Самоцветы

Интересны названия самых копей «Тысячница», "Тридцатирублёвка", «Семидесятная», "Сторублёвка", «Золотуха», но есть и «Сиротка», "Голодный лог" и просто: «Свистунья». Конечно, есть «Стаканница» и «Косуха» и даже «Поцелуиха», что звучит уже совсем нежно. «Казённица» и «Генеральская» остались воспоминанием о добром казённом времени, когда самоцветы добывались казённым иждивением, а "Спирина жила", "Никитин ров", «Федюниха» и «Петруниха» говорят о частном «средствии». На разных копях добывается и разный камень. Всего больше копей занято добычей аметистов, около половины всего числа. Один горный хрусталь добывают только в «Хрустальнице», в "Бужениновом бору" жёлтый и в «Шегре» — золотистый. Одни аквамарины находят в «Казённице», "Мыльнице" и «Безымянке», одни бериллы в «Поскотинской». Обыкновенно все другие камни сопровождает горный хрусталь — бесцветный, дымчатый, золотистый. Топазы встречаются в восьми копях: "Мыс 1-й" и "Мыс 2-й", "Голодный лог", «Междудорожница», "Тяжеловесица", «Золотуха», "Чернуха", "Корнилов лог", но не одни, а вместе с бериллами и аквамаринами, — здесь речь идёт о благородном топазе или тяжеловесе, который не следует смешивать с горным хрусталём, носящем на рынке совсем не принадлежащее ему имя топаза. Особенно часто встречаются чёрные турмалины (шерл), и в одной копи — "Корнилов лог" попадается сапфир. К числу редкостей мурзинских копей нужно отнести два минерала, которые только здесь и находятся: это — пирит (он попадается на полевом шпате из копи "Голодный лог") и родицит (на розовом турмалине из копи "Сарапульская"). Эти минералы имеют ценность только для минералогических коллекций, а в поделках совсем не встречаются. Есть ещё третий редкий минерал, встречающийся тоже только в Мурзинке: это — «мурзинскит». Он попадается внутри топазов и совершенно бесцветен. Эти два последних минерала, то-есть — родицит и мурзинскит, настолько редки, что их, кажется, никто не видал, кроме тех учёных, которые их открыли.

Нам остаётся ещё сказать несколько слов о величине этих копей. Самая большая «Дерниха» — длина 625 сажен, ширина 30 и глубина 2 1/2 саж.; самая маленькая "Кривая 2-я" — длина 14 саж., ширина 5 и глубина 2 саж. Наибольшая глубина — «Ледянка», "Ерилова" и «Золотуха» — достигает 11 саж.; наименьшая 2 саж., как в "Кривой 1-й" и «Сарапульской». Наибольшую ширину имеют копи: "Богатое болото" — 100 саж., "Зырянская дерниха" — 75 саж., по 50 саж. "Голодный лог", «Ягодная», "Валок", «Мерениха». Схематически всю полосу выработанной земли можно представить по указателю мурзинских копей П. В. Калугина следующим образом: если бы соединить все 75 перечисленных в указателе копей в одну, то получился бы ров в 12 вёрст длины, 13 1/2сажен ширины и 4 2/3 сажени глубины. Конечно, эти цифры приблизительные, и о количестве работы по ним судить довольно трудно, потому что главный труд при разработке копей заключается не в выемке земли, а в добывании сплошного камня, как на Тальяне.

Разработка копей ведётся крайне неровно. Бывают совсем глухие года, когда "камень нейдёт", а, в большинстве случаев, добывается какой-нибудь один камень: нынче нашли хорошую аметистовую копь, в прошлом году добывали топазы и т. д. От этого обстоятельства много зависит цена на камень; меньше добыча камень дорожает, открыли новую копь — цена на него быстро падает. Случайность работы здесь сказывается прежде всего, а параллельно с ней «играет» и цена. Самый расхожий камень из мурзинских самоцветов это — аметист, который проник далеко в Европу и крепко держится на рынке. Ценятся больше всего аметисты тёмной воды, впадающей в синие тона. Гранильщики и ювелиры охотно его покупают, как доступное украшение для покупателя средней руки.

Другое дело с топазами или бериллами: торговля ими падает с каждым годом, потому что на рынке с ними отчаянно конкурируют искусственные камни, которые и дешевле и красивее. Эти камни скоро будут иметь значение только для любителей или для минералогических коллекций. То же самое можно сказать и о разных сортах турмалина, тем более, что этот камень при огне теряет свою игру. Впрочем, и добыча турмалина уменьшается с каждым годом, особенно розового, а чёрный шерл ценится слишком мало. Местное уральское название турмалина — шерл. Он встречается разных цветов: синего, зелёного, розового, коричневого и чёрного.

V

"Шкатунка" Самойла. — Зелёная крыша и гостеприимные ворота. — Сумасшедшие цены на самоцветы. — Сама мамынька Ульяна Епифановна и её коллекция топазов. Поездка в Калташи. — Поповский самоцвет и «любопытный» человек Данила. — Как добывают на Положихе сапфиры и рубины. — Потерянный алмаз.

После осмотра Тальяна в Мурзинке нам нечего было делать. Нужно было отправляться дальше, т. е. в Южакову, где живёт в своём роде знаменитость Самошиха. Дорога опять шла полями. В воздухе звенел невидимый жаворонок, даль заволакивалась дрожавшими переливами марева, где-то далеко, далеко, как свеча, красовалась белая сельская церковь. Нейва ушла влево, а мы ехали по течению реки Шиловки. Южаковых три: Старая, Новая и Большая. Эти раскольничьи деревни плотно засели по течению реки Амбарки, впадающей, как мы уже говорили, в Шиловку.

— Эвон зелёна-то крыша: это и есть Самошиха, — объяснил старик ямщик, один из продавцов мурзинских камней. — Светленько поживает наша Ульяна Епифановна.

— Зачем вы её Самошихой называете?

— А по мужу: муж Самойло был, вот и вышла Самошиха. Он, Самойло-то покойник, попервяя всех прочих дело обдумал. Такой же вот мужик был, как и мы, а только обхождение имел всё больше с господами. Сначала-то, известно, всё в Екатеринбург носил камешки, к мастерам да в магазины к купцам, а тут много не возьмёшь, сами на том стоят. Вот Самойло и присмотрел уж настоящих покупателей из господ, чтобы миновать купцов. Поезживал он таким манером года два и доездился: по-перву возил камешки в голенище да за пазухой, а потом завёл шкатунку да этакой кожаный… ну, как его звать то?…

— Сак-вояж?

— Он самый, видно, с замком. Вот с кожаным-то он уж, прямо сказать, махнул в Нижний, на ярманку, а оттедова на Москву. Везде высмотрел настоящих любопытных на камешки господ и опять с кожаным-то, напримерно, домой, да дома-то сейчас оборот — у того камешок возьмёт, у другого, у третьего — у кого за наличные, у кого исполу, у кого в долг. Набил камням и шкатунку, и кожаный, да уж прямо в Петербурх… Вот он какой, Самойло-то, дошлый, до всего обозначился! Здесь перевернётся медным грошом, а там к барину подкатится рубликом. Ну, напримерно, домой выворотится, опять себя не обнаруживает: "Ох, продешевил камни… Себе в убыток съездил!" Он жалится, а мы его жалеем. Вот он каков человек был, прямо сказать — министр. Большие тысячи нажил и жену научил… Как Самойло-то помер, так Ульяна Епифановна сама стала орудовать, и можно сказать так что много даже превосходнее свово-то мужа. Уж она не пропустит ни единого камешка, все узорит, а потом склалась-свернулась и поехала везде. Вот и вышла Самошиха.

— Да, ведь, не одна Самошиха торгует камнями?

— Известно, не одна. Вон из Токовой Орловы тоже промышляют, — ну, да те попроще будут. Не достигнуть им до Ульяны Епифановны.

От Мурзинки до Южаковой всего вёрст семь, и мы незаметно, в разговорах, подъехали к "зелёной крыше" Ульяны Епифановны. Большой полукаменный дом глядел на улицу большими окнами сыто и довольно. Сзади его подпирали «службы»: стаи, сеновалы и разная хозяйственная городьба. На звон дорожных колокольчиков показалось в окне сердитое старушечье лицо и сейчас же скрылось. Ямщик весело подмигнул: "Сама воевода дома". Крепкие ворота, конечно, были на запоре, где-то отчаянно заливалась охрипшим лаем собака.

На наш стук в ворота предварительно послышалась осторожная беготня босых ног по двору, потом захлопали где-то дверью, и только уже после этого послышался за воротами голос:

— Кто там хрещоной?

— Приехали посмотреть камни.