Страница 97 из 100
Я оборачивался, кидая взгляды на Мураша. Мне хотелось, чтобы и он думал о том же и копался в себе, отыскивая какое-то особое, ни на что не похожее движение… Но Мураш все больше напоминал подстреленное животное. Его водило из стороны в сторону, и он все чаще промахивался, ступал мимо моего следа, увязал в снегу и всякий раз собирался с силами, чтобы вызволить ногу.
— Вацура… — выкрикнул он, согнувшись, отплевываясь кровавой слюной. — Не торопитесь… Мне не хватает воздуха…
Я сел на чемодан. Мураш опустился на колени и уперся руками в наст.
— Тяжело… Очень тяжело… — бормотал он. — Если счастья слишком много, его нелегко переварить… без подготовки… У вас когда-нибудь было столько денег?
— Сколько? — спросил я.
Мураш покрутил головой, расстегнул воротник куртки и стал массировать шею.
— Знаете, какое это наказание — работать в банке? Изо дня в день, из месяца в месяц считать, щупать, рассматривать, стягивать резинкой пачки купюр… Через мои руки проходили сотни тысяч, миллионы… Я взвешивал на ладонях пухлые пачки. Я был окружен капиталом. Вокруг меня кружилось и танцевало богатство. Я мог прикоснуться к нему, мог даже положить его себе в карман, чтобы ощутить это неповторимое чувство, когда под тяжестью денег обвисает пиджак… Но я не мог воспользоваться этим богатством, потому что оно мне не принадлежало…
Он вдруг закашлялся и долго сотрясался от мучительного спазма в горле, разбрызгивая вокруг себя алые капли. Зачерпнув снега, он прижал его ко лбу, и по его лицу тотчас потекла талая вода.
— Первый раз вижу, — пробормотал Мураш, рассматривая мокрую ладонь, — чтобы снег так быстро таял.
— У тебя жар, — произнес я.
— Возможно… Но это не так страшно, как зависть. Вот что меня медленно убивало… Я не мог понять, почему эти деньги принадлежат кому-то, но не мне… Почему кому-то все, а кому-то ничего… И вот как-то пришел клиент. Страшненький, маленький, узкоплечий, с большой, как у карлика, головой. На его имя было арендовано пять ячеек в банковском хранилище. И вот он пришел, чтобы вскрыть все сразу. В руке он держал вот этот самый чемодан… Я смотрел на него и думал: что этот урод может хранить? Мы спустились вниз. Он попросил меня отвернуться и стал открывать ячейки. И вот я стою к нему спиной и слышу, как на дно чемодана падают пачки купюр. Знаете, у них такой особенный глухой стук. Я стоял так минут пять или десять, а пачки все падали и падали в чемодан. Тогда я не выдержал и на мгновение обернулся… Весь чемодан до краев был заполнен пачками долларов…
Очередной приступ кашля не дал Мурашу договорить. Его скрутило и вырвало кровью.
— Хорошо, что я ничего не ел, — произнес Мураш. — Наверное, у меня отбиты легкие… И глаз полыхает… Проводил я этого клиента к выходу. А потом посмотрел в окно. Интересно было, на какой машине ездят миллионеры… — Мураш усмехнулся, покрутил головой. — Оказалось, на обыкновенной «десятке». Вот только номер был необычный, я его сразу вспомнил, когда увидел вас по телевизору… И тогда я понял: вот он, мой звездный час…
Мы пошли дальше. Быстро темнело. Ветер усиливался, и по склону потекла колючая мелкая поземка. Я чувствовал, что у меня заледенели волосы и от холода невыносимо болят мозги. Я поднял воротник и втянул голову в плечи. Ночью будет мороз, и до утра никто из нас не доживет… Мураш отставал, и мне приходилось останавливаться и поджидать его. Его движение трудно было назвать ходьбой. Откуда у него еще были силы? Неужели он верил в то, что будет жить и тратить деньги? Не знаю. Никакой опыт, никакой даже самый прозорливый ум не смог бы проникнуть в воспаленное сознание Мураша, чтобы понять, какая сила им движет… Мне всегда казалось, что у всякой алчности есть предел, что существует крохотная, едва ощутимая гирька, которая в один момент перетягивает чашу жизни, обесценивая чашу с деньгами. Значит, Мураш еще не владеет этой почти невесомой гирькой? Или жизнь свою он изначально низвел до уровня чего-то презренного, легкого, невесомого? Не знаю, не знаю…
Звук выстрела заставил меня остановиться и обернуться. Мураш стоял в снегу на коленях. Мокрый снег залепил его лицо, превратившись в еще более отталкивающую трупную маску, и я даже вздрогнул от неожиданности. Он сжимал пистолет и беззвучно раскрывал рот. Я не слышал, что он мне говорил, и говорил ли вообще. Я опустил чемодан на снег и стал медленно спускаться. Мураш с усилием приподнял руку и нацелился в меня. Я остановился. Он тяжело дышал, рука его ходила вверх-вниз. Казалось, ему не хватает сил надавить на спусковой крючок.
— Вот что… вы… — прошептал он, но завывания ветра заглушили несколько слов, и я не понял, что он хотел мне сказать. Мураш опустил пистолет, его ствол ткнулся в снег. Ноги меня уже не держали, и я сел. Так мы сидели довольно долго, тяжело дышали и смотрели друг на друга, и метель потихоньку заметала наши следы.
— Вы понесете меня, — наконец, вымолвил Мураш, схватил себя за волосы, потряс головой. — Черт, в мозгах будто паяльник… Понесете меня, Вацура… До вершины немного осталось… Не может быть, чтобы много… Давайте, подставляйте спину…как в тот раз…
Вот она, почти невесомая гирька! Мураш решил бросить чемодан, чтобы спасти себе жизнь. Но не слишком ли поздно чаша жизни пошла вниз?
— Убью, если что… — предупредил Мураш заплетающимся языком.
— Хорошо, — кивнул я и, не вставая на ноги, стал соскальзывать к нему.
— Но сначала возьмите чемодан!
Я затормозил ногами. Как? Еще и чемодан? То есть он хочет, чтобы я нес и его, и чемодан?
— Вот что, Антон, — произнес я. — На двоих у меня сил не хватит.
— Хватит! — зло крикнул Мураш и тотчас закашлялся. — Хватит…
Он вырвал из снега руку с пистолетом и нацелился мне в голову. Я уже ничего не мог сделать, чтобы воспротивиться. Убежать не мог, зарыться в снег тоже не мог, броситься на Мураша не мог.
— Давай я понесу тебя, — прошептал я. — Зачем тебе столько денег?
— Я вас сейчас убью…
— Но это же не решит твоей проблемы, Антон. Плюнь ты на этот чемодан. У тебя есть то, что не купит ни один миллионер в мире — это молодость… Поверь, она самодостаточна и бесценна, а потому тратить и губить ее ради бумажек — шизофрения…