Страница 68 из 163
А теперь - Монреаль, чудо, богатейший ковчег романского искусства; это - собор, от потолка до пола выложенный золотыми мозаиками; они, правда, не достигают благородной красоты равеннских мозаик,которые, к слову, старше на несколько столетий, - но могут считаться превосходнейшей, монументальнейшей сокровищницей романского декоративного искусства, так же, как и Капелла Палатина здесь, в Палермо, вызывающая головокружение, так же, как галерея с крестовыми сводами в Монреале, где вы можете сойти с ума от примерно трехсот фигурных колонн, причем каждая капитель оригинальна и представляет собой запутанный клубок орнамента и легендарных сцен, животных, мусийных работ - и, наконец, так же, как орнаменты, и полы, и фризы, здесь и в Монреале, превосходящие все, что я до сей поры представлял о возможностях чисто геометрической орнаментики. И затем - сам Монреаль, странный город, прилепившийся на склоне горы посреди древовидных кактусов, пальм, смоковниц и не знаю каких еще удивительнейших деревьев, город, изобилующий испанскими и сарацинскими решетками, город мягкого, необычайно живописного барокко, грязного белья, осликов, детей, поросят, фронтонов в народном духе, прекрасных видов, простирающихся до самых Липарских островов, - первый город, в котором у меня в буквальном смысле слова разбегались глаза.
И - опять нечто совсем иного характера: садик, окруженный старой полуразвалившейся галереей с крестовыми сводами в Сан-Джованни дельи Эремити. Сама церквушка - старинная мечеть с мавританскими куполами; и на крошечном клочке земли, окруженном мавританскими стрельчатыми арками, выросло и расцвело все, что сумасшедшее щедрое небо даровало Золотой Раковине, палермскому заливу. Несколько померанцевых и лимонных деревьев сгибаются под бременем зрелых плодов - и одновременно цветут; финиковая пальма, осыпавшиеся розовые кусты, другие кусты, несущие на себе литрового объема трубчагые цветы, растительность, незнакомая мне, заросли цветов с дурманящим ароматом. На невероятно синем небе вырисовываются пять алых сарацинских куполов, похожих на гигантские глобусы. Мой бог, этот уголок земли был все же, пожалуй, самым прекрасным из всего, что я видел.
В Монреале есть чудесные мозаики о сотворении мира; сам Микеланджело в Сикстинской капелле[...Микеланджело в Сикстинской капелле... - В фреске Микеланджело Буонаротти "Страшный суд" на алтарной стене Сикстинской капеллы (1534/35-1541), о которой говорит Чапек, религиозная тема трактована как своеобразная титаническая борьба гигантов, противопоставляющих свою волю слепой стихии.] не постиг с такой глубиной сотворение света, и вод, и суши, и небесных тел, а главное - он забыл или не сумел показать, как бог в день седьмый "увидел, что это- хорошо", и предался отдыху. Бог в Монреале отдыхает, погруженный в мечты, как хозяин после трудового дня, сложив руки на коленях. Впрочем, и сам творец забыл кое-что: он, правда, велел Адаму назвать именами всех зверей и тварей водяных, но не велел ему дать имя всем запахам. Вот почему язык человеческий не в силах выразить все ароматы и оттенки смрада. Смешайте запахи жасмина, гнилой рыбы, козьего сыра, прогорклого растительного масла, испарений человеческих тел, дыхания моря, эфирных масел от апельсинов, кошек - и вы получите вдесятеро слабейшее представление о том, чем пахнет портовая улица. Да не забудьте еще детские пеленки, гниющие овощи, козий помет, табак, пыль, древесный уголь и помаду. Добавьте сюда запахи прели, помоев, мокрого белья, пригоревшего масла. Но и этого будет мало. Это просто невыразимо.
Невыразимы красоты и странности мира.
ОТ ПАЛЕРМО ДО ТАОРМИНЫ
Оплатите мне звонким золотом эти строки - не потому, что они отличаются какой-нибудь особенной красотой, а потому, что самому мне пришлось дорого за них заплатить. Но даже если считать по десять сантимов за каждую звездочку и по сантиму за каждый шумный вздох моря, по десять лир за красный огонек на вершине Этны и за бальзамический воздух по пол-лиры в час, - как видите, я не ставлю в счет ни бликов на море, ни пальм, ни старого замка, ни даже греческого амфитеатра, потому что ночью ему нечем привлекать взоры, - то все равно заплатить за это стоит, и да будет благословен господь за то, что он привел меня в эти края.
Своей волшебной властью он провел меня из Палермо сначала через всю Сицилию, мимо множества голых, странных и грустных холмов, аллеями кактусов, через серные рудники-в Джирдженти, то есть небольшое местечко на холме, недалеко от которого - целая колония греческих храмов. Эти храмы были выстроены в дорическом стиле, и следовательно - очень красивы.
В тот день как раз был праздник вознесения, и местный люд со всех окрестностей съезжался к этим, наиболее сохранившимся памятникам древнегреческой культуры; люди пили и ели и рассказывали детям, что вот это, мол, греческие храмы; другие же с важным видом измеряли складными метрами поперечники колонн и каменных плит и вообще явно гордились упомянутыми храмами. Случилось так, что на обратном нуги ко мне присоединился джирджентский юноша; он заговорил со мной на каком-то наречии, которое, вероятно, считал французским языком. Потом, уже не знаю, как это получилось, я вдруг оказался окруженным двенадцатью девушками, очень красивыми, а сзади них тянулась стайка славных парней; шествие это завершало стадо коз, покрытых белой шелковой шерстью и с кручеными рожками. Так шел я в золотой закатной пыли, полеременно говоря то по-чешски, то по-итальянски, то по-французски, похожий на предводителя какой-то вакхической процессии; встречные, ехавшие на ослах или мулах, снимали перед нами шляпы и долго еще смотрели нам вслед. До конца своих дней не пойму я смысла этого античного эпизода.
После этого бог водил меня весьма сложными путями от берегов Африканского моря к берегам моря Ионического. Вдоль дороги - снова холмы, холмы зеленые или белые, гребенчатые, холмы серные или изрытые пещерами, как сыр, и странные города, вскарабкавшиеся на самые верхушки высоченных гор, - как E