Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 98 из 100



— Замолчите… Мне дурно от ваших слов… У меня плавятся мозги…

Я взял его за руку, как умирающего Альбиноса. Ствол пистолета, покачиваясь, смотрел мне в висок.

— Антон, а с чего ты взял, что в этом чемодане есть деньги?

— Я сейчас выстрелю…

— Умные люди, как выходят из банка, немедленно подменяют чемодан с деньгами на такой же, только набитый макулатурой. Для безопасности. А деньги прячут в надежном месте.

— Молчите! — страшным голосом крикнул Мураш. — Я не хочу вас слушать…

— Посуди сам! Разве на какой-то вшивой «десятке» и без охраны разумно перевозить полмиллиона баксов?

Он выстрелил. Не знаю, попал в меня или нет, но я ничего не почувствовал, хуже мне не стало. Может быть, потому, что хуже — это уже только смерть. Мураш схватил меня за воротник, хотел тряхнуть или придушить, но от бессилья уронил на меня свою голову и затрясся.

— Вы… вы… — всхлипывая, бормотал он. — Вы очень жестоки… У вас нет сердца… Вы палач…

Пистолет упал в снег. Я поднялся на ноги.

— Крепись, Антошка… Половину склона мы одолели… Главное, держись крепче за мои плечи.



Я тронул его за руку. Мураш дернулся и покрутил головой.

— Принесите его сюда… — прошептал он. — И оставьте меня здесь…

— Не дури, Антон! — произнес я и схватил его за — волосы, заставляя смотреть мне в глаза. — Даже тюрьма лучше смерти. Еще все можно исправить и начать жить заново. Тебе всего двадцать пять…

— Принесите его сюда, — повторил он. — А двадцать пять здесь ни при чем. Мне уже не жить…

— Антон, ты лопух!

— Нет, нет… Альбинос понял это раньше вас. Потому что у него очень было похоже… Если бы тюрьма могла оживлять людей, то еще был бы смысл. А так… Без денег я ничтожество, понимаете? Что вы мне советуете? Начать убеждаться в своей ничтожности заново?

Он склонился, обнял мою ногу и коснулся ее своим обезображенным лицом.

— Мне уже не доползти… Принесите, умоляю. Я ради него жил… Пусть он останется со мной… Так будет справедливо…

Как страшно выл ветер! Мы встречали ночь на огромном леденеющем склоне, посреди темных и мрачных гор. Мураш умирал намного быстрее, чем темнело. Я смотрел на то, как он обнимал закоченевшими руками чемодан, напоминая темный холмик, и его стремительно засыпало снегом, словно художник торопливо замазывал белой краской неудавшуюся фигуру… Я копался в своей душе, пытаясь найти хоть какие-нибудь чувства. Увы, не было ничего. Лишь страшная, бездонная пустота, вроде той, из которой сложилась жизнь жалкого, обнявшего чемодан человека. Смерть его была краше. Правда, я не знаю, кем, какой субстанцией стану, когда отправлюсь в мир иной. Может, какой-нибудь сытой бесплотной свиньей, заполучившей своим глубоким раскаяньем вход в Царство Божие, и буду там в вечном блаженстве. Но если в моей усмиренной и обласканной душе останутся крохи человеческих чувств, то носить мне глубокий незаживающий шрам, и боль воспоминаний не отпустит никогда, превратив блаженство в непреходящую скорбь, и никогда, никогда не избавиться мне от нее…