Первая спасательная

Когда он вернулся с пустой вагонеткой, дед Суханек уже сменил Адама; Адам бессильно прислонился к стойке, снял маску и ладонью стирает с лица и глаз такой обильный пот, что каплет с пальцев; Пепек срывает маску и сплевывает. Он разделся донага, оставил на себе лишь опорки; угольная пыль, смешанная с потом, стекает струйками, прилипает к мокрому телу, от Пепека чуть ли не валит пар.

- Пришлось прикрыть краны, - брюзгливо обращается он к Андресу. Пыль. - Пепек отхаркивается.- Ей-богу, сегодня мне здесь что-то не нравится!

Андрее пожимает плечами и пинает ногой разбросанные куски породы и угля.

- Слушайте, - сухо говорит он Станде, - такая работа никуда не годится; так любая команда сумеет.

Пол должен быть чистый, как в бальном зале.

"Ничего себе бал, - думает Станда, - от угольной пыли мы все почернели, словно вороны". Ему трудно дышать, болит голова, хочется прислониться к чемунибудь и вздохнуть поглубже, но не удается; и темно тут, лампочки еле мигают трепетными покрасневшими огоньками. Но - хочешь чистоты - ладно! И Станда хватает лопату и, пошатываясь, грузит породу. Слышнс, как у крейцкопфа бьет Мартинек по подлапке, в глубине завала грохочет и дребезжит отбойный молоток, которым орудует дед Суханек.

Пепек сплюнул еще раз, выругался как следует - вероятно, про запас - и снова надел маску. Адам серьезно, сосредоточенно возится с кислородным аппаратом, очевидно там что-то неладно.

В это время оттуда, где работал крепильщик, послышался треск, что-то хряснуло и тяжело шлепнулось, будто сверху свалился мешок с мукой. Андрее вздрогнул.

- Что такое? - бросил он встревоженно и кинулся туда; Адам только взглянул, Пепек приподнял резиновую морду, прислушался, выругался и полез в дыру. Станда бросил лопату и с бьющимся сердцем побежал вслед за Андресом. Что-нибудь случилось?

Конечно, случилось, но не бог весть что; лишь Мартинек сидит на земле среди раскиданных камней и удивленно моргает; возле него присел Андрее и светит лампой ему на темя; над ними, пыхтя, чешет затылок каменщик Матула.

- А, черт, - отдуваясь, сказал Мартинек,я только собрался вот тут стойку сменить, а на меня вон что свалилось!- И вдруг он просиял счастливой улыбкой.- А здоровая куча, ребята! - добавил он удовлетворенно.

- Встать можешь? - беспокоится Андрее.

- Еще бы, - отвечает крепильщик, поднимаясь на ноги. - Дай только опамятоваться.

- Голова кружится?

-- Немножко есть.

- А не тошнит?

- Нисколечко. - Крепильщик уже стоит, почтительно разглядывая повисшую балку.- Смотри, силища-то какая! - Запальщик обращается к Матуле.

- Вас тоже ударило?

- Ага,- буркнул колосс и почесал всклокоченную голову.

- Тогда немножко передохните, ребята, - заботливо сказал запальщик и обернулся к Станде. - А вы что глазеете? Марш грузить!

Крепильщик Мартинек медленно подходит к.своему пиджаку и достает баночку и что-то завернутое в бумагу.

- Мне в таком случае надо перекусить, - говорит он с довольным видом.

Адам уже снова в маске, он дружески кивает Мартинеку слоновьим хоботом.

- Ты уверен, что тебе ничего не сделалось? - торопливо спрашивает Станда, хватаясь за лопату.

- Пустяки!

Молодой гигант устроился поудобнее на земле у крейцкопфа, поставил перед собой лампочку и, развернув коричневую бумагу, с аппетитом посмотрел на толстый ломоть хлеба с салом.

- Ты из-за меня не задерживайся!

Станда торопливо грузит уголь в пустую вагонетку, временами поглядывая на приятеля; тот сидит, свесив голову над нетронутым ломтем хлеба, и морщит лоб.

Станда перестал грузить.

- Тебе нехорошо, Енда?

- Сало воняет, - брезгливо говорит крепильщик и тщательно завертывает хлеб в бумагу,-Я не стану его есть.

Станда снова взялся за лопату, и Матула, пыхтя, застучал по скобе.

Из завала возвращается дед Суханек и стаскивает маску.

- Господи Иисусе, ребята! - вздыхает он и трет высохшими ручками лицо. - Ну и работа! Ну и работа!

Теперь очередь Адама идти в обрушенный штрек; Пепек гремит там лопатой и раз за разом выбрасывает цырубленную породу, так что Станда не успевает складывать ее в вагонетку. "Пепек замечательный, - думает Станда, - как он здорово действует лопатой в тучах пыли, черный и блестящий, точно вытесанный из гранита... чертушка этакий... циклон прямо какой-то". И изнемогающий Станда с удвоенной силой налегает на лопату.

Он уже вывозит вторую полную вагонетку, поставил на поворотный крут, но тот не поддается.

- Я сейчас тебе помогу, - говорит крепильщик.

- Отстань, - сопит Станда, дергая тележку.

- Здесь чем-то воняет, - ворчит крепильщик. -Станда, что это за вонь?

- Тебе кажется, - замечает Суханек. - Чему тут вонять?

Мартинек морщит нос.

- Не знаю, а что-то чувствую... Черт возьми, вот так шишку я себе посадил, - улыбается он, ощупывая темя.

- Стукнуло тебя, что ли?

- Да, балкой. Я хотел ее заменить...

- Тогда понятно, - успокоительно замечает дед Суханек. - От этого тебе и кажется. У тебя, брат, сотрясение мозга. Как-то раз Фалтысу, зятю моему, на голову кусок угля свалился, так ему тоже все казалось, будто воняет. Потом ему стало плохо, и он лежал несколько дней - сотрясение мозга, что ли. Погоди, и тебе скоро плохо станет.

- Мне? - удивился Мартинек. - Чего тебе в голову не взбредет, мне никогда еще плохо не было. Что ж, пойду-ка я опять работать.

А Пепек не перестает выбрасывать лопатой пустую породу из этой паршивой дыры; иной раз вылезет, сдернет маску и, тяжело дыша, безбожно ругается; он взмок от пота, от угольной пыли стал черным, как графит, и жадно, с бульканьем пьет содовую воду, которую приносит сюда бледный человек, сидящий у вентиляционных дверей. Через каждые десять минут из клубов пыли выныривают дед Суханек или Адам, руки у них трясутся после работы отбойным молотком, они с трудом стаскивают резиновые морды; а после того пьют, как загнанные, изнеможенно переводя дух, и им не до разговоров.

Что же, подают ли еще сигналы те трое? А кто его знает; когда на башке у тебя маска, то ничего не слышно - разве только как воздух свистит да отбойный молоток грохочет.

- А здесь уже нет газов? - неуверенно спрашивает Станда.

- Есть, как не быть, но они держатся внизу, у почвы, понимаешь? Ханс сам следит, насколько они подымаются. Наверно, теперь тут их будет по пояс, вот как.

У Станды мучительно болит голова, бьется сердце, и его душит тоска. Запальщику тоже не по себе - он точно чего-то ждет; ни на кого даже не покрикивает больше, ходит озабоченно, стиснув зубы, и прислушивается. Хансен то и дело поднимает свою контрольную лампочку; постоит минутку, наставит ухо, улавливая отдаленный лай отбойного молотка, кивнет и снова вышагивает; он идет, опустив голову, на переносице у него появилась морщина, он крепко сжал губы и все крутит лампочкой, точно играет с тенями.

Только Мартинек и Матула спокойно стучат по бревнам и все переговариваются.

- Подтолкни ко мне! Можешь подать туда? Ну, ну, еще немножко!

Станда грузит уже четвертую вагонетку; ноги y него подкашиваются от слабости, голoва кружится. Еще эту вагонетку - и я, кажется, свалюсь. Адам прислонился к стенке, тяжело дыша и вытирая ладонями пот; вдруг он нагибается за лопатой и начинает помогать Станде.

- Хватит с тебя, - гудит Адам и снова прислоняется к стене. - Вези.

Станда из последних сил толкает вагонетку на поворотный круг и старается повернуть его; но навстречу ему приближается, поблескивая, огонек - это Хансен бредет, опустив голову и раскачивая контрольную лампочку. Станда ждет, пока Ханс пройдет; и вдруг ему чудится, что за Хансом внезапно вздыбилась почва...

Тяжко, гулко загрохотало, содрогнулся весь штрек; и сразу затрещала крепь. Станду чуть не сбило с ног страшным толчком воздуха, но он еще видит, как в летучем вихре пыли крутится Хансен п как над ним лопается и валится на него перекладина.