Рекреация

– Ага, значит справа остается Барнаул. Двести километров до дому. Десять минут лету.

Заглушая радостные слова пилота, сзади раздался оглушительный хлопок. Самолет встряхнуло так, будто он на всей скорости врезался в стену. Сверху, на стеклах кабины, запрыгали белые отблески пламени, гул которого был так силен, что заглушил урчание работающего двигателя.

– Ах ты, господи! – пробормотал летчик. Самолет стало трясти, как автомобиль, едущий по ухабистой дороге со скоростью километров сто в час. Серега, совсем упавший духом, истерически закричал:

– Он не слушается штурвала!! Мы падаем!! Мы сейчас разобьемся! Взорвемся! – дальше из динамика послышалось неразборчивое мычание. Анна не понимала слов, но поняла интонации. Ее огромные глаза взглянули на Оскара так, словно смотрели в последний раз. Вполне возможно, что так оно и было. Дисплей радара мигнул и погас, так же, как и все остальные лампочки и индикаторы. Кабина погрузилась во тьму, только пламя горящего двигателя заглядывало сверху, да фосфоресцировали табло и циферблаты на приборной доске.

– Оскар! – прошептала Анна, прижимаясь к нему изо всех сил. Ее лицо спряталось у него на груди, а руки судорожно уцепились за талию. Он машинально гладил ее дрожащую спину и молчал. Они падали, слепые и немые от страха. Снаружи хлестал дождь и дожидалась холодная темнота, которая скрадывала ощущение падения. Несколько секунд они, казалось, парили в невесомости. Потом раздался жуткий вой и сполохи огня скользнули по стеклу уже снизу, однако Оскар смог понять, что это не очередной взрыв – Серега включил тормозные двигатели. Чудовищный удар в днище должен был разломать машину на части. Людей выбросило из кресел вперед, но Оскар успел вытянуть ноги и обхватить ими ноги Анны. Все удары достались ему. Самолет в последний раз подпрыгнул в воздух, сильно накренился на хвост, скользнул по какой-то поверхности и врезался в непонятное препятствие. Раздалось бульканье и оглушительное шипение воздуха, вверху, над самолетом, поползли призрачно-белые клубы пара. Ноги Оскара терзала боль – он либо сломал их, либо очень сильно ушиб. Однако руки его действовали. Он нашел сбоку красную кнопку и нажал ее – фонарь медленно ушел вверх, впустив в кабину дождь и неимоверно холодный ветер.

– Где мы? – прошептала Анна. – Что случилось?

– Вылезай как можно быстрее! – крикнул Оскар, толкая ее руками прямо в непогоду. – Только будь осторожна снаружи!

Когда она с плачем выползла, Энквист с трудом подтянулся на руках и выглянул следом за ней. Дрожащая девушка лежала на правом двигателе, длинной плоской площадке.

Искореженная левая половина самолета сильно парила, оба киля, один целый, другой погнутый, до половины погрузились в черную воду. Вода, покрытая густой рябью от падающих капель дождя, исчезала в темноте. Впереди, у самого носа самолета, виднелась узенькая полоска серого песка, а над ним возвышалась темная громада обрыва. Самолет вздрогнул, и кили ушли в воду полностью. Оскар отчаянным усилием потянул свое тяжелое тело вверх. Плачущая Анна, уцепившись за воротник его пиджака, помогла ему это сделать. Вместе они поползли было вперед, но у передней кабины Оскар остановился и попытался заглянуть внутрь. На едва светящейся приборной доске лежала круглая голова в шлеме. Серега, если и был еще жив, находился без сознания, а Оскар не знал, как снаружи открыть фонарь! Самолет в очередной раз вздрогнул и медленно, с глухим скрежетом, пополз с берега в глубину реки. Энквист вырвал из-за пазухи пистолет и пару раз выстрелил в стекло, надеясь, что не попал по пилоту. Через получившуюся дыру он смог просунуть руку и нажать кнопку. Фонарь дернулся вверх, процарапав острыми краями дыры длинные глубокие царапины на его локте. Пистолет выпал из кармана, стукнулся о борт и исчез в воде, которая уже пузырилась у его ног. Анна в страхе визжала, вцепившись в левую руку. Сильным толчком Оскар отправил ее к берегу, она скользнула по мокрому воздухозаборнику и упала в воду рядом с песчаной полосой. Он сам сунул в рот ворот пиджака и встал на колени, и это немедленно пробило болью тело – от пяток до макушки. У него было несколько мгновений ясного рассудка, чтобы успеть сделать важное дело. Неимоверным усилием отказывающихся повиноваться мышц Оскар вырвал из кабины тяжелое тело пилота, перехватил его плечом и бросил к берегу. Серега, взмахнув неживыми руками, как тряпичная кукла, бултыхнулся на мелководье.

Кромешная тьма окутала Оскара с ног до головы. Он не видел и не слышал, что творилось вокруг. Он не ощущал холода гладящей его все выше и выше воды, он не видел, как нос самолета, набирая скорость, задирался навстречу летящим с неба каплям дождя. Но нет, слух не полностью отказал ему: он услышал далекий тихий вскрик.

– Оскар!!!

Самолет в последний раз вздрогнул, милостиво сбросив покинутое силами тело человека, и, булькнув на прощание, скрылся в черной глубине. Завихрения воды, возникшие на том месте, где МиГ ушел под воду, отбросили одеревеневшее тело Оскара еще ближе к берегу, прямо в руки рыдающей Анны. Она громко кричала, когда тянула прочь от жадной реки его недвижное тело. Опустив его рядом с таким же неподвижным, мокрым и холодным пилотом, она легла рядом, думая согреть их теплом своего маленького тела. Через некоторое время Оскар с усилием открыл глаза. Его тело жестким панцирем сковал страшный холод. Если он не будет двигаться, то очень скоро умрет от переохлаждения. Капли дождя равнодушно клевали окоченевшие руки и стекали по ничего не чувствующему лицу. Рыча от бессильной ярости, он уперся лбом в твердый мелкий песок, с чудовищным напряжением мышц подогнул под живот колени и выпрямился, едва не свалившись вновь.

– Анна! – не сказал, просто выдохнул он. Девушка шевельнулась рядом. Ее жалкая фигурка в мокром насквозь платьице, слипшиеся волосы наполнили его сердце невообразимой жалостью. Он содрал с себя такой же мокрый пиджак и накинул ей на голые колени. Оставалось еще совсем немного сил, только для того, чтобы сказать три слова. Он открыл рот, намереваясь признаться в любви, но тут над обрывом дождь заискрился, преломляя свет фар.

– Молчи! – прохрипел Оскар. – Не говори ни слова!!

Силы опять покинули его. Он осел, упав на твердый песок и запрокинув вверх лицо. Анна, дрожащая и плачущая, стала уплывать куда-то в сторону. Темнота ночи перед глазами сгустилась, заслоняя ее. «Постой! – подумал Оскар. – Не уходи!», но никто не слышал его мыслей.

Он очнулся через некоторое время. Над ним, в такт движению автомобиля, в котором он ехал, покачивались тонкие линии металлического каркаса крыши и неровный серебристый фон туч за ней. Куда-то делись очки… Зато было очень тепло. Тело укрывало тяжелое большое покрывало, а щеку грело нечто мягкое и просто-таки горячее. Оскар осторожно повернул голову и увидел счастливую улыбку на розовых губах. Чуть выше лучился взгляд любящих его глаз, такой же теплый, как и колени, на которых покоилась его голова. Анна сидела, закутанная в верблюжье одеяло, и гладила его мокрые волосы.

– Мы снова остались живы! – чуть слышно прошептал Оскар.

Несмотря на все, что он только что пережил, чувство самосохранения не подвело его: он сказал эти слова по-русски. Анна, широко открыв глаза, приготовилась его о чем-то спросить, но он успел поднести палец к губам. Зацепившись рукой за спинку сидения, он приподнялся и поцеловал ее – это было лучше любых слов. Громкий голос за спиной заставил его вздрогнуть:

– А, оклемался, моржик! – с переднего сидения обернулся благоухающий одеколоном лейтенант с гладким худощавым лицом. Его ухо было оседлано пластиковой спиралью с крошечным динамиком, от которого ко рту шла изогнутая спица с микрофоном-капелькой на конце. На кепи, по краям от молочно-белой звезды, красовались перекрещенные мечи – эмблема военной контрразведки. – Видать, важная ты птица, дядя! В Малышеве тебя сам генерал дожидается.

Лейтенант снова отвернулся, чтобы подключиться к усилителю.