Страница 1 из 27
Сергей Александрович Абрамов
Неформашки
Фантасмагория
Умнов легко повернул руль, плавно вписался в поворот - и сразу ветер ворвался в салон, чуть смазал по физиономии, но тут же высвистел обратно на волю: где ему, слабому до умеренного, с быстрым Умновым тягаться!
"Хорошо, иду, - разнеженно подумал Умнов. - Мир прекрасен, времени у меня - навалом, целый отпуск, скорость - за сотню, движок фурычит как надо, есть в жизни счастье".
Подумал он так опрометчиво и немедленно был наказан.
Из придорожных кустов споро выпрыгнул на шоссе бравый партизан-гаишник, таившийся до поры в глухом секрете, взмахнул полосатой палкой, прерывая безмятежное счастье Умнова, которое, кстати, он сам и сглазил. Умнов злобно вмазал по тормозам, вырулил на обочину, слегка про себя матерясь, достал из кармана техпаспорт, права, журналистское могучее удостоверение - это на крайний случай, и вышел из машины.
Партизан тут как тут.
- Инспектор ГАИ Др-др-др, - невнятно представился он, - позвольте документики. - Но козырнул, но обаятельно улыбнулся, но сверкнул золотым красивым резцом, серебряным капитанским погоном, начищенными пуговками.
Одно слово - металлист.
- А собственно, в чем дело? - не без высокомерия, но и без хамства спросил Умнов.
- А собственно, ни в чем. Простая проверка с целью выяснения точного статистического баланса, - опять козырнул, явно довольный научной фразой.
- Выясняйте, - успокоился Умнов, поняв, что его суперскоростные маневры остались незамеченными.
Протянул права и техталон партизану, а удостоверение заначил. И впрямь: незачем им зря размахивать, не для того выдано.
Партизан-капитан по имени Др-др-др документы внимательнейшим образом изучил, вернул владельцу, спросил ласково:
- Далеко ли путь держите, Андрей Николаевич?
- На юг, - туманно объяснил Умнов. - На знойный юг, товарищ капитан. Туда, где улетает и тает печаль, туда, где расцветает миндаль.
- Неблизко, - вроде бы расстроился капитан. - Ночевать где будете?
- Где бог пошлет.
- Дело-то к вечеру, - мелко и будто бы даже подобострастно засмеялся капитан, - пора бы о боге и вспомнить.
- Вспомню, вспомню. Вот проеду еще часок и вспомню.
Честно говоря, Умнов недоумевал: с чего это представитель серьезной власти таким мелким бесом рассыпается? С какого это ляда он советы бесплатные раздает и в ненужные подробности вникает? Не нравилось это Умнову. Потому спросил сухо и официально:
- Могу ехать?
- В любую минуту, - уверил разлюбезный капитан. - Только один вопросик, самый последний: вы кем у нас по профессии будете?
- Журналистом я у вас буду, - сказал Умнов. - А также был и есть. Теперь все?
- Все. Счастливо вам, - и помахал Умнову своим черно-белым скипетром.
Но вот странность: садясь в машину, Умнов увидел в панорамном зеркале заднего обзора, как льстивый капитан достал карманную тайную рацию и что-то в нее быстро наговаривал, что-то интимно нашептывал, то и дело поглядывая из-под козырька фуражки на умновский "Жигуль".
"По трассе передает, сучара, - озлился Умнов. - Чтоб, значит, пасли меня, конспираторы рублевые. А вот фиг вам!"
И резко газанул с места, не пожалел сцепления - только гравием из-под колес выстрелил.
А за поворотом, за длинным и скучным тягуном, за невысоким дорожным перевалом вдруг открылся Умнову славный городок, прилепившийся к трассе, нежный такой городок - с церковными игрушечными куполами, со спичечными коробками новостроек, с мокрой зеленью садов и парков, с какой-то положенной ему промышленностью в виде черных труб и серых дымов, открылся он опешившему Умнову в недальнем далеке, километрах эдак в пяти, видный как на ладошке, закатным солнцем подсвеченный, будто нарисованный на теплом лаке палехскими веселыми мастерами.
Что за наваждение, банально подумал Умнов, притормаживая на подозрительно пустом шоссе и доставая из дверного кармана надежный "Атлас автомобильных дорог СССР". Отыскал нужную страницу, нашел на плане проезжее место. Впору и лоб перекрестить, нечистого отогнать: не было на плане никакого подходящего городка. Было большое село Колесное - его Умнов полчаса назад миновал. Было село поменьше с обидным названием Папертники - до него еще километров двенадцать пилить. А между ними - пустота, простор, русское поле, а если и есть что-то жилое, так столь малое, ничтожное, что "Атлас" им пренебрег... Новый город, не успели внести его в картографические анналы? Да нет, вздор, города - не грибы, растут куда медленнее, да и "Атлас" - свежий, только-только изданный, Умнов его как раз перед отпуском приобрел.
Так что же это такое, позвольте спросить?
Мистика, легко решил Умнов, поскольку городок - вот он, милейший, а "все врут календари" - о том еще классик писал. Да и кому, как не Умнову, сорокалетнему газетному волку, о "календарном" вранье знать? Ошибся художник, отвлекся наборщик, у редактора сын трудно в институт поступал, у корректора зуб мудрости ломило - теперь только читатели ошибку и словят. А читатели у нас - народ боевой, грамотный, к эпистолярному жанру весьма склонный, за ними не заржавеет. Ждите писем, как говорится...
Пять километров - пустое дело для "Жигуля". Умнов их за три минуты одолел.
Городок назывался Краснокитежск, о чем Умнов прочитал на красивой бетонной стеле, установленной на городской границе заботливыми отцами славного Краснокитежска. А возле нее прямо на шоссе, а также на обочинах, на прибитой пылью траве, на том самом русском поле, означенном в "Атласе" и усеянном не то клевером, не то гречихой, не то просто полезной муравой, шумела, колыхалась, волновалась пестрая толпа. Строем стояли чистенькие пионеры в белых рубашках и глаженых галстуках, вооруженные толстыми букетами ромашек и лютиков. Замер в строгом каре духовой оркестр - все в черных смокингах, груди зажаты крахмальными пластронами, на воротнички присели легкие бабочки, солнце гуляло в зеркальных боках геликонов, валторн, тромбонов и флюгель-горнов, медное солнце в медных боках. Радостные жители Краснокитежска, празднично одетые, ситцевые, льняные, джинсовые, нейлоново-радужные, коттоново-пастельные, приветственно махали - вот бред-то, господи спаси! - Умнову и кричали что-то лирично-эпическое, неразличимое, впрочем, за шумом мотора. А впереди всех, отдельной могучей кучкой попирали землю начальственного вида люди - в строгих костюмах серых тонов, при галстуках, а кое-кто и в шляпах, несмотря на июльскую дневную жару.