Новое платье короля

- Тебе не понять: Нуль-транспортировка, прокол субпространства, квазиконцентрация суперэнергии... Привет, мне пора, иду со двора, кто еще не спрятался - я не виноват, - дурачился, хвостом бил, считалку какую-то приплел не по делу.

- Но поговорить, поговорить!

- Вечером. После погоды. А сейчас, старик, тебе надо отдохнуть, прийти в себя, обдумать увиденное. Да и Настасья скоро явится.

- Она в Москву уехала.

- Размечтался! Передумала она. Увидела у магазина какую-то мадам, тормознула и поехала к ней кофий глушить. Через часок будет, помяни мое слово... Ну, до побачения, - сказал почему-то по-украински и исчез.

А Алексей Иванович и вправду заснул. Разбудила его Настасья Петровна, и было это ровно через час, черт не ошибся. Ворвалась в кабинет, пощекотала за ухом, как котяру какого.

- Вставай, соня, царство небесное проспишь.

Знала бы она, в каких таких царствах небесных странствовал ее муж, вернее, душа мужа!

- Ты же в Москве, я слышал.

- Представляешь, не доехала. У магазина стояла Анна Андреевна, помахала мне, и мы к ней завернули. Вроде бы на минутку, у нее "Бурда" новая, а получилось на час... Спускайся вниз, Таня чай собрала.

Алексей Иванович еле поднялся с тахты: чувствовал себя усталым и побитым, будто и впрямь отмахал расстояние от Земли до Тау Кита. Давило затылок. Отыскал в тумбочке коробку стугерона, проглотил сразу две таблетки. Зашаркал по лестнице, держась за перила. Перила предательски пошатывались, и Алексей Иванович мимоходом подумал, что надо бы позвать столяра, пусть укрепит. А то и свалиться недолго.

Скорая на руку Таня кремовый торт сварганила, и от обеденного пирога половина осталась.

- Что-то чувствую себя хреновато, - пожаловался Алексей Иванович, тяжко усаживаясь на стул. - Давление, что ли?

- Циклон с Атлантики, - объяснила Настасья Петровна.

- Видел, - проговорился Алексей Петрович, потому что, как мы знаем, действительно видел циклон, но Настасья Петровна оговорку во внимание не приняла, спросила:

- Померить давление?

- Потом. Я таблетки принял.

Странно, конечно, но Настасья Петровна нарушила ритуал, села за стол рядом с мужем. Однако, с другой стороны, чай - не обед, зачем по пустякам политесы разводить?

- Мне тортику можно? - тихонько поинтересовался Алексей Иванович.

- Съешь кусочек, - Настасья нынче была - сама доброта. - Кстати, я Давиду позвонила: они переозвучат, нет проблем.

- Зачем, Настасьюшка? Я же тебя просил... Какая разница: эпохальный, гениальный, видный, заметный? Я от этого лучше не стану, хуже тоже. Помнишь, в песне: стремиться к великой цели, а слава тебя найдет?

Настасья Петровна отколупнула серебряной ложечкой кремовую розочку, подозрительно осмотрела ее и отправила в рот. Алексей Иванович, в свою очередь, осматривал интеллигентно жующую Настасью, интеллигентно пьющую жасминовый чай из фарфоровой китайской чашечки, осматривал жену пристрастно и сравнивал с той, что явилась к нему час назад, а точнее, сорок лет назад, и, если верить поэту, как с полки жизнь его достала и пыль обдула. Постарела - факт, пополнела, отяжелела, косу давным-давно сбросила, поседела, но не красилась, не скрывала седину. И лицо стало _грузным_, только глаза навеки сохранили свою озерную глубину, молодыми были глаза, не властно над ними время. Когда-то - деревенская девушка, барышня-крестьянка, теперь - светская дама, попробуй подступись!..

Она аккуратно поставила чашку на блюдце.

- Слава, Алешенька, дама гордая, независимая, сама по клиентам не ходит. Ее завоевать нужно, любовь ее, а завоевав, держать изо всех сил.

- У меня нет сил, - сообщил Алексей Иванович.

- У тебя нет, - согласилась Настасья Петровна. - Зато у меня пока есть.

Алексей Иванович торт докушал, губы салфеткой утер и спросил - скромник из скромников:

- Настасьюшка, а ты у меня дама гордая?

- Что ты имеешь в виду? - зная мужа, Настасья заподозрила некий подвох.

- Ты ко мне сама пришла, я тебя не завоевывал.

- Не говори глупостей, - вроде бы рассердилась Настасья Петровна, но Алексей-то Иванович за сорок лет жену - назубок и сейчас понял: реплика _проходная_, своего рода кошачий удар левой в перчатки, если пользоваться боксерскими аналогиями, своего рода отвлекающий маневр с хитрой целью вызвать атаку, заставить противника раскрыться. А чего ж не раскрыться?..

- Хочешь, напомню твои первые слова, когда вы с Давидом пришли?

- Напомни.

То ли еще один тычок левой, то ли и впрямь забыла...

- Давка сказал: "Полюби его, Настюха, не ошибешься". А ты ответила: "Попробую".

- Ну и что? Попробовала и полюбила. Не ошиблась.

- Настасьюшка, я тебя никогда ни о чем не спрашивал. Сегодня впервые. Скажи честно: как вы тогда с Давидом договорились?

Настасья Петровна с шумом отодвинула стул и поднялась - этакой разгневанной Фелицей.

- Я тебя не понимаю, Алексей. И разговор мне неприятен, продолжать его не желаю.

Алексей Иванович смотрел на жену снизу вверх и благостно улыбался.

- Не желаешь - не надо. Извини, родная... Только замечу: свою славу я еще до войны зацепил. Сам. И представь - удерживал.

Настасья, которая Алексея Ивановича тоже вдоль и поперек изучила, услыхала в его тихом воркованье нечто опасное, нечто, быть может, грозное, пахнущее бунтом на корабле, что заставило ее мгновенно сменить роль, перестроиться на ходу, выдать примиряющее:

- Сам, конечно, кто спорит?.. - и с легкой горечью: - Просто я думала, что была тебе помощницей, а выходит... - в душевном расстройстве махнула рукой, безнадежно так махнула, пошла из гостиной.

И Алексей Иванович всполошился, вскочил, догнал жену - она ему позволила себя догнать! - схватил за руку.

- Ну, не сердись, Настасьюшка, осел я старый... Сон мне приснился пакостный, ерунда всякая - "из раньше".

Настасья остановилась, повернулась к мужу, пристально посмотрела в его виноватые глаза, проверила: действительно ли виноватые, не ломает ли комедию? Потом поцеловала в лоб, как клюнула, сказала наставительно:

- Никогда не верь снам "из раньше". Они врут. И воспоминания тоже врут. Что было, то было, а все, что было - было хорошо.

- Очень много "было", - машинально заметил Алексей Иванович, имея в виду тавтологию в Настасьином афоризме.