Страница 12 из 20
Алексей рыбу есть не умел, мучился с костями, боялся их, осторожно ковырял карпа вилкой, _портил_ еду.
- Как на Урале? - спросил его лауреат Семенов.
- Жизнь, - Алексей был солидно лаконичен. - Мы здесь плаваем в садке, как эти карпы, - он кивнул на бассейн, - а там люди дело делают.
- Позавидовал? - Любицкий отпил из бокала вина, промокнул пухлые губы крахмальной салфеткой. - Что ж не остался? Возглавил бы тамошнюю писательскую организацию.
- Он здесь нужнее, - веско сказал Семенов.
- Мы нужнее там, где лучше кормят, - засмеялся Давка.
- Циник ты, Любицкий, - сказал Алексей, беззлобно, впрочем.
- На том стоим. А тебе, я смотрю, карпушка не по вкусу? Извини, омаров не завезли, устриц тоже.
- Мне по вкусу жареная картошка с салом. Едал?
- Были времена. Отвык, знаешь... А ты что, гонорар за роман решил на картошку бухнуть? Не много ль корнеплодов получится?
- Я его еще не написал, роман.
- Напишешь, куда денешься. Общественность ждет не дождется.
- Это ты общественность?
- Он ее полномочный представитель, - строгий Семенов позволил себе улыбнуться. - В большие люди спешит не сворачивая. Издатель!
- Не преувеличивай, Владик. Вы - творцы, а мы - всего лишь администраторы, следим, чтоб творческий процесс не заглох.
- Что-то подобное я уже слышал, - сказал Алексей.
- Может быть, может быть, на оригинальность не претендую. Да, о процессе. Оля Панова рукопись в издательство принесла: рассказы, повестушка какая-то... Возьми, глянь. Шеф с твоим мнением считается...
- Нет времени, - быстро ответил Алексей. - С романом надо кончать, сроки поджимают.
И кошкой по рингу, бросая тело то вправо, то влево, завлекая противника, ведя его за собой, пробивая точными ударами его защиту, но пока не сильными, не _мертвыми_, и все не упуская из поля зрения белесые редкие Пашкины брови, которые тот явно бдительно охранял...
- Что ты привязался к этому бою? - раздраженно спросила душа Алексея Ивановича. - Не лучший он вовсе в моей спортивной биографии, были и поинтереснее.
- Не исключаю, не исключаю, - согласился черт. - Но мне он нравится, я в нем вижу некий сюжет. Коли умел бы, рассказ сочинил, а то и повесть. Но Бог талантом обидел, с Богом у меня, ты знаешь, отношения напряженные.
Лена вышла в другую комнату - марафет, видать, навести, что-то там у нее в прическе разладилось или с ресницами обнаружился непорядок, - и Семенов с Алексеем остались на время одни.
- Выпьешь? - спросил Семенов.
- Вряд ли, - сказал Алексей.
- Бережешь здоровье? - спросил Семенов.
- Ленка не любит, когда пахнет, - сказал Алексей.
- Идешь на поводу? - спросил Семенов.
- Примитивно мыслишь, лауреат, - сказал Алексей. - Записывай афоризм: никогда не будь не приятным тем, кому хочешь нравиться. Особенно в мелочах быта. Тем более что это не требует больших усилий.
- Ты хочешь ей нравиться?
- Я ей уже нравлюсь.
- Где ты ее подобрал?
- Буквально на улице. Иду я, навстречу она. И так далее, вопрос техники.
- Завидую, - мечтательно сказал Семенов. - Для меня познакомиться с женщиной - мука мученическая. Поверишь, язык прилипает...
- Вот не сказал бы! Ты же сейчас болтал как заведенный. Весь вечер на арене...
- Это я на нервной почве.
- Ты и нервы? Прости, друг Семенов, не верю. У тебя вместо сердца пламенный мотор... Да, кстати, а ты ей показался.
- Считаешь?
- Уже сосчитал.
Семенов налил себе коньяк, примерился было выпить, но вдруг поставил рюмку на стол, бросил в рот маслину, зажевал невыпитое. Сказал просительно:
- Лешка, подари мне ее.
Алексей вытряхнул из пачки папиросу, помял ее, подул в мундштук, чиркнул спичкой. Долго смотрел, как струйка дыма тянется вверх, к желтому квадратному, размером в целый стол, абажуру.
Семенов ждал.
- Она не вещь, лауреат, - наконец медленно проговорил Алексей, по-прежнему глядя на действующий папиросный вулканчик, - даже не сюжет для рассказа... Допустим, уйду я сейчас, оставлю вас одних, а у тебя язык опять кое-куда прилипнет.
- Не прилипнет, - яростно сказал Семенов. - Точно знаю!
- Ишь ты, знает он... Все не так просто, Семенов, надо учитывать массу факторов. Например, такой: а что я буду делать один?
- Леха, не пудри мне мозги. У тебя таких Ленок...
- Но мне она тоже нужна, Семенов, вот ведь какая штука. А ты мне предлагаешь куковать у разбитого корыта.
- Я тебе справлю новое.
- В каком смысле?
- В переносном.
- Не понял.
- Ты издал отличный роман, Алексей.
- Тебе так кажется?
- Я в этом уверен. И, надеюсь, не только я.
- Спасибо за доброе слово, лауреат, оно, как известно, и кошке приятно... - ткнул недокуренную папиросу в яшмовую пепельницу, встал, намеренно лениво потянулся. - А мне, пожалуй, и вправду пора. Устал я что-то. Позвать Ленку?
- Не надо, - быстро проговорил Семенов. - Я скажу ей, что тебя срочно вызвали в Союз писателей.
- Она не поверит, но это - ваши проблемы... Ладно, Владик, пока, удачи тебе.
И тихонько, тихонько, чуть ли не на цыпочках - по длинному коридору неуютно-огромной квартиры Семенова, аккуратно, без стука прикрыл за собой дверь.
А Пашка Талызин ухитрился врезать Алексею, смачно шлепнуть его по скуле - да так, что поплыл Алексей, судья на ринге даже счет начал. Но Алексей в панику не впадал, слушал неторопливые: "Один... два... три...", умно пользовался нежданной, хотя и неприятной передышкой, отдыхал, а на счете "восемь" встряхнулся, принял боевую стойку.
Судья крикнул:
- Бокс!
И Алексей с удвоенной яростью двинул на Пашку, заработавшего на нечаянном нокдауне паршивое очко, провел серию по корпусу и, не думая о дешевом джентльменстве, ударил правой в бровь противника, точно попал и сильно.
И тут раздался гонг: второй раунд закончился.
Алексей отправился в свой угол, а краем глаза заметил: Пашка шел к себе, прижав бровь перчаткой.
- Этот самый моментик мне больше всего и люб, - с садистским удовольствием сказал черт.
Где сейчас странствовала душа Алексея Ивановича? Похоже, она уже выбралась за пределы Солнечной системы, похоже, неслась она прямым ходом к Альфе Эридана или к Бете Тукана, а может, к Тау Кита она шпарила, пожирая уму непостижимые парсеки, поскольку фантасты допускают наличие разума именно в Тау Кита.