Жюль Верн

— Моя хорошая погода что-то затянулась, — кстати заметил Жюль Верн. — Я не совсем здоров, но судьба так милостива ко мне, что я и не замечаю кое-каких изъянов в своем физическом состоянии. Скажите, мой друг, доводилось ли вам хоть однажды видеть зеленый луч? Знаете, что это такое?

Капитан сказал, что он видел зеленый луч — таинственный луч заката солнца — много раз. Жюль Верн заговорил о романе своем, посвященном этому лучу, и — в каком-то припадке откровенности — поделился с капитаном своими планами на ближайшее будущее.

— Печальны вы, а не я, — выслушав Жюля Верна, сказал капитан. — У вас, месье, есть все: слава, богатство, семья, почитатели, о вас уже ходят легенды, вас называют поляком, болгарином, сербом, хорватом…

— Есть люди, которым нравится думать, что меня вообще нет на свете, — рассмеялся Жюль Верн. — По мнению этих людей, существует фабрика по изготовлению научно-приключенческих романов, и фабрика эта, иначе говоря — фирма, носит название «Жюль Верн». Всё это делает меня печальным. Я жаждал славы и вот получил ее. В юности я очень нуждался. Сейчас я богат. Со мною переписываются большие люди всего мира. Чего недостает мне? Мне чего-то недостает. Чего же? Не знаю… Смотрите, смотрите — зеленый луч!

Одно мгновенье сияла над погрузившимся в море солнцем ярко-зеленая точка, подобная драгоценному камню. Она была чиста, прозрачна, и было в ней что-то, не поддающееся определению человеческим словом: очарование и тоска одновременно. Капитан из чувства уважения к хозяину своему смотрел туда, куда бежала и яхта, вспенивая воды седого, воспетого поэтами моря. Капитан не понимал своего хозяина — чего он хочет, чего ищет, что еще нужно ему для того, чтобы почувствовать себя счастливым…

— А что такое счастье? — спросил он, отдавая приказание подошедшему матрову. — Вы, месье, могли бы ответить на это одной хорошей фразой?

— Нет, не могу, — отрицательно качнув головой, отозвался Жюль Верн. — Длинно и утомительно-скучно могу, пожалуй. Счастье — это то чувство, то самое ощущение, недовольство тем, что имеешь, без которого невозможно движение вперед. Говорят, счастье в том, чтобы быть здоровым. Неверно. Я знаю многих здоровых людей, не имеющих работы, обремененных семьей. Те, кто работает и одинок, тоже тоскуют по счастью. Я имею право сказать: я счастлив. Но откуда же тоска? И чего хочет от меня тоска моя? Не знаю.

Помолчал и добавил:

— Я успокаиваюсь, когда я работаю. Кажется, я в состоянии ответить вам, но не словами, а делом. Вы понимаете меня? Кажется, счастье в том, чтобы трудиться. Делать то, к чему ты призван всеми своими способностями, дарованием, талантом. Простите, дорогой Олива, я ухожу работать.

— Курс? — спросил капитан.

— По вашему желанию, — ответил Жюль Верн.

Спустя три месяца он закончил роман под названием «Матиас Сандорф» — роман о дальних странах, которые ему пришлось посетить, о приключениях Матиаса Сандорфа в Средиземном море, которые так любил автор этого романа.

— Это мой «Граф Монте-Кристо», — говорил Жюль Верн Александру Дюма-сыну. — Я писал мою книгу, ежечасно вспоминая все доброе, что получил от вашего отца. Его нет в живых. Позвольте посвятить мой скромный труд вам, дорогой друг!

И написал на титульном листе: «Александру Дюма-сыну. Я посвящаю книгу Вам, а также памяти великого, романиста, отца Вашего — Александра Дюма. Я пытался сделать моего Матиаса Сандорфа похожим на Монте-Кристо. Прошу Вас принять это посвящение как доказательство и залог моей глубокой дружбы. Жюль Верн».

— Что дальше? — спросил Этцель неутомимого писателя, только что получившего авторские своей новой книги.

— Дальше? Роман о капитане Немо. Не удивляйтесь, не делайте большие глаза! Был капитан Немо подводный, теперь появится надземный.

— Название? Можно объявлять в проспектах? — оживился Этцель, в котором уже заговорил издатель, неутомимый труженик, воспитатель и поощритель дарований. — Когда получу рукопись? Кого хотите пригласить в качестве иллюстратора? Ру, Беннета? Может быть, дадим работу кому-либо из окончивших Академию художеств? Там есть талантливые люди…

— Сперва еще одно путешествие, — ответил Жюль Верн. — Я еще не нагляделся на белый свет. В каюте «Сен-Мишеля» так хорошо работается! Меня грызет тоска, необъяснимая, глубокая. Вспоминаю Тургенева, — давно ли мы беседовали с ним вот в этом кабинете?.. Нет в живых великого человека… Как странно!..

— Скорее отправляйтесь в плаванье, — сказал Этцель. — И не на месяц и не на два — на год, на полтора. Откуда у вас такие мысли, не могу понять!

— От великого счастья, дорогой Этцель! От преизбытка хорошей погоды! Много лет назад хозяйка квартиры в Париже, у которой я жил в маленькой комнате, сказала как-то, что я родился в сорочке с бантом… Эта женщина учила меня добывать связи, рассказывала о Скрибе… Был у меня Барнаво — великий человек! Барнаво… как мне недостает этого друга!..

Спустя неделю Жюль Верн отправился в новое путешествие.

Глава третья

Барнаво просит рекомендаций

Подумать только: папа римский Лев XIII принял Жюля Верна и беседовал с ним о всевозможных вещах, а в Венеции австрийский эрцгерцог Луи Сальватор устроил в честь писателя банкет, сидел рядом со своим гостем и, будучи навеселе, ежеминутно спрашивал:

— А что вы сейчас делаете?

— Пишу роман, — отвечал Жюль Верн.

Эрцгерцог наливал себе и гостю, чокался, выпивал и снова спрашивал:

— Над чем вы сейчас работаете?..

По окончании банкета Жюль Верн узнал от придворных, что эрцгерцог весьма недоволен шуткой знаменитого писателя, — его спрашивают о работе, а он говорит о романах…

Легко и весело было с папой: протянул руку (целовать туфлю не пришлось), побеседовал о кислороде и порохе, показал свою библиотеку, произнес сентенцию: «Книги прибывают, вера убывает», — сложил руки на животе и заявил, что аудиенция окончена.

Бедняки-студенты просят денег. Жюль Верн не отказывает им. Изобретатель умоляет помочь ему закончить конструирование машины для набивки гильз табаком, присылает чертежи и расчеты, является сам и просит ссуду в две тысячи франков сроком на один год. Жюль Верн выдает ему три тысячи франков сроком на пять лет. Вдова парижского коммунара, погибшего на баррикадах в 1871 году, просит Жюля Верна позаботиться о ее детях, принужденных вместе с матерью просить милостыню. Жюль Верн помогает и просительнице и очень многим семьям коммунаров. Люди просят, умоляют, стучатся в доброе сердце писателя, а в журналах печатают его портреты и автографы, и никто не догадывается, каких трудов стоит ему каждая его книга: пишется она скоро и с увлечением, но изнуряет предварительная работа, которой никто не видит. Вот новый замысел: инженер Робур и его воздушный корабль-геликоптер. Робур — это, в сущности, сам Жюль Верн, его мысли и идеи, понимание современности, которая называется капитализмом. Жюль Верн не видит путей и средств борьбы с этой страшной силой, а потому и герой нового романа «Робур-завоеватель» предстает своим читателям как одиночка, гордый, мужественный и романтический. Читатель увлечен сюжетом романа, сравнивает Робура с капитаном Немо и ждет от Жюля Верна очередного толчка, в котором так нуждается воображение, обогащаемое столь часто благородным, великодушным пером художника. «Непревзойденный писатель для юношества», — без устали повторяет критика. Но критику пишет не школьник, а бородатый, женатый дядя, нетерпеливо ожидающий всё новых и новых романов для себя. Романы выходят один за другим, критик жадно читает их, передает жене, сыну. «Это твой писатель, он пишет для тебя», — говорит он пятнадцатилетнему школьнику…

Жюль Верн не в обиде, он рад тому, что его любит такой благодарный, взыскательный и независимый в суждениях своих читатель, как школьник. Но, работая над романами своими, Жюль Верн имеет в виду вообще человека, умеющего и желающего мечтать о будущем, в котором все должно быть чище, лучше, благороднее, чем сегодня. Во всяком случае, письма идут главным образом от молодежи. За одну неделю после выхода «Робура-завоевателя» Жюль Верн получил сорок отзывов.