Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 61 из 163

Всю ночь я развлекался тем, что нажимал и дергал все вокруг себя; иногда, правда, - например, если я брался за вешалки, - усилия мои оставались втуне, видимо, вследствие моей неловкости. А быть может, с помощью этих вещей вызываются райские сновидения или еще что-нибудь. 2. Итальянские жандармы, начинающиеся от самой границы. Они ходят парами, на фалдах их мундиров вышиты горящие бомбы, а на головах они носят этакие кораблики, какие встарь нашивали учителя гимназии, только надевают они их поперек. Жандармы чрезвычайно симпатичны и комичны и всегда напоминали мне - не знаю, почему - братьев Чапеков. 3. Венецианские улочки, если только там нет каналов и дворцов. Улочки до того запутаны, что до сих пор не все подверглись изучению; в некоторые из них, вероятно, еще не ступала нога человеческая. Лучшие из них имеют целый метр в ширину и настолько длинны, что в них свободно помещается кошка, и даже с хвостом. Это - лабиринт, в котором само прошлое заблудилось и никак не может выбраться. Я, который всегда кичился способностью ориентироваться, два часа пробродил вчера по кругу. С площади св. Марка отправился на Риальто, куда от силы десять минут ходу; через два часа я, наконец, выбрался на площадь св. Марка.

Венецианские улицы самым решительным образом напоминают мне Восток, видимо потому, что я никогда не был на Востоке, или еще - средневековье, вероятно, по той же причине. Зато на картинах Карпаччо[Карпаччо Витторе (ок. 1455-ок. 1525)-итальянский живописец венецианской школы; ярко отразил быт и нравы Венеции XV века.] Венеция-точно такая же, как и сегодня, только что без туристов. 4. Невыразимо приятно, что здесь нет ни одного автомобиля, ни одного велосипеда, ни одной пролетки, или экипажа, или линейки, но зато - 5. Очень много кошек, гораздо больше, чем голубей св. Марка, кошек огромных, таинственных, светлооких, которые иронически поглядывают на туристов из подъездов, а по ночам воют удивительным альтом. 6. Хороши итальянские королевские матросы, этакие миниатюрные голубые мальчики, и военные суда хороши, и вообще суда: парусники, пароходы, барки с шафрановыми парусами, серые торпедные катера с красивыми пушками, кряжистые транспорты; каждое судно по-своему прекрасно и заслуживает женского имени. Вот почему, вероятно, я мальчишкой так хотел стать моряком - и еще сегодня, с острова Лидо, я следил за белым парусом, удаляющимся куда-то в сторону Востока - и белые паруса манили меня вдаль бесконечно сильнее, чем белая бумага, на которой я все равно не открою новой земли.

Мне не хотелось бы много писать о Венеции; полагаю, она всем известна. Она на самом деле до невозможности похожа на всякого рода "souvenirs de Venice";[венецианские сувениры (франц.).] когда я впервые стоял на площади св. Марка, я был совсем сбит с толку и очень нескоро избавился от удручающего впечатления, что все это - не настоящее, что я просто-напросто в каком-нибудь Лунапарке, где собираются устроить праздник "венецианской ночи". Я ждал только, когда забренчат гитары, а гондольер запоет по меньшей мере как пан Шютц[Шютц Теодор - популярный чешский тенор, с большим успехом выступал в Национальном театре в Праге.].

К счастью, гондольер загадочно молчал, а под конец нашей прогулки безбожно обобрал меня, размахивая перед моими глазами каким-то тарифом. Что ж, хоть этот человек был бесспорно настоящий, неподдельный.

Зато канал Гранде вас, вероятно, разочарует.

Одни воспевают роскошь его дворцов, другие - меланхолию их умирания; я же нашел тут главным образом только достаточно скверную готику, которая принесла с собой для венецианских патрициев лишь пресловутое "каменное кружево", и они украсили им фасады своих жилищ, словно жабо. К сожалению, до меня не доходит смысл всей этой архитектурной вычурности, этого купеческого тряпичничества старой Венеции. Сюда постоянно что-нибудь ввозили: греческие колонны, восточную корицу, персидские ковры, византийские влияния, парчу, готику, ренессанс; все годилось венецианским купцам, было бы достаточно парадным. И вот посмотрите теперь на венецианский ренессанс, который вдруг почему-то начинается с коринфского стиля - балюстрады, балконы, мрамор,'-все это выставленное напоказ штукарство. Здесь ничего не было создано - правда, за исключением открытой лоджии в центре фасада; это, хотя и красиво, но недостаточно для хорошей архитектуры. Единственным своеобразным талантом обладает Венеция - талантом превращаться в барокко.





Ее ориентализм, ее декоративная готика, ее тяжеловесный ренессанс все это предопределило судьбу Венеции стать самым барочным городом нашей планеты; когда же начался настоящий барок, Венеция уже протянула ноги, если я разбираюсь в истории.

Теперь я понял, почему я так неприязненно отношусь к венецианской красоте. В Венеции - только дворцы и храмы; дом простого человека - ничто в архитектурном смысле. Голый, тесный и темный, не расчлененный ни карнизом, ни портиком, ни хоть крошечной колонной, дурно пахнущий, как испорченный зуб, дом, вся живописность которого заключается лишь в кроличьей тесноте, он не обнаруживает ни малейшей потребности в красоте. Проходя мимо него, вы не порадуетесь ни красивому профилю карниза, ни дверным украшениям, которые приветливо встретили бы вас у входа. Это - бедность, но бедность, лишенная добродетели. Да, сотня или две сотни дворцов - это не культура, это всего лишь богатство; не красота жизни, а просто парадность. И не говорите мне, что причиной всему - недостаток места; причина этого - сверхъестественное безразличие.

Воздух Венеции до наших дней остался ленивым, каким-то деморализующим, ибо он рождает сонливость и склонность к безделью.

Впрочем, конечно, и в этом есть своя прелесть: вы бродите по улочкам, как во сне; в каналах плещет вола, у собора св. Марка играет оркестр, двунадесятиязычный говор сливается в смутный гул; а у вас такое чувство, будто уши вам заткнули ватой или будто вас обнимает дурманящая нереальность. Но в один прекрасный день вы сойдете с пароходика на острове Лидо; и тут ваш слух поразит звонок трамвая, затренькает велосипедист, вы услышите цокот копыт - и чары исчезли: господи, ведь во всей Венеции нет ни одной живой лошади! И действительно, все волшебство Венеции-в звуках и запахах: тяжелый запах лагуны и слитный шум людских голосов.