Закон волка

— … если пластиковую плоскодонку считать как четырехместную, то все равно одной не хватает, — говорил он Моргуну.

Дима, сняв очки и потягивая пепси из банки, косился на журнальную страницу.

— Дальше! — поторопил он мальчика.

— Компрессоры. Числятся три, а в наличии только два.

— А почему ты движок не считаешь?

— Это от «Жигулей», что ли? — захлопал парень глазами.

— Что ли! — подтвердил Моргун и, заметив меня, легко подтолкнул Сережу рукой. — Иди и с вопросами больше не подходи! Весь хлам, все запчасти возьми на учет.

Парень, почесывая затылок и все еще глядя в журнал, поплелся в мастерскую. Он спокойно ступал босыми ногами по песку и не чувствовал боли.

— Решил провести ревизию? — спросил я.

Моргун не ответил. Либо разговор об инвентаре был ему неинтересен, либо представлял собой коммерческую тайну. Он взял у меня из рук бутылку, посмотрел на этикетку и поморщился:

— Сухое! А почему Гульке не сказал, что для меня? Дала бы полусладкое.

— Сухое в жару идет лучше, — отвертелся я.

— Ну, тогда открывай!

Пробка взлетела в небо, вращая белыми боками, словно миниатюрная чайка, и, спикировав вниз, шпокнула по зонтику. Моргун пригубил бутылку. Пузырящаяся пена поползла по его подбородку, съехала на грудь и застряла на золотом кресте с распятием. Христос омылся шампанским.

Дима передал бутылку мне. Скользкая и холодная, как только что пойманная увесистая рыбина, она медленно выползала из моей ладони. Напротив нас на мелководье полная женщина пыталась оседлать прогулочный катамаран. Поплавок под ее тяжестью полностью уходил под воду, палуба наклонялась, и пассажирка соскальзывала с нее в воду.

— Ты паспорта у клиентов требуешь? — спросил я. — Вдруг утопят катамаран или, не дай Бог, «Ямаху». Как потом счет предъявить?

Моргун медленно повернул скуластое лицо. В его очках отразились две мои физиономии.

— Ну, — мученическим голосом произнес он, — давай рожай скорее! О чем ты хочешь меня спросить?

— Я уже спросил.

— Эх, Кирилл, Кирилл, — вздохнул Моргун, отобрал у меня бутылку и снова пригубил. — Но мне-то не надо лапшу вешать! Ты хочешь узнать, кто брал в прокат акваланги девятнадцатого августа.

— Да, ты прав, — признался я. — Я это хочу узнать.

— Тогда запоминай. — Моргун воткнул бутылку в раскаленный песок, глядя, как на горлышко наматывается пенящийся клубок, словно белый парик на лысую голову. — В десять часов утра — молодая женщина. Фамилия ее тебе ничего не скажет. Она поплескалась минут двадцать у пирса, собрала в пакет мидий и сдала аппарат. Около двенадцати акваланг взял молодой мужчина… — Моргун поднял глаза, закрытые зеркальной шторой, и сделал паузу, предвкушая мою реакцию. — Да, вторым был мужчина. Алексей Малыгин. — И снова пауза. — Твой знакомый, если не ошибаюсь? Он пользовался аквалангами долго, почти до четырех часов. Должно быть, далеко плавал.

Я смотрел на свои гипертрофированные лица. Я смотрел на себя глазами Моргуна. Надо признать, я держался молодцом. Как партизан на допросе в плену. Глаза не моргали, рот не кривился, подбородок не дрожал и слезы не лились по щекам.

— И еще один раз он пользовался нашими услугами, — добавил Моргун. — Он катался на серебристой «Ямахе». Причем в одно время, что и ты. Я думаю, вы с ним встретились где-нибудь в открытом море, не так ли?

— Так, — кивнул я.

— Есть еще вопросы?.. Пользуйся случаем, следопыт, сегодня я даю для тебя пресс-конференцию по полной программе.

— Ты сможешь повторить все, что сказал мне сейчас, под протокол?

Моргун минуту молчал.

— Смогу, — не совсем охотно ответил он. — Завтра утром. Но в обмен на одну маленькую услугу.

— Какую же?

— Ты дашь мне слово, что больше никогда не станешь цепляться ко мне, как банный лист к заднице.