Страница 26 из 27
- Мы?.. Хотите официально?.. Неформальное объединение людей, которых... как бы это помягче?.. не устраивает положение дел в Краснокитежске.
Хотел пообщаться с диссидентами, вспомнил свое мимолетное желание Умнов. Вот они. Общайся. Только верен ли термин? Уж если и называть кого диссидентами, то скорее Василь Денисыча иже с ним. А эти? Очередные неформашки? Официальные протестанты? Подполье в осадном городе?..
- Значит, не устраивает, - сказал Умнов, сам мимоходом подивившись невольному сарказму, прозвучавшему в голосе. - И как же вы хотите поправить сие положение? Листовки? Устная агитация? Теракты? Вооруженное восстание?
- Так разговор не получится, - мягко улыбнулся Илья. - Или вы нас принимаете всерьез, или - до свидания.
Красиво было бы заявить: до свидания. Или еще лучше: прощайте. Повернуться и столь же красиво удалиться в ночь. Но куда удалиться? В славный постоялый двор "Китеж"? В душные объятия добрейшего новатора Василь Денисыча?.. Нет уж, дудки!
- Ну, допустим, всерьез. Тогда всерьез и отвечайте. Без "как бы помягче".
- Как мы хотим поправить положение?.. Очень просто. Делом.
- А поподробней - никак? - все ж не сдержался, ернически спросил.
Илья не заметил - или не захотел заметить? - умновского ерничества.
- Подробней некуда: обыкновенным делом. Каждый - своим... Я сейчас вроде бы прописные истины скажу, но вы не обижайтесь, ладно? Они хоть и прописные, но все ж - истины... Так вот: рабочий - у станка, инженер - у кульмана, шофер - за рулем, школьник - за партой... Ну, и так далее, сами продолжайте.
- Это что, новая форма борьбы с неформашками?
- Неформашки... Хороший термин. Слышал его от Ларисы... Нет, в принципе не новая. О ней и классики писали... Только прочно забытая. И для неформашек, как вы говорите, смертельная.
- Интересно: почему? - Умнов и впрямь заинтересовался.
Смех смехом, а он действительно думал о том, что ему поведают о тайных организациях боевиков, о тайных складах бомб и гранат, о тайных типографиях. Но тайная организация хорошо работающих - это, знаете ли, странновато слышать.
- Потому что дело никогда их не занимало. На кой оно им? Куда важнее слово! Слово о деле. Победные рапорты. Громкие отчетные доклады. Дутые цифры. Пышные лозунги. Да мало ли... А просто работать - это, видите ли, неинтересно. Это, видите ли, сложно и хлопотно. За это, видите ли, и по шапке схлопотать можно. По ондатровой... А за веселый отчет, за мажорный доклад - тут тебе и должность, тут тебе и орденок к юбилею, тут тебе и лампас на портки. Сами, что ли, не знаете?..
Знаю, горько подумал Умнов. Еще как знаю! Куда проще приписать к плану, чем выполнить его. Куда легче сбацать тяп-ляп и звонко отчитаться, чем сделать на совесть и, может быть, не успеть к сроку, опущенному "с горы". Куда приятнее выкричать орден, чем его заслужить... Слово надежнее дела. За слово не бьют, кресло из-под задницы не вышибают - в крайнем случае на, другое пересаживают. Бьют за дело. Даже - бывало! - за отлично исполненное. Да чаще всего за отлично исполненное и бьют: не высовывайся, гад, не портя общую красивую картину незапланированным качеством! Или количеством... Но с другой стороны...
- Но с другой стороны, - сказал Умнов, - как может хорошая работа всех стать смертельной для одного?
- Василь Денисыча в виду имеете? Если бы он один был!.. Их легион! И не только в начальственных креслах, но и у станков, у кульманов, за рулем, за партой. Что я перечислял? Везде... Отвыкли у нас по-настоящему работать. Отучили. Охоту отбили.
- Ну, хорошо, ладно. Сколько вас здесь - понимающих? Сто? Пятьсот? Тысяча?.. Ну, будете вы работать на совесть, а у остальных, у неформашек от станка с кульманом, от этого своя совесть проснется? Слабо верится, товарищ Илья.
- Сначала нас было сто. Потом пятьсот. Потом тысяча. Потом... - он глянул в толпу, край которой пропадал в полумгле, и, казалось, не было конца у этого зала-склада. Как там у фантастов: переход в четвертое измерение... Не станет остальных, Андрей Николаевич. Вымрут. Как мамонты.
А ведь он мои слова повторил, подумал Умнов. Те, что я Василь Денисычу бросил. Выходит, и я так считаю?..
- Ладно, - почти сдался Умнов, - пусть. Все работают на совесть, Неформашки от стыда перековались, а те, кто не захотел, ушел, отощал с голодухи, вымер, как мамонты. А Отцы города опять - на коне. Их парадные отчеты стали - ах! - реальными. Их доклады - ой! - деловыми. Их ордена заслуженными. Так?
- Кто ж о деле кричит? - усмехнулся Илья. - Дело - оно молчаливо. Оно слов боится. А Отцы города только и умеют, что слова рожать. Кому они нужны будут - мертворожденные? - вдруг застеснялся, добавил: - Вы извините за пафос, но уж тема больно... - Умолк.
Странная штука: Илья метил в Василь Денисыча, а ненароком попал в Умнова.
- Моя работа - одни слова, - с горечью сказал Умнов. - Выходит, и мне на свалку?.. Зачем я вам понадобился? Экономики не знаю, в политике профан. И на кой хрен мои нравственные статейки, если все кругом станут высоконравственными, порядочными, морально чистоплотными?.. Куда мне деваться? На завод двойных колясок? Разнорабочим?..
- Видимо, вы не понимаете. Или притворяетесь, Андрей Николаевич. Идет война. Если хотите, не на жизнь, а на смерть. Мы и они. Пусть нас больше, но они позиций сдавать не собираются. Вы наш город видели. Красиво? Все кругом перестроились - загляденье!.. Нет, милый Андрей Николаевич, война будет долгой. Очень долгой. Нынешнее поколение советских людей коммунизма, пардон, не дождалось. Не обломилось обещанное. И следующие не скоро дождутся, пока война. А на войне без комиссара плохо, если она - за идею. У нас отличная идея, Андрей Николаевич, и нам нужны отличные комиссары. Вы. Может быть, я. Если сумею, если талантишка хватит... Нравственность - штука абстрактная, ее не пощупать, не взвесить. А без нее любая идея - мертва... - Илья замолчал.
И Умнов молчал, переваривал услышанное.
И молчали люди, пришедшие посмотреть на Умнова. Только посмотреть? Тысяча, две тысячи, три - сколько их здесь? - ради одного Умнова?.. Выходит, что так, понял Умнов. Потому что в войне дорог каждый союзник. Тем более комиссар.
Кстати, и Василь Денисыч от него союзничества требовал...