Страница 1 из 4
Лино Альдани
Психосоматический двойник
«Нет, мой малыш, — сказал Дарбеда, покачивая головой, это невозможно».
Плоская сигарета, намного длиннее обычной. Аманда, не зажигая, покрутила ее своими нервными пальцами. Понюхала. Время от времени она в задумчивости роняла ее в широкий рукав домашнего халата и тотчас же торопливо доставала обратно.
Муж был в соседней комнате. Джон запретил ей курить гипнофен. В последний раз, застав Аманду за курением, он устроил бурную сцену, настоящий скандал, который закончился обещанием Аманды не предаваться этому пороку.
Но она не могла отказаться от этого. Она обожала мечтать с широко открытыми глазами, любила безумные грезы и приключения, где одновременно бываешь актером и зрителем. Гипнофен это может. В сумерках зажигаешь сигарету, усаживаешься перед белой стеной, и после нескольких затяжек, картины и события, которые ты хочешь увидеть, как на экране начинают сменяться и накладываться друг на друга. В своих грезах можно увидеть самое желанное, можно путешествовать, где угодно, или выбрать мгновение из своей прошлой жизни, и вновь пережить то, что будет дальше. Все это может повторяться по желанию курящего два, три, десять раз подряд — до тех пор, пока не прекратится действие гипнофена и грезы не рассеются окончательно.
Аманда жила только этим. Услыхав в коридоре шаги Джона, она в страхе спрятала сигарету между страницами журнала и небрежно бросила его на столик.
Когда Джон открыл дверь, Аманда даже не обернулась.
— Я собираюсь навестить Эдит.
Он постоял в дверях, потом подошел к ее креслу.
— Ты была вчера у нее?.
Аманда кивнула, взяла со столика пилку и принялась сосредоточенно обрабатывать ногти.
— Как она выглядит? — спросил Джон. — Вчера ты мне ничего не сказала, я узнал обо всем только сегодня за завтраком. Тебе не кажется, что ей лучше?
Аманда с трудом подняла глаза:
— Отстань, Джон. Ты прекрасно знаешь, что она совсем сойдет с ума, если у нее не забрать его…
— Замолчи!
— Прекрасно, я молчу!
— Я всего лишь спросил тебя, не лучше ли ей.
— Нет, — твердо ответила Аманда. — Нисколько не лучше. Джон, заложив руки за спину, принялся медленно ходить вокруг кресла.
— Я говорил о ней с доктором Щютом, — он остановился.
— Мне кажется, ты совершил глупость, — возразила Аманда. — Доктор Шют не психиатр.
— Я знаю. Но, тем не менее, нужно знать и его мнение. Аманда пожала плечами и, когда Джон умолк, безразличным голосом спросила:
— Что же он тебе сказал?
— Сначала он мне не поверил, но в конце концов согласился взглянуть на Виктора. Аманда вскинулась.
— Джон! — раздраженно воскликнула она, — не зови его больше так, прошу тебя. Прекрати разыгрывать комедию!
Джон, едва открыв рот, вдруг умолк, схватившись руками за голову.
— Хорошо, — сдержанно ответил он. — Я назвал его так, не подумав. Кем бы он ни был, доктор Шют считает, что пока лучше не вмешиваться. Пусть Эдит остается со своими иллюзиями пока…
— Пока совсем не сойдет с ума, — закончила Аманда. Джон трижды стукнул кулаком по. ладони.
— Ну что я могу сделать? — неуверенно спросил он. Прежде всего она — моя сестра. Если у нее его забрать, она способна на самоубийство. Это абсолютно точно. Ты представляешь, кем был для нее Виктор и что… О! Я вообще больше ничего не понимаю, и эта история начинает действовать мне на нервы.
Аманда поглубже забралась в кресло, вытянула ногу и начала разглядывать носок домашней туфельки.
— Эдит больна. Только ты не хочешь поверить в это. Ты не видел, какая она бледная? Она никуда не выходит, закрылась у себя и не оставляет его ни на минуту. Ты заметил она не хочет, чтобы к ней приходили.
— Заметил. Где-то через полчаса она начала нервничать, зевать. Она хотела, чтобы я зашел в кабинет к… Она хотела, чтобы я с ним поговорил, как будто ничего не произошло. Аманда, у меня не хватило смелости.
— Понятно. Тем более, что у дома с постоянно закрытыми ставнями, с этими старомодными тяжелыми постоянно задернутыми двойными красными портьерами такой мрачный вид.
— Да, — еле слышно произнес Джон, — и потом — музыка… Она играет целый день. Музыка позапрошлого века. Дебюси, Стравинский. Ничего, кроме Дебюсси, Стравинского и Бетховена. Можно сойти с ума.
— Виктор очень любил этих композиторов, — сказала Аманда, отложив пилку. Она вытянула руки и, прищурив глаза, начала рассматривать ногти, сравнивая их по длине.
— Да, он их любит и теперь.
— Не говори глупостей! — крикнула Аманда и рассмеялась ему в лицо. — Ты говоришь так, словно эта кукла может разбираться в музыке.
— Послушай, Аманда. Я понимаю, что это невероятно, но я видел своими собственными глазами, — как он покачивал головой и постукивал рукой в такт.
— Ты больше шагу не ступишь в ее дом, — сквозь зубы процедила Аманда, вскочив с кресла. — Или ты свихнешься, как твоя сестра.
Она нечаянно задела столик, журнал упал, и из него выкатилась сигарета с гипнофеном.
Побледнев, Джон, поднял ее. Он покачал головой, сжал сигарету в кулаке, намереваясь раздавить ее, но, передумав, аккуратно положил обратно на журнальный столик и молча отвернулся от жены.
— Ну? Что ты застыл, как истукан? — закричала Аманда. Ты снова намерен устроить мне сцену. Валяй, не стесняйся!
— Но это же самоубийство, Аманда.
— Опять та же проповедь. Ты бы лучше попробовал закурить, чем шататься вечерами без дела.
— Ты не в своем уме. Ты не сознаешь, что все глубже увязаешь в пороке, более того — реальность кажется тебе пошлой и неинтересной. Если так будет продолжаться, ты потеряешь вкус к жизни…
— Вкус к жизни! Ты когда-нибудь спрашивал себя, почему начинают курить гипнофен? Отвечай! Ты путаешь причину и следствие, Джон. Начинают, когда вкус к жизни потерян давным-давно и всеуже поблекло, опустело и лишено смысла…
— Замолчи! — взмолился Джон. — Стыдно этим заниматься. Возможно, я изменился, не всегда внимателен к тебе. Но и ты тоже совсем не та, что раньше. И потом, я не делаю из этого драмы. Я держу себя в руках. А ты… ты… у тебя нет ни капли воли, если ты так легко прибегаешь к удовольствиям воображаемого рая.
Аманда побледнела.
— Все это ты скажи своей сестре…
— Аманда!
— Тебя послушаешь, так курить гипнофен стыдно. Это… это воображаемый рай, как ты говоришь. А что же тогда с Эдит? Разве она не поступает еще хуже, чем я? А?
— Не говори глупостей.
— Нет, это не глупости. То, что она делает — намного хуже… — Аманда быстро прошла взад и вперед по комнате, резко повернулась на каблуках и встала прямо перед встревоженным Джоном.
— Как ты думаешь, Джон, как они проводят время? — спросила она с хищным выражением лица.
— Гм… Они слушают музыку.
— Хорошо. А потом?
— Потом они разговаривают. Ты прекрасно знаешь, что Виктор может говорить.
— Не зови его Виктором, — истерично взвыла Аманда. Она замолчала, но быстро пришла в себя и добавила мягким, нежным голосом с ироничной ноткой, — таким образом, значит, они. слушают музыку, беседуют. Ты не думаешь, что они должны заниматься и другими вещами?
— Может быть. Я думаю, что он сможет также, плохо ли, хорошо ли, сыграть в покер или в шахматы…
— Какой ты наивный, Джон! Я говорю совсем о другом, о другом! Ты понимаешь меня? Джон отшатнулся от нее.
— Берегись, Аманда! Ты переходишь все границы!
— Она сама это сказала! — с триумфом воскликнула Аманда.
— Ты лжешь! Она не могла сказать тебе такое!
— Тем не менее, это правда.
— Ты, должно быть, неправильно ее поняла.
— Ничего подобного. Послушай, Эдит определенно мне в этом не призналась, но я сама все прекрасно поняла. Вчера я почувствовала это по некоторым намекам, которые только мы, женщины, способны понять. Я бы скорее умерла; чем позволила этому чудовищу прикоснуться ко мне.