Жюль Верн

— Прочтите, пожалуйста, эту последнюю главу. Очень прошу! Последняя глава называется…

— Она будет называться так: «Очень короткая, но весьма успокоительная для будущего всего мира».

— Нет нужды успокаивать мир, — насмешливо проговорил собеседник. — Из затеи ваших героев всё равно ничего не могло получиться! Бред! Дикий, невероятный!

— Неизвестно, мой друг, какой бред придет в голову моим героям завтра, — медлительно промолвил Жюль Верн. — Двадцать пять лет назад они стреляли в Луну, сегодня выпрямляют земную ось, а завтра…

— Читайте последнюю главу, потом поговорим и поспорим.

— «Пусть обитатели Земли не тревожатся, — внятно прочел Жюль Верн, почти не заглядывая в рукопись, — Барбикен и капитан Николь не возьмутся больше за свое так плачевно окончившееся предприятие. Мастон не будет больше делать никаких, хотя бы и вполне правильных, вычислений. Это было бы напрасным трудом. В своей статье Алкид Пьердё был совершенно прав. По законам механики для того, чтобы произвести смещение земной оси на 23°28, хотя бы с помощью мелимелонита, и то надо построить триллион пушек, подобных той, какая была выдолблена в толще Килиманджаро. Для этого наша планета слишком мала, даже если бы ее поверхность вся состояла из суши. Поэтому обитатели земного шара могут спать спокойно. Изменить условия, в которых совершается движение Земли, не по силам человеку».

— Никому — так надо сказать, — поправил слушатель.

— Это и значит — человеку, — отозвался Жюль Верн. — Человек — верховное существо на планете. Ну, что скажете по поводу моего нового романа? Впрочем, он будет готов через три-четыре месяца, не раньше.

— Америка рассердится. Она, мне думается, не переведет эту книгу.

— Но будет читать ее в подлиннике, в этом я не сомневаюсь, — уверенно проговорил Жюль Верн.

Роман «Вверх дном» вышел в свет и поступил в продажу в начале января 1890 года. Книги Жюля Верна издавал уже сын Этцеля, — основатель знаменитой на весь мир книгоиздательской фирмы умер в 1886 году. Несколько благосклонных отзывов появилось в газетах и журналах Франции. Две очень короткие рецензии напечатали английские газеты. Соединенные Штаты Америки хранили молчание. Осенью того же, 1890 года роман вышел в России.

«Романы Жюля Верна превосходны, — говорил весьма скупой на похвалу Лев Толстой. — Я их читал совсем взрослым, и все-таки, помню, они меня восхищали. В построении интригующей, захватывающей фабулы он удивительный мастер…»

Великий русский ученый Менделеев называл Жюля Верна «научным гением» и с удовольствием читал его романы.

В эти годы Жюль Верн сблизился и подружился с известным журналистом Паскалем Груссе. Активный деятель Парижской коммуны, он в правительстве ее ведал иностранными делами. Тьер приговорил его к смертной казни, которая была заменена пожизненной каторгой. Амнистия вернула его на родину. Он избрал себе псевдоним — Андре Лори. В соавторстве с этим человеком Жюль Верн написал роман «Обломок крушения».

— Вы мой последний друг, — говорил ему Жюль Верн. — Отец и мать мои умерли. Не так давно умер горячо любимый брат мой, Поль. Сын подарил мне внука. Падчерицы выросли, вышли замуж и вылетели из гнезда. В моем доме старушка Онорина; мой старый, умный пес Паспарту; мадам Мишо — искусная повариха; садовник; привратник, деревья в саду, неустанно переговаривающиеся друг с другом по моему адресу, да фонтан, что-то лепечущий на языке, близком к французскому…

— Ваша семья — весь мир, — сказал на это Паскаль Груссе. — Вы не одиноки.

— О да, — с глубоким вздохом произнес Жюль Верн и выпрямился в своем кресле. — Я не одинок и не чувствую себя старцем. Я мечтаю, — знаете, о чем я мечтаю? О моей сотой книге! Я напишу ее, непременно и обязательно! Для этого мне нужно еще двадцать пять лет. Чувствую, что вы вот-вот скажете, что я проживу еще сорок лет!

— Нет ничего невозможного, — сказал Груссе.

— Кроме того, чего не может быть, — отозвался Жюль Верн. — О мой дорогой, единственный друг!

— Я ревную вас к Реклю, — нерешительно произнес Груссе.

Географ и политический деятель, Жак Элизе Реклю, приятель Жюля Верна, совсем недавно возвратился из длительного путешествия по Европе, Африке, Северной и Южной Америке. «Всемирная география» Реклю служила Жюлю Верну основным источником, откуда он черпал географические описания. Друзья виделись друг с другом почти ежедневно. Груссе шутя говорил: «Вы почти одногодки, — Реклю моложе вас только на два года, но, наверное, вы и умрете в один и тот же день…»

Груссе ошибся только на два месяца…

— Всем друзьям моим, — любил говорить Жюль Верн, — я завещаю долголетие, чтобы они могли увидеть торжество науки, которая объединит народы и сделает их счастливыми!

Друзья возражали, они делали поправку на одно немаловажное обстоятельство, а именно: в чьих руках окажется наука. Они указывали на романы Жюля Верна, приобретавшие всё более обнаженную социальную и сатирическую остроту.

— Ваш пафос подчас приобретает очень гуманистический характер, — указывал Груссе. — Думаю, что происходит это не случайно, а в результате глубоких раздумий, размышлений. Путь ваш труден, извилист, — я желаю вам еще десять лет на то, чтобы вы увидели…

— Десять лет? — рассмеялся Жюль Верн.

— Десять лет на то, чтобы увидели и поняли, — уточнил Груссе, — и тридцать лет на дальнейшую деятельность. Пожелай я вам еще пятьдесят лет жизни — вы расхохочетесь, мой друг!

— Что же мне надо понять? — спросил Жюль Верн, настороженно ожидая ответа.

Груссе пожал плечами.

— То, что не совсем понятно и мне, — откровенно сказал он. — Мне лишь понятно одно: одной науки для блага людей недостаточно. Нужна еще какая-то сила, которой наука будет служить…

Глава пятая

В полную меру сил и таланта

Американская и английская критика после выхода в свет романа Жюля Верна «Плавучий остров» всё чаще стала писать об угасании, упадке таланта «великого французского мечтателя». Английская критика, возможно, ошибалась вполне бескорыстно; что же касается американской, то здесь бескорыстие отсутствовало абсолютно: пером газетных и журнальных критиков водили подлинные хозяева Америки — представители банков и промышленности.

Американские миллионеры построили плавающий остров, на котором расположился город-курорт — длиной в семь, шириной в пять километров, весь целиком из металла. Жюль Верн шутя говорил, что у каждой нации свое представление о райской жизни и что ему больше всего по душе рай магометанский: он безобиден, в нем всё как в сказке — много вкусной еды, красивых женщин и чуть-чуть забот о завтрашнем дне, коль скоро есть красивые женщины. Рай христианский — сплошная абстракция, полная противоположность аду, в котором всё конкретно, до костра и огромных котлов и сковородок включительно. Рай американский…

— Больше того, что у них имеется на плавающем самоходном острове, им не надо, — говорил Жюль Верн. — Они мечтают о праздности и, надо полагать, лучшего рая и не желают. Если моя Мишо в загробной жизни видит ветвистую яблоню, плодоносящую круглый год, то американцам достаточно здания банка с полным штатом служащих и чтобы в сейфах сохранялся весь мировой запас золота. Но там, где всё держится на золоте, на корысти, пышным цветом расцветают эгоизм, соперничество злых намерений. Эти свойства страшны и опасны не только для нации, но и для других народов: свойства эти издыхают только в громе и дыме войны…

Население острова в романе Жюля Верна ссорится между собою, разделяется на партии, затевает войну, и в конце концов остров погибает, разорванный на части своими же машинами, приводящими его в действие, — по вине владельцев «Стандарт-Айленд».

Осторожно отзывалась об этом романе и французская критика. Она не говорила об упадке таланта Жюля Верна, но давала понять, что творчество его испытывает некий кризис, что романист резко повернул в сторону и вместо того, чтобы по-прежнему прославлять науку, стал сочинять злые памфлеты. «Читатели с нетерпением ждут от своего Жюля Верна приключений на суше и море…» — писали рецензенты.