Страница 7 из 15
Он написал номер, но сразу не показал Самохину. Уставился на него и минуту глядел так, словно танковыми гусеницами утюжил.
Прямой взгляд адмирала подавлял, как взгляд профессионального гипнотизера.
– Может, все это тебе не интересно? – будто спохватился он. – Так сразу и скажи, неволить не стану.
– Интересно… – Самохин растерянно дернул плечом. – Только не знаю, с какой стороны начинать. Слишком мало информации – одно имя…
– Но какое – Ящер! Слышишь, как звучит, аж мороз по коже. А это кое-что значит! По молодости я устанавливал личности и находил людей по одним инициалам. А тут такое редкое, да с такой историей… Это тот самый Ящер, что сидел в шарашке Сиблага и составлял прогнозы для Иосифа Виссарионовича.
– Ого!
– Вот тебе и ого… Я перетряс все закрытые архивы – ни одного прогноза не сохранилось. Кто-то уничтожил даже упоминание об этом Ящере.
А он сидел. И составлял. Есть письменное свидетельство одного химика, к сожалению, ныне усопшего… Который отбывал срок в той же шарашке и изобретал ракетное топливо. Они там под номерами сидели, но химик назвал имя предсказателя – Ящер. Или прозвище… И есть вот еще что. – Липовой пошелестел бумагами. – Я когда-то запретил Скрябинской работать с материалами из психушек. Думал, это вообще будет… А сам залез и… В конце пятидесятых туда попали несколько платных агентов из конторы. Посмотрел их истории болезни… Они Хрущеву письма писали, предупреждали, что скоро в Горицкий бор явится земной пророк со своей женой и будто у них должна родиться какая-то ясная дева… В общем, богиня. Вроде полный бред хрущевских времен борьбы с религией, но пророка этого тоже звали Ящер. А за последние сто лет на территории России не было другого человека с таким именем. По крайней мере в архивах…
– Тогда ему должно быть много больше шестидесяти, – заметил Самохин.
– То-то и оно!.. Разобраться надо. Может, для него и делают эликсир молодости… Но у меня предчувствие – это не другой Ящер. Тот! Не может быть два предсказателя с одним именем. Впрочем, кто знает? Вспомнили, например, о настоящем Ящере, объявился самозванец или назвали так группу, центр. Тогда откуда такая точность прогнозов?.. Короче, завтра с утра поезжай в Ликино-Дулево, там живет один из тех самых агентов, кто при Хрущеве в спецпсихушке сидел. Фамилия его Допш, еще в Смерше сексотом работал. Поговори с ним, так сказать, послушай из первых уст. Все его донесения тоже были кем-то уничтожены или изъяты. Сохранилось лишь письмо в ЦК, и то потому, что подшили в историю болезни и забыли. А чтобы он разговорчивее стал, я тебе документы прикрытия сделал, полковника ФСБ… Конечно, можно было бы послать опера из конторы, но я не хочу никого больше посвящать в это дело. Как вернешься, позвони. Нужна будет встреча – встретимся. Не знаю, в каком он состоянии, все-таки возраст, и думаю, из этого смершевца много не вытащить. За девять лет пребывания в медицинском спецучреждении память выскребают до донышка. А у кого еще немного осталось, доживают по старому правилу: больше молчишь, крепче спишь… Удостоверение оставишь себе, может пригодиться в Забавинске. Да гляди, сильно-то им не размахивай. Я тут по своим каналам сейчас проверяю, может, еще где всплывет редкое имечко. Потребуется помощь… или кто-то начнет мешать, докладывай. Возникнут проблемы оперативнее – немедленно звони, вместе помаракуем… Люди вон будущее знают, делают зелье молодости и просветления, а ты какой-то канализацией занимаешься!
Бывшему секретному сотруднику Допшу было под восемьдесят, однако на старца он не тянул и оказался в состоянии плачевном: сидел в огромной детской песочнице на даче сына и играл под присмотром платной сиделки. Специальное медучреждение, где лечился старый смершевец, сделало свое дело, однако при этом он не выглядел полным идиотом.
В первый момент Самохин пожалел, что приехал и потерял время, однако сиделка – учительница из Калмыкии, приехавшая на заработки в Москву, развеяла сомнения.
– Ничего, не обращайте внимания. Он, конечно, неадекватен, но больше прикидывается. Мы иногда разговариваем с ним на равных. Эмилий Карлович бывает еще таким философом…
– А как же песочница?..
– Он любит пустыню. Это ему внук сделал мини-Сахару. С ним ведь очень тяжело, все время надо чем-то отвлекать…
– Странно… Он что, жил когда-то в пустыне?
– Да нет вроде… Я точно не знаю.
– Вспоминает что-нибудь из прошлого?
– Прошлым он и живет, как все старики. Детство вспоминает, как на коне катался, войну…
– Имена называет?
– Называет какие-то…
– Что-нибудь о Ящере говорил? Сиделка пожала плечами.
– Не помню… Вроде не слышала. Я с ним третий месяц сижу, а устала…
Она провела Самохина через двор к песочнице, склонилась к Допшу и крикнула в ухо:
– Эмилий Карлович, к вам пришли!
– А?.. – Он еще был и подслеповатый. – Кто? Где?..
– На самом деле он все слышит и видит, – шепнула сиделка. – Такой характер…
Удостоверение полковника произвело на Допша обратное впечатление: не то что рассказывать что-то, вначале и разговаривать отказался.
– Идите отсюда! – показал он на калитку. – Я вас, б…, видеть не хочу!
И снова встал на коленки с малой саперной лопаткой.
Однако при этом заметно разволновался, руки затряслись, блуждающий взгляд отяжелел – реакция на раздражитель была, значит, память утрачена не совсем. Он начал было копать песок, но вдруг заплакал навзрыд, превратившись из ребенка в маленького, жалкого и смертельно обиженного старичка.
Самохин присел на край песочницы и стал пересыпать песок из руки в руку. Сиделка умела утешать старика, заворковала ласково, вытерла платком лицо и подала лопатку.
– Надо сегодня закончить, Эмилий Карлович. Нам еще много копать…
Он же обернулся к Самохину с совершенно осмысленным взглядом.
– Что это вспомнили про меня?
– Да времена изменились. – Разговаривать с ним нужно было, как с нормальным человеком. – Теперь мы возвращаемся к тому, чем вы когда-то занимались…
Допш не утратил способностей к анализу, но его философия была с налетом злости и некой отстраненностью.
– Чем же они изменились-то? – с горькой насмешливостью спросил он. – Как сидели наверху безмозглые твари, так и сидят. А внизу – тупая, оголтелая толпа. Теперь у нее еще и другое на уме – деньги, капиталы. Так вообще голову потеряли! Посмотришь, несутся, как больные, ничего уже не видят. Спросить бы их – куда вы, люди? Зачем растрачиваете свою энергию на то, что завтра придется бросить в пыль?
– Но есть люди, которые всерьез занимаются исследованиями непознанного, неразгаданного…
– А зачем? Из любопытства?
– Не только… Ищут выходы из создавшегося положения…
– Ну и зря ищут. От современного человека сейчас ничего не зависит. Все, что он может, это еще больше усугубить свое положение.
Надо было уходить от фатальной темы поближе к письму Допша, адресованному в ЦК КПСС, но Самохин опасался спугнуть его прямыми вопросами.
– Значит, нам нет смысла трепыхаться?
– Вы не способны оценить грядущее. – Бывший смершевский сексот взял лопатку. – Вы привыкли воспринимать будущее, когда оно становится историей. И то не всегда справедливо. Если вам удастся сломать этот стереотип, тогда есть смысл. Однако в этом случае вам грозит психобольница с закрытым режимом.
Он сам выводил на нужную тему.
– Вам удалось сломать стереотип?
– Да, за что и поплатился девятью годами интенсивного лечения. Хотите – трепыхайтесь.
– За что же вас так? – участливо спросил Самохин.
– За что? – Допш копнул сухой, сыпучий песок. – Вот вы говорите, время изменилось… А ну, пойдите и скажите своему начальству, что, выполняя специальное задание, вы провалились под землю. В самом прямом смысле, на глубину примерно в восемьдесят метров. Да еще обнаружили там город из пирамид, который называется Тартарары. И что целый год ходили по нему и искали выход. Вам поверят? Только откровенно?
– В это поверить невозможно…