Меж трех времен

— В нашем сегодняшнем понимании — нет. Приезжаете, регистрируетесь и живете, пока не надоест. Заводите фабрики, поместья покупаете, коли охота…

— Секретные службы проверять меня будут?

— Вряд ли начнут без конкретного компромата, без запросов от полиции соответствующей страны. Пока не оказались замешаны в чем-то противозаконном, живите хоть сто лет.

— А если я гдето в Южной Африке раздобыл бриллиантов и начал продавать?

— Да ради бога. Если они в розыске не числятся. — Кузьминкин торопливо добавил: — Конечно, возможны всякие случайности, но не они делают погоду…

— И чтобы поехать в США не нужно никакой визы?

— Ничего, никаких бумажек. Тогда еще не ввели иммиграционное законодательство, наоборот, были заинтересованы, чтобы к ним съезжался народ со всего света, а уж если вы с деньгами — кум королю…

— Господи, вот были времена… — с чувством сказал Мокин.

— Да уж. Конечно, если у вас есть деньги…

— Короче говоря, приезжаешь с надежными бумагами и мешком алмазов — и все дороги перед тобой открыты, а угроза разоблачения ничтожная?

— Ну, если не забавляться посреди Невского проспекта с японским магнитофоном или видеокамерой…

— Давайте выпьем, — Мокин, впервые показав некую суетливость, наполнил чарки. — Все сходится. Бог ты мой, даже голова кружится.

Кузьминкин, уже ощущая легкое кружение головы от хорошего коньяка, рассмеялся:

— Конечно, если у вас есть машина времени, нацеленная на времена государя-освободителя…

— А если — есть? — наклонился к нему Мокин.

— Шутите?

— Ни капли.

Он не походил сейчас на прежнего простоватого весельчака — глаза сверлили, как два буравчика, лицо словно бы стянуло в жесткой гримасе. После напряженного молчания Мокин произнес так, что у историка в буквальном смысле мороз прошел по коже:

— Милейший мой Аркадий Сергеевич, то мы все смеялись, а теперь давайте похмуримся… Так уж во всем мире повелось: если платят приличные деньги, то и отработать требуют на совесть. Если хоть словечко из наших ученых разговоров уплывет на сторону — вы у меня сам поплывете по Шантаре к Северному Ледовитому без спасательного круга… Уяснили?

— Я, честное слово…

— Ну-ну, не берите в голову, — Мокин похлопал его по плечу. — Я хочу, чтобы вы предельно прониклись: мы здесь не в игрушки играем, наоборот. Человек я до предела недоверчивый, но вдруг замаячила Жар-птица, которую любой нормальный коммерсант вмиг обязан ухватить за хвост, иначе жалеть будет всю оставшуюся жизнь…

— Что, машина времени?

— Она. — Мокин понизил голос, оглянулся на дверь. — Детали вам знать не нужно, объясню кратко: изобрели. В России, то бишь по ту сторону хребта. И были уже первые… экскурсии.

— Быть не может, — сказал Кузьминкин растерянно.

— А почему это? Я окольными путями заказывал в столице научную экспертизу. Примерно так, как сейчас с вами. Выводы укладываются в классическую формулу «Бабушка надвое сказала»: одни решительно отрицают, правда, не в состоянии грамотно объяснить, почему, другие в осторожных выражениях допускают. Тоже без теоретического обоснования. Словом, никакой научной ясности нет. И никому нельзя верить, помня конкретные примеры: как академики отрицали метеориты, как за пару лет до первого атомного взрыва самые толковые светила уверяли, что сие невозможно… А по большому счету — меня совершенно не интересует теория. Я практик. В конце концов, я до сих пор не возьму в толк, что такое электрический ток, но это мне не мешает держать пакет акций ГЭС…

— Но зачем вам Александр Второй?

— Ой, господин кандидат наук… Да вы понимаете перспективы? Возможности? Входишь в долю с Эндрю Карнеги — и через пяток лет подгребаешь под себя Соединенные Штаты. Налаживаешь отношения с Княжевичем, с Абазой, с парочкой великих князей — и забираешь в кулак пол-России. Никакого переноса в прошлое наших технических новинок — просто-напросто включаешься в тамошний процесс с нашенским деловым опытом. Господи, там же — рай земной. Хотя бы оттого, что налоговые кодексы и законы не меняются по три раза в месяц! А взятки хапают в сто раз культурнее, чем наша чиновная братия. А о заказных убийствах на коммерческой почве и слыхом не слыхивали. Я же не рассчитываю прожить сто лет — но лет двадцать там уж протяну, а то и поболее. Высадишься году в восемьсот восьмидесятом — и за ближайшую четверть века можешь быть покоен, потому что знаешь все наперед…

— Подождите, — в совершеннейшем смятении пробормотал Кузьминкин. — Но ведь, насколько я помню, можно так изменить историю, что весь мир провалится в тартарары…

— Вы про хроноклазмы? — понимающе подхватил Мокин. — Безусловно, дело новое, и осторожность необходима. Но никто не собирается бросаться в прошлое очертя голову. Можно придумать какие-то надежные методы для проверки… И потом, если полагаться на теоретические разработки, есть два варианта: либо все от первого же вмешательства полетит в тартарары, как вы изящно выразились, либо ничего не произойдет. Совсем ничего. Я же не собираюсь перетаскивать туда пулеметы и компьютеры — я хочу врасти. Будет вместо Рябушинского Мокин — только и всего.

— Подождите, — сказал Кузьминкин. — Выходит, правду про вас сплетничают — что у вас грандиозная библиотека фантастики? На все четыре стены?

— Есть такой грех, — чуть смущенно признался Мокин. — Пристрастился в старые времена, еще с армии. За современными изданиями не уследишь, они нынче хлынули потоком, но что касается прежних времен, могу потихоньку похвастать: у меня в коллекции чуть ли не все, что выходило в СССР с двадцать второго года. Так что получил кое-какую теоретическую подготовочку. Научной базы все равно нет, так что на безрыбье… Кстати, те меня заверяют, что кое-какие эксперименты проводили. И никаких катаклизмов не случилось.

— Хотите сказать, вы уже бывали…

— Только собираюсь, — мотнул головой Мокин. — Другие бывали. Этим монеткам как раз оттого полтора года, что их оттуда приволокли.

— Бред. Вздор. Розыгрыш.

— Розыгрыш? — прищурился Мокин. — Конечно, никому нельзя верить в наши извращенные времена. И все же… Во-первых, тому, кто побывал, я, в принципе, верю. Во-вторых, были и другие доказательства, кроме монет… — Он полез двумя пальцами в нагрудный карман, вытащил какой-то маленький предмет и со стуком выложил его на стол. — Гляньте.