таше де ла Пажери, и тот тихонько удалился.
В цветочный зал вошел Бачиоки. Окинув взглядом комнату, он понял, в чем дело, и решился силой или хитростью избавить Евгению от сумасшедшей, поскольку императрица была уже совсем измучена проклятиями несчастной.
Какие ужаснейшие обвинения навлекли на себя Наполеон и Евгения!
Бачиоки понял жест Евгении.
Несчастной Шарлотте предстояло отправиться в ее замок Мирамаре, в котором она должна была жить как безумная под строжайшим надзором.
Бачиоки был решительным и послушным слугой. Он приблизился к Шарлотте.
– Скорее, ваше величество! Бежим, – они идут.