Страница 136 из 152
Принц-президент еще реже навещал мисс Говард — его время стало цениться еще дороже. Зато он проводил часы у прекрасной Евгении, нисколько не думая о бедной Софи. Любящие сердца, подобные Софи, не могут прожить ни одного дня без встреч с милым, и если она писала к нему несколько строк, свидетельствовавших о ее любви, то и это было достаточным для нее утешением.
Монье часто замечал на столе такие письма, но до сих пор не обращал на них никакого внимания, потому что не находил их годными для его цели. Однажды вечером он застал мисс Говард за сочинением письма принцу, которое она только что хотела вложить в красивый конверт, но положила на стол, желая поприветствовать вошедшего господина Монье.
Преданный ему агент Лютин после ряда долгих и тщетных попыток отослал в этот вечер ее служанку, Цофе, с каким-то поручением. Монье стал вновь разыгрывать откровенность, весьма понятную для провинциала, попавшего в водоворот парижской жизни; и внимательная, любезная Софи предложила гостю лимонад и вино. Она позвонила, желая позвать Цофе. Господин Монье ходил по комнате немного обеспокоенный. Служанка не отзывалась, и Софи попросила гостя извинить ее за то, что отлучится на минутку. Когда она удалилась, Монье быстро подошел к письменному столу и прочитал письмо, написанное мисс к Луи Наполеону и содержащее в себе приглашение на следующий вечер. Слово «принц» в нем не было упомянуто, так что письмо, написанное в кротких, но пылких выражениях, могло показаться адресованным хотя бы и Монье. Под письмом была поставлена подпись Софи — это было важнее всего. Агент мгновенно вложил послание в лежавший рядом конверт и спрятал его в карман. Начало плутовства удалось!
Софи Говард возвратилась в комнату — она сама принесла гостю освежительный лимонад. Монье умел ловко развлекать Софи и вышел от нее только после полуночи.
Мисс имела довольно серьезный разговор с Цофе, а затем пошла в свою спальню — из-за позднего часа она решила отправить письмо утром. Однако она не могла его найти! Софи начала тщательно его искать, хотя не могла объяснить себе причину пропажи письма. Цофе утверждала, что ничего на столе не трогала, а между тем письмо пропало. Не подозревавшая о краже, мисс Говард должна была получить объяснение всему происшедшему на следующий вечер — и сердце ее замерло!
Монье поспешил к Карлье и отдал ему письмо с замечанием, что, следуя приглашению, он на следующий вечер будет снова в салоне англичанки. Господин Карлье очень обрадовался врученному ему, несколько измятому письму, спрятал его и сердечно пожал руку ловкому агенту.
— Вы будете щедро награждены, мой любезный друг, ваша услуга незаменима, постарайтесь подумать о благополучном конце, когда задуманное дело будет выиграно, — радостно проговорил Карлье, потирая от удовольствия руки.
Он передал письмо Мокарду, а этот негодяй вручил его принцу, нимало не подозревавшему о подлой и, в сущности, гнусной интриге и о сопровождавших ее обстоятельствах. Он никогда не слышал имени Монье.
Вручив ему письмо, Мокард донес, что оно найдено у некоего господина Монье, подозреваемого в причастности к азартным играм. Неужели Луи Наполеон, прочитав письмо, не догадался о плутовстве? Может быть, он и не хотел догадываться.
— Monseigneur может убедиться в действительности дела, так как имеет возможность застать мисс Говард врасплох, — доложил Мокард. — В этот вечер тот, к кому было адресовано это письмо, без сомнения, будет у этой дамы. Если его не окажется, тогда, конечно, все дело можно будет приписать ошибке или мистификации.
Принц спрятал письмо.
— Я постараюсь убедиться, — сказал он мрачно. — Если слуга мисс Говард придет до вечера, то скажите ему, что я буду сегодня находиться в обществе!
Мокард низко поклонился в знак того, что выполнит в точности приказания принца, и тут же начал составлять донесения президенту относительно различных писем, прошений и благодарностей. Луи Наполеон казался очень рассеянным, что с ним, надо сознаться, случалось очень редко. Может, его тревожили угрызения совести относительно бедной Софи, которая всем пожертвовала ради него, а он так легко столкнул ее в пропасть, не подав даже руку помощи. Одним словом, принц был не в духе.
Когда закончился доклад, Наполеон выдержал несколько аудиенций, а затем провел вечер в обществе, о котором сказал Мокарду. Карлье знал уже, где находилось это общество, с особенной любовью посещаемое принцем уже на протяжении нескольких недель. В следующей главе мы будем вместе с принцем присутствовать в этом обществе, куда он отправился раньше, чем к своей бывшей возлюбленной мисс Говард.
XXIV. САЛОН УЛИЦЫ СЕНТ-АНТУАН, № 10
Елисейский дворец, улица Ришелье и улица Сент-Антуан лежат очень близко друг от друга. Если идти с Елисейских полей и завернуть потом на улицу Риволи, то, обойдя Пале-Рояль, выйдешь на левую сторону улицы Ришелье, между тем как улица Сент-Антуан составляет продолжение улицы Риволи. Местность, о которой мы говорим, очень знаменита и поэтому очень дорога: между улицей Риволи и Сеной находятся Тюильри и Лувр.
Дома этой части города почти сплошь состояли из дворцов, и знатный свет Парижа можно было видеть катающимся в изящных экипажах или верхом по бульварам, по Булонскому лесу, по Елисейским полям. Вечером экипажи везут гостей к освещенным домам богачей, принимающих в своих салонах высокопоставленное и блестящее общество. Это удовольствие обходится хозяевам гораздо дороже посещения театров и цирков, потому что салоны, желающие быть привлекательными и отвечающими ожиданиям светского общества, не должны скупиться на издержки и жертвы.
Во все времена в Париже были салоны, удовлетворяющие всевозможные вкусы. В одни собирались преимущественно авторитеты музыки, в другие входили знаменитые писатели, живописцы и скульпторы, в третьи сходились ученные, и, наконец, были четвертые, в которых царило веселье, вольные удовольствия и чувственность.
К салонам последнего рода принадлежал тот, который содержала графиня Монтихо в роскошном доме № 10 по улице Сент-Антуан. Подобные существовали и прежде в Мадриде и Лондоне. К этой много странствующей и с тонким вкусом даме каждый вечер собиралось многочисленное общество старых офицеров и дворян всех наций, богатых баловней счастья; короче, здесь находилась очень разношерстная и, в известной степени, интересная публика.
По поводу Лондона мы уже имели случай объяснить, каким образом госпожа Монтихо добывала средства для ведения такого образа жизни, и если наш рассказ верен, то и префект парижской полиции, господин Карлье, знал не менее верные слухи об этих путях и средствах, о собственной бедности госпожи Монтихо и о промотанных ею целых состояниях.
Высший свет Парижа считал за особенное счастье попасть в салон Монтихо, и в самом деле, только самые избранные имели в него доступ в последнее время. Если даже принца Камерата вздумали отстранить от него на несколько недель, то можно понять, что в этом салоне вращались лица, еще более высокопоставленные и богатые.
Умная мать, впрочем, думала снова открыть доступ в салон любезному принцу Камерата, рассчитывая, что в случае мимолетной привязанности Луи Наполеона, он был во всяком случае нелишним поклонником молодой графини Евгении. О таком богатом и славном кавалере любая могла только мечтать.
Что Камерата мог быть причиной тяжелой и роковой сцены, об этом госпожа Монтихо не подумала; она хотела только обеспечить себе на всякий случай тылы; и, нужно признаться, что опытная дама рассчитала наверняка!
Прелести ее дочери, бывшие, в сущности, главным магнитом салона, не могли сохранять вечно свою притягательную силу, и графиня Монтихо была совершенно вправе намечать для дочери по временам претендента на ее руку, который был бы по положению выше супруга ее первой дочери, герцога Альба. Она думала прежде всего о том, чтобы выбранный ею будущий зять был богатым и высокопоставленным; любовь не играла при этом никакой роли! Меньше всего любовь нужна в Париже, где беспрепятственно предаются склонностям тотчас же после свадьбы и где супруг и обожатель, супруга и метресса — это были обычные отношения; так что при богатом браке склонностям обеих половин супружеской четы не представлялось никаких границ!