Страница 17 из 21
– Лесинтий, Винирий, там внизу в деревне, нас ждут воины. Они не знают той истины, что открылась вам, но я надеюсь, скоро они перейдут на нашу сторону. А пока вы возьмите свои пики и мечи и вступите в воинство Бога Семаргла, которое ведет юный отрок Риолий, будущий правитель народа приолов.
Лесентий и Винирий переглянулись, а Святозар вытянул вперед обе руки и тихо пропел-прошептал: «Пики, пики, мечи, мечи повелеваю вам, восстаньте из праха!» Из его рук вырвался нежный лазурный дымок и быстро устремился в ту сторону, где происходил поединок между кудесником и воинами. Прошло лишь мгновение и дымчатая лазурь упала на поверхность пожухлой листвы… Еще кажется морг и не только листва, но и почва, и росший в шаге корявый кустик покрылись густыми, плотными, лазурными испарениями… Миг и туман ярко вспыхнул. Святозар немедля резко дунул и вырвавшийся из его уст сильный порыв ветра развеял лазурный туман, явив лежащие на земле пики и мечи в ножнах. Воины восторженно глянули на свое оружие, потом перевели взгляд на наследника, словно выпрашивая разрешения поднять его, а когда тот дозволяя кивнул, поспешили к нему, при этом один из них все еще продолжал маленько прихрамывать на ногу, а другой придерживаться за бок. Лесинтий и Винирий подбежали к оружию, остановились прямо подле него, не решаясь поднять, точно все еще не доверяя своим глазам. Однако погодя Лесинтий опустился на одно колено, с почтением взял в руки ножны, и, поднявшись, укрепил их на поясе, затем он поднял пику и пошел к валяющемуся невдалеке от места его приземления шлему. Винирий последовал примеру Лесинтия, и также как тот, опустился на одно колено бережно да с почтением поднял ножны с мечом, а встав в полный рост, медленно укрепил их на поясе. Посем он подобрал пику, поправил на голове шлем, и, развернувшись бодрым шагом, пошел к наследнику, по пути поравнявшись с Лесинтием. Воины не доходя нескольких шагов, до стоящих Святозара и Риолия, вынули из ножен мечи, и резко опустились перед мальчиком на одно колено. Порывчатым движением рук они выставили вперед мечи, и, коснувшись их остриями рубахи отрока, гулко сказали: «Именем прародителя нашего Бога Семаргла, именем светлого витязя ДажьБога, именем Бога битв и войны Перуна! Клянемся этими мечами в преданности нашей Родине, нашему народу приолов и тебе правитель Риолий!»
Мальчик с достоинством истинного правителя оглядел своих воинов и гордо ответил:
– Поднимитесь с колена, отныне вы, верные воины моего Бога Семаргла никогда не нарушайте данной вами клятвы!
Лесинтий и Винирий поднялись с колен, вложили мечи в ножны и в тот же миг легкий, обжигающий ветерок коснулся волос Риолия и Святозара, трепетно всколыхав их. И тогда почудилось наследнику, как едва слышно проплыли над ним тихие, добрые слова, выдохнутые самим Богом Семарглом.
– Ты, слышал, – повернув голову и посмотрев на наследника, прошептал Риолий. – Слышал этот голос, он сказал мне: «Шагай смело, мальчик мой!» Этот голос… голос, я его уже слышал… это…
– Это Семаргл, – улыбаясь, откликнулся наследник и потрепал Риолия по волосам. – И раз Семаргл, сказал тебе шагать смело, а мне пожелал доброго пути, то послушаем нашего Бога и пойдем вперед, туда в деревню. Указывай нам дорогу Риолий, а вы, Лесинтий и Винирий следуйте за нами.
Воины послушно и одновременно кивнули, повинуясь словам наследника, а Риолий, поднял с бревна, пустую суму, в которую он положил нож и дудочку, перекинул ее через плечо и направился вперед к вязу… к тропинке ведущей вниз в деревню, следом за ним двинулись Святозар и Оскидий, а замыкая шествие, пошли Лесинтий и Винирий. Наследник на миг оглянулся и увидел, как Оскидий поспешно схватил лежащую рядом с тропкой красную шапку и зажал в руке, а заметив насмешливый взгляд Святозара, покраснел, взволнованно замотал головой и поспешил сообщить:
– Отдам ее, Ивникию, пускай сам ее носит и служит этому подлому Есуанию.
– Да, Есуания, тут ни причем, – негромко пояснил Святозар, и, повернув голову, глянул на пшеничные волосы Риолия, шедшего впереди. – Разве он виноват, что его сделали господом и под его именем приносили в жертву людей.
– Может и не виноват, – порывисто выдохнув, ответил Оскидий. – Но теперь его имя-это символ безмерной жестокости, злобы и ненависти. Это символ безумия нашего народа. И как раньше мы восхваляли его имя, теперь все те, кто познает истину, будут его ненавидеть.
– А мне кажется нельзя его ненавидеть, Оскидий, – заметил Святозар и порывисто мотнул головой. – Ведь ненависть стоит на службе у Чернобога. Надо бороться с этим Есуанием, словом, мечом, но никак, ни ненавистью.
Оскидий некоторое время шел, молча, судя по всему обдумывая слова наследника, а немного погодя, произнес:
– Наверно вы, правы, ваша милость. Не стоит его ненавидеть, надо его презирать.
Святозар звонко засмеялся, днесь и не ведая как поправить бывшего ярыжку. Спускаясь следом за Риолием, он с интересом оглядывал лежащий пред ним лес, где росли уже не такие могучие витязи, как вяз и липа, а стояли деревья пониже, помоложе, и вниз с пологого некрутого склона горы змеевидно струилась едва заметная, тонкая тропинка.
– Оскидий, а как вы нашли этот вяз, ведь тут в лесу легко заплутать? – нарушая наступившую тишину, вопросил наследник.
– До этой тропы, нас довел дед Риолия, – ответил Оскидий и дюже надрывно вздохнул. – Ну, а дальше мы шли по ней, не сворачивая, как этот предатель и объяснил. До, чего же, подлый, он этот дед Риолия, ваша милость. Ради собственной жизни, указал, где прячется его внук… Вчера, мы приехали около полудня, и думали Риолий вернется к вечеру домой, а сегодня с утра Ивникий вызвал этого Прикифия и сказал, что коли тот не укажет, где мальчик, он принесет его в жертву. И тот сразу запричитал, заплакал да поведал, что Риолий может прятаться лишь около этого вяза. Ивникий спросил деда, может ли он туда отвезти воинов и меня, а тот так обрадовался, закивал головой и ответил, что с радостью укажет, его… Риолия, откольника. – Оскидий на миг прервался и чуть тише добавил, – Вот какой мы стали народ, даже собственные дети ничего для нас не значат.
– Оскидий, ты говорил, что у тебя родился сын. А почему, ты не дал ему имя? – поинтересовался Святозар, с глухой тоской выслушав речь бывшего ярыжки и с нежностью взглянув на мелькающий пред ним затылок бодро шагающего отрока.
– Да, ваша милость, двадцать дней назад у меня родился сын, – радостным голосом откликнулся Оскидий. – Мы с женой так долго его ждали, уже и не надеялись, что у нас будут дети… А тут сын… мальчик, и такой же красивый как жена, – ярыжка на миг прервался, а наследник оглянулся и увидел счастливое выражение на его лице. – А имя не дали, потому как имя ребенку должен дать… должен дать, по этой значит вере в Есуания, паярыжка Ивникий на тридцатый день после рождения. Какое значит пожелает, такое и даст… А чтобы дал хорошее надо заплатить сто тин, и чем меньше дашь тин, тем хуже у ребенка будет имя.
– Вот глупость какая… мой сын, значит, я и должен давать имя, – негодующе откликнулся Святозар и смахнул с лица долгую паутинку прилетевшую к нему от ветки колючего кустарника.
– Дашь сам, значит, назовут тебя откольником, и принесут в жертву, – вздыхая, пояснил Оскидий. – Имя должен дать паярыжка, и, принеся в жертву ягненка, помазать правую мочку уха ребенку.
– Мой отец, – проронил шедший впереди Риолий. – Дал мне сам мое имя… поэтому я, Риолий, истинная сила.
– Да, твой отец, дал тебе сам имя, – чуть слышно произнес Оскидий, так, чтобы мальчик его не услышал. – Поэтому его и нет в живых, и если бы не его милость, наследник восурского престола, и тебя бы тоже убили… Охо… хо.
Святозар тоже вздохнул, понимая, что бывший ярыжка прав, если бы он поддался своей тоске по близким, по другам и Родине, вели бы сейчас его Риолия-Аилоунена по этой тропе, Лесинтий, Винирий и Оскидий на смерть. Наследник суетливо передернул плечами и принялся разглядывать меняющуюся кругом него местность. Спустившись вниз со склона горы, на вершине которого рос тот самый красавец вяз, они оказались на небольшой поляне поросшей дубовыми деревцами. Миновав каковую сызнова продолжили спуск с высокого, пологого склона горы, на котором росли низкорослые, дубовые деревца, а кое-где встречались совсем маленькие сосенки. Сами дубочки были ужасно корявыми, с огромными, сквозными дырами и щелями внутри стволов, а порой и вовсе показывали полые, пустотелые внутренности, и стояли эти деревца, точно посаженные в ряд и казались со стороны, вроде обиженными кем-то. Чем ниже спускались с возвышения, тем чаще встречались пеньки, да срубленные, и наваленные в здоровущие кучи ветки деревьев. Наверно тот, кто рубил деревья, забирал потом лишь стволы, а сами ветви бросал, хотя многие из них можно было также порубить и использовать в топке. Земля кругом поросла пожухлой, блекло-грязной травой, сверху припорошенной опавшей листвой и сухой хвоей, а потому и сам склон чудился порушенным, несчастным или обойденным долей.