Страница 13 из 19
Хотелось плакать. От бессилия перед Неведомым, Незнаемым, Небывалым. Что-то больно много заглавных букв... Они выдают существование в современном человеке эпохи НТР древнейших инстинктов, берущих начало в неолите или палеолите, - не силен Вадим в науке! - заставлявших его, человека, который, как известно, звучит гордо, поклоняться, совсем потеряв гордость, всяким эльфам, троллям, лешим и домовым, верить в заговоры и наговоры, приворотные зелья, волшбу и ворожбу, не сомневаться в правдивости легенд и сказок - ну хотя бы о крысолове.
А чего в ней сомневаться? Подудел в волшебную флейту - все детишки в плену. Простенько и надежно.
Но почему именно эти?
Вздорное существо человек! Вадим стоял у забора, смотрел на валявшуюся в траве - волшебную! - флейту и, легко смирившись с фактом волшебства, думал о том, что в подобный момент любому здравомыслящему субъекту показалось бы абсолютно несущественным. Поселок большой? Большой, дач, наверно, двести. Детей в нем много? Несомненно. А почему флейта привела к нему только восьмерых? Потому что они - Они? Но откуда флейта о том узнала?..
Вадим не заметил, что уже одушествил волшебную дудку, наделил ее - как того и требуют условия сказки! - способностью к осмысленным действиям. А коли заметил, то ничуть тому не удивился: понятие "играть на флейте", на чем угодно - от рояля до расчески с папиросной бумагой - с Вадимом несовместимо. Оно - из области сказочного...
Что-то многовато сказочного, с тоской подумал Вадим. Рассуждать логически он был не в состоянии. Подобрал флейту, засунул ее за пояс джинсов и пошел в дом.
Явившиеся на зов флейты дети мирно досматривали сны. "Адидасы" спали, удобно развалившись в креслах на террасе. В столовой, за столом-гигантом, уронив голову на скатерть, сопел их десятилетний приятель. Стол под скатертью не перина с пухом, но мальчишка неудобств не ощущал. Тут же, на плетеной, как и кресла на террасе, кушетке, крытой домотканой кошмой, улеглись ихтиандры. Этим повезло больше. Во-первых, они находились, научно выражаясь, в горизонтальном, удобном для отдохновения положении. Во-вторых, на кушетке имелась подушка: пусть не шибко чистая, но мягкая. В комнате Вадима на его собственной кровати, не разобрав ее даже, прямо на пледе смотрели сны сестрица Зинаида и братец Константин. Он по-прежнему чмокал пальцем, и на губах его застыл, готовясь вот-вот лопнуть, прозрачный пузырек слюны. Зинаида во сне обняла брата, ну просто подмяла его под себя - для тепла. Вадим снял с гвоздя свою куртку, укрыл обоих.
А на кожаном кресле, попавшем на дачу из какого-то начальнического кабинета, откинув голову на спинку и разметав по черной обивке медные волосы, спала девица. Или притворялась, что спала. Во всяком случае, веки ее - или это помстилось Вадиму? - еле дрогнули, приоткрылись, когда он вошел. Вгляделся: нет вроде... Спит.
Он сел на складной походный стульчик - больше в комнате мебели не было, а в столовую за стулом идти не хотелось, боялся до времени гостей непрошеных разбудить - и стал ждать. Голова казалась пустой и легкой: оторви - улетит, ветром подхваченная. Думать ни о чем не хотелось. И спать, как ни странно, тоже. Флейта, как кинжал, торчала за ремнем на бедре. Вадим боялся выпускать ее из виду, то и дело трогал локтем: тут ли? Мухой пойманной билась единственная заблудившаяся мыслишка: что он с Ними делать станет, когда Они проснутся, когда придут в себя и поймут, что не в собственных постельках находятся - в стане врага злейшего, заклятого, в позорном плену, куда к тому же невесть как попали.
Ни с того ни с сего еще одна муха-мыслишка забилась - и вовсе вздорная: когда Они одеться успели? Ведь не спала же, к примеру, эта девица прямо в сарафане? Она - по логике сказки - в ночной рубашке прийти должна была. Как спала. Или - на улице даже ночью жарко! - вообще нагая. Сие, кстати, ведьме оч-чень пристало, не без сожаления подумал Вадим...
Он локтями в колени уперся, голову на руки уложил. Не заснуть бы ненароком... Не проспать бы гостей, что, конечно, уйдут, завидев спящего хозяина. Уйдут и будить не станут... Проверил флейту - на месте. И вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Поднял глаза: девица, не меняя позы, выжидающе, без улыбки на него смотрела, будто требовала объяснений: откуда она здесь?
- Доброе утро, - сказал Вадим.
Девица не ответила, разглядывала Вадима. Глаза у нее были под стать волосам - зеленые, как у булгаковской Маргариты. Или проще: как у ящерицы. Стоит, правда, отметить, что ящерицу Вадим видел лишь однажды. Замерев в бронзе, она стояла в окне антикварного магазинчика на полированной глыбе малахита, и круглые глаза ее были и впрямь зелены - из малахита же выточены.
- Рад вас приветствовать в этом доме, хоть и не мой он, - сказал Вадим.
Его тяготило молчание, он не умел молчать, а девица все смотрела на него, почти, кажется, не мигая, головы не повернув, застыв, как та ящерица на куске малахита, но не чувствовалось в ней никакого напряжения, скованности - вольно сидела, легко, а что не шевелилась - так, может, лень утренняя...
- Вы что, немая? - не без раздражения спросил Вадим. - Или даже глухонемая?.. Какое несчастье!.. Придется переписываться.
- Остановитесь, - негромко сказала девица, по-прежнему не двигаясь. Голос у нее оказался низким, чистым - _студийным_. Тогда, в лесу у поваленной сосны, она тоже что-то произносила, но Вадим не запомнил голоса: слишком взволнован был ее изощренным коварством. - Как вы нас сюда заполучили?
- Нас?.. - Вадим не пытался оттянуть ответ. Он действительно не понял, как девица догадалась, что на даче - все Они. Бросил взгляд на кровать: Ах, да, не усек... Как? Не поверите, но - флейта... - Он похлопал пальцами по инструменту.
Девица глазами повела, флейту увидела. Без удивления спросила:
- Который час?
- Седьмой...
Тут девица впервые усмехнулась - чуть-чуть, уголком рта. Сказала протяжно:
- В такую рань подняли...
Странно, но Вадим почувствовал смутную вину. Действительно: что это он себе напозволял, негодный, - выспаться даме не дал! Непонятно почему смущаясь, зачастил:
- Вас ничего не удивляет? Невероятно! Я бы удивился... Да, кстати, и удивился. Представляете: играю я на флейте, а тут вы все... Бред!