В поисках истины

После падения Бухарского эмирата «Визирь» переходил из рук в руки на протяжении почти четверти века. Им владели матерые спекулянты, расхитители государственного имущества, контрабандисты. Наверное, тогда камень и утратил свою дорогую оправу. В конце войны в одной из среднеазиатских союзных республик органы милиции раскрыли организованную группу преступников, занимавшихся скупкой и перепродажей драгоценностей и произведений искусства. Скупали по мизерным ценам у людей, которые остро нуждались: у вдов, оставшихся с детьми на руках, эвакуированных. А покупателей искали среди тех, кто разжирел на людском горе и страданиях, причиненных войной. Самые ценные вещи переправляли за границу, где за них платили твердой валютой.

Этот бриллиант нашли в тайнике у главаря группы, среди его личных драгоценностей. По неопытности молодого следователя – а этим следователем был я – камень в нарушение инструкции не был сдан на хранение в госбанк, а находился при деле в пакете с вещественными доказательствами.

Когда я закончил расследование и составил обвинительное заключение, то передал дело вместе с вещественными доказательствами на утверждение прокурору. На следующий день секретарь прокуратуры Маслова вернула мне дело с утвержденным обвинительным заключением. Пакет с вещественными доказательствами был вскрыт, коробочки с «Визирем» в нем не оказалось. На мой вопрос: «Где алмаз?» – секретарь ответила, что его взял прокурор, о чем в материалах дела имеется расписка. Действительно, в деле лежала расписка, напечатанная на пишущей машинке и заверенная знакомой всем сотрудникам незамысловатой подписью прокурора.

Прошло еще два дня. Дело пора было направлять в суд. Я зашел в кабинет к прокурору с распиской и попросил вернуть бриллиант.

– Какой бриллиант? – удивленно вскинул кустистые брови Николай Кузьмич. – Я даже не трогал пакет с вещественными доказательствами, только прочел обвинительное заключение, подписал его и вернул все материалы через Людмилу Федоровну.

– Но позвольте, Николай Кузьмич! Вы мне вернули распечатанный пакет без коробочки с камнем. А вместо него – вот это. – И я протянул расписку.

Прокурор близоруко прищурился, побледнел и едва выговорил:

– Подпись моя, но я бриллианта не брал и расписки за него дать не мог…

Мы долго молчали, стараясь не смотреть друг на друга. Потом я попросил:

– Вызовите секретаря, может, все выяснится? Маслова удивилась:

– Откуда мне знать, где ваш алмаз? Я передала вам, Николай Кузьмич, дело с запечатанным пакетом, а когда получила обратно, пакет был вскрыт. В деле лежала расписка, что камень у вас, и я ничего не стала спрашивать. Я человек маленький. Сразу же понесла дело следователю. Положила его на стол при вас, – обратилась она ко мне.

Я кивнул утвердительно. Людмила Федоровна с вызовом посмотрела на меня, потом на прокурора. Мы подавленно молчали. Она передернула плечами и вышла из кабинета. Получалось, что камень взял кто-то из нас двоих…

Дело об исчезнувшем бриллианте расследовал сотрудник, прилетевший из Москвы. Для начала он назначил экспертизу расписки. Эксперт установил, что выполнена она на машинке, которая стоит в приемной, и подписана прокурором. Да и сам прокурор это не отрицал, с горестной обреченностью повторяя:

– Моя подпись, моя, собственноручно подписал, а как и когда – не знаю!

Сложилась крайне неприятная ситуация. Я был, конечно, виноват, что не сдал драгоценность в банк и тем создал условия для ее пропажи. Но прямого отношения к исчезновению алмаза я не имел. Значит, либо Маслова, либо… Николай Кузьмич? Но за ним – долгие годы беспорочной службы, репутация человека безупречной честности. Следователь назначил повторную экспертизу. Увы, заключение осталось прежним.

Прокурора до выяснения обстоятельств отстранили от занимаемой должности. Он сразу сник, постарел и одиноко сидел дома, никого не желая видеть. А Маслова подала заявление об уходе. Сотрудникам она объяснила, что без Николая Кузьмича работать не хочет. Происшествие так ее потрясло, что лучше уж ей уйти из прокуратуры, а может, и уехать.

Серьезного значения ее словам никто не придал, всему, мол, виной нервы. Маслова была хорошим, аккуратным работником, решили ее оставить в покое: все уляжется, утрясется, и она возьмет свое заявление обратно. Только следователь недоверчиво усмехался, но помалкивал.

Как потом выяснилось, он заподозрил ее сразу и не зря. Еще по приезде он распорядился установить за Людмилой Федоровной наблюдение и таким образом узнал, что она через соседей ищет знакомства с шоферами дальних рейсов. Объясняет, что нужно отправить друзьям корзину с фруктами. По почте, дескать, долго – фрукты испортятся. Это казалось подозрительным, ибо Маслова жила замкнуто, о друзьях в других городах никогда ничего не говорила, ни от кого не получала ни писем, ни других почтовых отправлений. Но шофер был найден, и корзина вручена. Когда ее осмотрели, там действительно оказались только фрукты. Водитель должен был отдать корзину на промежуточной остановке человеку, который спросит, есть ли посылка от Людмилы Федоровны. Все было просто и в то же время очень странно.

Следователь обзвонил многие населенные пункты – просил милицию проследить за человеком, который придет за корзиной. Но нельзя же было поднимать шум по всему пути следования машины, идущей из Средней Азии в Новосибирск!

Тревога все нарастала. Она еще усилилась, когда стало известно, что фруктовую корзину забрал старик, торгующий на базаре жевательным табаком – насом. А подошел он к машине на бензозаправочной станции, всего в пяти километрах от нашего города. Машину же Маслова искала непременно дальнего следования. Теперь уж подозрения следователя разделяли и другие, посвященные в ход дела.

Но подозрение – не доказательство. Через пять дней заканчивался двухнедельный срок после подачи Масловой заявления об уходе, и она стала готовить дела для передачи. Она заявила, что намерена сменить место жительства. Тогда следователь решил арестовать ее. Шаг был весьма рискованный. Если вскоре не удастся найти веских доказательств, придется освобождать арестованную из-под стражи.

Многочасовой обыск в квартире Масловой ничего не дал, только напугал ее мать и дочку. Саму Людмилу Федоровну привезли в камеру предварительного заключения в тяжелой истерике. Сотрудники прокуратуры, не посвященные в историю с фруктовой корзиной, молчаливо, но явно осуждали этот шаг приезжего следователя. Все знали, что врач констатировал у подозреваемой нервную депрессию. А тут еще тяжелая болезнь Николая Кузьмича – сдало сердце.

Очевидно, слухи о болезни прокурора дошли до Масловой. Она попросила вызвать в тюрьму следователя, которому заявила, что отпечатала и подписала расписку сама. Тот сперва только рукой махнул.

– Да не оговаривайте вы себя, Людмила Федоровна, следствию это не нужно. Вы же знаете, что две авторитетные экспертизы подтвердили подлинность подписи Николая Кузьмича.

– Эксперты ошиблись. Я это могу доказать.

– Каким образом?

– Да очень просто! Спросите любого сотрудника, кто им подписывал командировки в отсутствие прокурора. Печать прокуратуры у меня, а его подпись я давно отработала. Видно, все настолько растерялись, что позабыли об этом. Что ж, дайте мне лист бумаги и ручку. Я вам в любом количестве исполню образцы этой злосчастной подписи.

– А бриллиант? Куда делся бриллиант?

– Его взяла я. И… продала. В общем, меня заставили продать камень.

Маслова рассказала, что, спрятав алмаз, она решила уволиться, уехать и продать драгоценность не там, где поселится, а в каком-нибудь крупном столичном городе. Но из ее замысла ничего не вышло. Однажды вечером, когда она шла по безлюдной улице старого города, ей сзади накинули на голову большой платок и втащили за глинобитный забор какого-то дома. Здесь, не снимая платка, потребовали, чтобы она продала камень. Сказали, что знают – бриллиант у нее. Не продаст – поплатится жизнью. Деньги подбросят в корзине с углем для самовара. Уголь принесет мальчик. Затем она должна была найти шофера дальнего рейса и передать ему корзину фруктов. На дно нужно было положить спелый, треснутый гранат с бриллиантом внутри. Она так и сделала.