Требуется чудо

- Вы уйдете... - упрямо повторила Наташа.

- Ну при чем здесь я? - почти кричал Александр Павлович. - Я - ничто, никто, я для нее - трамплин, рогатка, катапульта: называй как хочешь. С меня только началось. Понимаешь: на-ча-лось! А дальше я не нужен! Ну, был бы другой, не я - все равно началось бы...

- Другой не мог. Никто не мог. А вы смогли...

И тогда Александр Павлович - кто, кто его за руку дернул?! - решился. Выхватил из кармана "портсигар", нажал кнопку: тускло зажглось круглое выпуклое окошко на серебряном, с чернью, антикварном боку приборчика.

- Смотри, Наташа...

- Что это?

- Помнишь то чудо в цирке?

- Когда зал ожил?

- Да-да! Там был прибор "короля магов". А этот - мой. И я его сделал для того, чтобы мама стала другой. Сам сделал!

Наташа протянула руку к "портсигару", осторожно взяла его. Нелепо, не к месту, но Александр Павлович вспомнил цитатку: "берет как бомбу, берет как ежа, как бритву обоюдоострую..." К случаю цитатка подходила...

- Фонарик?

- Он только похож на фонарик. Но когда я включал его, мама становилась такой, как я хотел... - он добавил: - Как ты хотела.

- И это - все?! - В Наташином голосе был ужас.

- Все! Все! - Александр Павлович испытывал странное, болезненное облегчение: выговорился, ничего не скрыл. Нет больше проблемы!..

- Включить... - Наташа как завороженная смотрела на желтый глазок "портсигара".

- Да! Забери его. Насовсем. Держи у себя. Никому не показывай. Он твой. Только твой. Захочешь - включишь.

- А по какому принципу он работает?

Как ни был взволнован, а все ж отметил: мамина дочка, четких объяснений требует. А в цирке-то не требовала, на веру приняла...

- Какая тебе разница? Работает и работает. Ты как мама... Не открывай, не надо: другого я сделать не смогу. Знаешь: это было у меня как наитие. Чудо, если хочешь... Вдруг осознал: требуется чудо, - он невольно повторил слова Гранта, - и я его сотворил.

- А если сломается?

- Он никогда не сломается, не беспокойся...

Александр Павлович наклонился и легко-легко, чуть прикоснувшись губами, поцеловал Наташу в щеку. Щека была теплой и все же мокрой: и не хотела, а, видно, поплакала девочка, только незаметно, Александр Павлович ничего не углядел.

- Прощай! - И он, не оглядываясь, боясь, что Наташа окликнет его, побежал через двор, выскочил из ворот на улицу, увидел зеленый огонек: Такси! - хлопнул дверцей: - На Войковскую, к плотине...

Закрыл глаза. Сердце стучало как бешеное: вот-вот выскочит. И никогда, никогда еще не было ему так больно и скверно. Никогда в жизни он не мучился так оттого, что всего-навсего - ну пустяк же, привычное дело! обманул женщину.

7

Но боль прошла, потому что никогда ничего у Александра Павловича долго не болело. Разве что поясница: но это профессиональный недуг, результат цирковых сквозняков; да, кстати, он, этот недуг, о себе тоже давно не напоминал.

А если что и осталось, так ощущение брезгливого недовольства самим собой: разнюнился, как юнец. Решено, эмоции побоку. Стоит вспомнить к случаю недавние слова Валерии о том, что у нее эмоций и неприятностей на службе - во как хватает! У Александра Павловича - тоже, и лишние, "сердечные", - совсем ни к чему.

А девочку он успокоил, дал ей могучую техническую игрушку - пусть сама пользуется. Александр Павлович в этих играх больше не участвует: слишком далеко, кажется, дело зашло...

И все было бы распрекрасно - не в первый раз Александр Павлович с дамами сердца, как говорится, "завязывал", оставаясь с ними между тем в наидобрейших дружеских отношениях: гордился он этим своим дипломатическим свойством, но ближе к вечеру, когда Александр Павлович отдыхал, морально готовясь к нудному ночному прогону, явилась Валерия. Явилась без звонка, как ни в чем не бывало, ничему не удивляясь. Только спросила:

- Куда ты исчез?

Александр Павлович неожиданных визитов не любил, вообще сюрпризов не терпел, считал, что лишь тот сюрприз хорош, о котором заранее известно. Но виду не подал, усадил Валерию в кресло, кофе принес: как раз перед ее приходом заварил.

- Дела, Лер... До премьеры времени - с гулькин нос. И ничего не готово, хоть плачь.

- Плачешь?

- Рыдаю.

- Могу платочек ссудить.

- Давно запасся...

Александр Павлович прекрасно понимал, что бессмысленный этот разговор всего лишь прелюдия к чему-то более серьезному, ради чего и пришла Валерия, пришла, не позвонив, не сговорившись заранее, как всегда у них делалось, потому что, вестимо дело, уяснила: позвони она - и Александр Павлович тысячу причин найдет, чтобы встреча не состоялась. Умная женщина, дочь - в нее...

Валерия и вправду была умной: долго кота за хвост не тянула, если поговоркой воспользоваться.

- Слушай, Сашенька, ты меня совсем дурой считаешь?

- С чего ты взяла?

- Ты ведь не случайно исчез, так?.. Только не ври мне, пожалуйста, я же не школьница с косичками.

- Насчет косичек - эт-то точно... - Александр Павлович неторопливо поставил чашку на стол с колесиками, на котором из кухни кофе прикатил, быстро прикинул про себя: врать или не врать? Как и утром, решил не врать. - Ты права, Лер, не случайно.

- Значит, все?

Вот чего Александр Павлович от нее не ожидал, так это внезапной страсти к выяснению отношений. Хотя если иметь в виду влияние "портсигара"...

- Лера, я ведь не считаю тебя дурой, ты знаешь... Хочешь, я напомню тебе твои слова - тогда, в машине?

- Значит, все-таки обиделся...

- Не обиделся, а принял к сведению. И понял, что ты нрава. Воздушные замки - сооружения непрочные и громоздкие. Жить в них нельзя. Еще раз повторю: ты очень права. Я готов подписаться под каждым твоим словом, сказанным в тот вечер. И тем более не понимаю: с чего ты решила выяснять отношения? Это же не в твоем стиле...

- Выяснять отношения?.. - Валерия встала. - Да нет, милый Саша, я не за тем пришла. - Она взяла свою сумку, элегантную черную кожаную сумку со множеством карманов и отделений, с широким и длинным ремнем вместительную сумку деловой женщины, порылась в ней и выбросила на стол "портсигар" Александра Павловича, подаренный им Наташе. - Что это такое?

Александр Павлович усмехнулся:

- А ведь отбирать у детей подарки нехорошо, негуманно, а, Лерочка? Или ты так не считаешь?